Интервью: Анастасия Скорондаева/РГ
В маленьком католическом городке Валсарб, что на севере Беларуси, живет девочка, которая видит умерших, общается с ними. Действие романа разворачивается то в конце двадцатого века, то в 1941-1944 годах, в зависимости от того, куда главную героиню приводят те, кто когда-то жил здесь, а ныне не может обрести покой, оставшись безымянными, без памятников и могил.
В небольшом поэтичном романе Хелена Побяржина говорит о том, как быть не таким, как все, об одиночестве, о нелюбви матери к своему ребенку и о болезненных исторических эпизодах прошлого.
О мистических совпадениях, возвращенных именах, несовершенстве памяти и красивом озерном крае мы поговорили с Хеленой.
Один из героев книги - известный исторический персонаж, который погиб во время Великой Отечественной войны под Браславом и чьей фамилии нет на братской могиле. Когда и как вы узнали об этом?
Хелена Побяржина: Я узнала об этом лет в восемнадцать, из воспоминаний его тети. То есть так же, как моя героиня, но значительно позже и при других обстоятельствах. Тогда я уже училась на филфаке и испытала потрясение, что так долго этого не знала, и никто в школе и городе об этом не говорит.
Почему решили посвятить ему книгу?
Хелена Побяржина: Я решила об этом написать давно, почти сразу после того, как узнала о его судьбе, потому что историей его семьи увлекалась с очень раннего возраста. Его мать - это мой самый любимый поэт - Марина Цветаева. Ну а книгу я посвятила, как вы, наверное, уже догадались, Георгию Эфрону.
Роман необычный начиная с названия, а ваша героиня постоянно пропадает в "чаще зеркальных слов"… Вы с детства играете словами?
Хелена Побяржина: Слова я вижу, наверное, немного иначе, чем многие другие люди. Когда я говорю: вижу, это не оговорка. Мне сложно воспринимать информацию на слух, слова будто зависают в воздухе и никуда не исчезают, я увлекаюсь и начинаю их препарировать на смыслы и корни, подбирать длинные синонимичные ряды, вслушиваться в сонорные звуки и теряюсь, и часто теряю нить рассказа или вопроса, оттого при разговоре очень косноязычна. Знаю, что даже знакомые и близкие считают такие мои "зависания" неким позерством и актерством. Поэтому никогда ни с кем это так, по-настоящему, не обсуждала. Зато во время письма всё становится на свои места, и я резко умнею (Смеется). А играю со словами, наверное, с тех пор, как в школе началось словообразование.
Из книги, да и из ваших ответов складывается ощущение, что героиню вы писали с себя. Насколько роман автобиографичен?
Хелена Побяржина: Мой роман - это не автобиография от слова "совсем", как начали беспочвенно писать в рецензиях на роман. В какой-то степени я согласна с термином автофикшн, потому что некие присущие себе черты, действительно, передала девочке, потому что истории города и персонажей прошлого в книге реальны, потому что, повторюсь, разделила с героиней любовь к одной и той же исторической личности и словам.
Но все события, касающиеся семейной линии - вымышлены, это фантазийная реконструкция фамильной хроники, и, конечно, задушевные разговоры бабушки с одинокой девочкой и рассказы о гетто только прием.
В гетто было расстреляно около 4 000 человек...
Хелена Побяржина: Об этой странице истории я узнала лишь в мае прошлого года, когда для меня стало очевидно, что Браслав будет ещё одним действующим лицом книги, пришла в библиотеку, чтобы найти сведения об исконных названиях улиц, а узнала, что в Браславе было не просто некое старинное еврейское поселение, которое, увы, кануло в Лету, а холокост.
Роман написан в жанре магического реализма - девочка видит умерших, общается с ними. Кстати, перекликается с романом "Салюты на той стороне" Александры Шалашовой, тоже финалистки "Большой книги". А в реальной жизни вы когда-то сталкивались с мистическими явлениями?
Хелена Побяржина: Да, я постоянно сталкиваюсь с какими-то мистическими вещами, меня преследуют совпадения, снятся вещие сны, хоть в этом и неловко признаться. В наше время такие разговоры хороши для "Битвы экстрасенсов", и я понимаю, как это звучит, но не могу отрицать, что в моей жизни это существует, ведь как только я начинаю опровергать и искать какое-то рациональное начало в неподдающихся объяснениям вещах, как шквал мистики и чудес в мой адрес увеличивается.
Сам факт появления идеи "Валсарба" - мистика. Откуда и в какой момент возникли монологи девочки с солдатом, которые мне срочно понадобилось записать? Можно ли назвать случайностью то, что я узнала о гетто на родине - не раньше и не позже, а именно во время работы над книгой? Конечно, есть ощущение, что О н и - невинные жертвы - меня выбрали. А связь с героем-солдатом, ради которого я затеяла книгу, это нечто основополагающее в моей судьбе.
