Автор: Мария Мельникова, г. Санкт-Петербург
БИБЛИОТЕКА
Тихо, стараясь не шуметь, Саша приоткрыла дверь и выскользнула в