Об ужасах войны писали и такие белорусские авторы, как Василь Быков, Алесь Адамович, Светлана Алексиевич… Но едва ли найдется столь необычно наспанный с точки зрения художественного слова текст на эту тему, как у вас. А что для вас важнее - сюжет книги, ее тема или "звучание" текста?
Хелена Побяржина: Безусловно, звучание. Меня нельзя "купить" никакими обещаниями о потрясениях и сюжетных поворотах или заинтересовать любопытной темой, если книга скверно написана. К счастью, сейчас достаточно просто ориентироваться, чтобы понять - по душе ли тебе придется стиль письма определенного автора. Перед выходом книги в Интернете практически всегда можно отыскать ознакомительный фрагмент.
Ваш роман и о памяти. А так ли она совершенна? Современные реалии показывают, что годы проходят, а мы все так же легко забываем прошлое… И, как говорит ваша героиня - "эра милосердия почему-то никак не наступает"…
Хелена Побяржина: Да, она несовершенна, абсолютно точно. Но нельзя не заметить, что многое зависит и от носителей информации о памяти, коими мы являемся. Только начав работу над книгой, я поняла, что это - своеобразный вызов самой себе, человеку, который, как и многие другие, привык думать, будто от него ничего не зависит. Как показывают практика и история, люди скорее не делают, чем делают какие-либо выводы и не учатся на ошибках прошлого. Люди и на своих ошибках не всегда учатся. Наверное, так они устроены. Всё, что вольно или невольно возвращается из забвения, чаще выступает лишь триггером, такой болезненной точкой внутри сознания человека, он повертит, покрутит эту вновь приобретенную информацию о чудовищных моментах прошлого и снова помещает ее - эту информацию - вглубь подсознания. А потом идёт пить чай, на работу или в гости.
Или писать книгу…
Хелена Побяржина: О том, как вернуть имя известного человека на братское захоронение Браслава, я думала всю сознательную жизнь, но и о том, что я - "человек маленький", думала тоже. И "человек маленький" вместе со страхом быть непонятым и неуверенностью в себе раньше всегда побеждал. Но Время, которое мы не выбирали, наступило и призвало к решительным действиям. Да, память несовершенна. Но ее нужно почаще вытаскивать на свет божий и стирать с нее пыль. И если большее из того, что ты можешь сейчас сделать, это написать книгу, значит, ты должен ее написать.
Браслав - небольшой город, по фотографиям (я тут же бросилась их смотреть) очень красивый…
Хелена Побяржина: Браслав - невероятно красивый озёрный край. Здесь находится национальный парк, лесные животные временами бродят посреди города. В любой момент лисица может перейти вам дорогу, лось проникнуть в ваш сад и полакомиться урожаем, а лебедь приземлиться на грядку наряду с многочисленными аистами.
Вы как-то сказали, что живете по непопулярному в ХХI веке завету Толстого: "Если можешь не писать, не пиши". А попадание дебютного романа в финал крупнейшей российской премии не переубедило вас?
Хелена Побяржина: Попадание в финал премии убедило меня в том, что я не просто всю жизнь пишу какие-то рифмы, какие-то слова, а что я действительно существую. Иногда, признаться, я начинала сомневаться в этом.
И могу сказать, что нет, напротив, я ещё сильнее теперь убеждена в том, что лучше быть автором нескольких талантливо написанных книг, чем строчить без остановки что-то маловразумительное в погоне за премиями, с надеждой не растерять читательскую любовь и, упаси боже, не свергнуться с пьедестала. Во всяком случае, все мои любимые гении были малопродуктивными. Мне кажется, приятнее, когда сожалеют о том, что писатель недосказал, чем когда мечтают о том, чтобы он замолчал.
Моветон спрашивать о планах. Но как не спросить, когда очень хочется прочитать следующий ваш роман. Он ведь уже пишется?
Хелена Побяржина: Роман пишется, настолько активно, насколько позволяет время, могу сказать, что большая часть текста у меня есть и дело движется к финалу. Сейчас я пытаюсь подобрать верный тон для окончания книги, роман получается очень нелинейный по действию и энергозатратный по содержанию. Рассказать сюжет в двух словах не получится, в нем тоже заключена загадка, которую нельзя спойлерить, и я заранее с ужасом представляю, насколько нелегко будет написать аннотацию для этой уже совсем другой, нежели "Валсарб", истории, которая, однако, также затронет вопросы жизни и смерти, призвания, инаковости и одиночества, только от лица взрослых героинь.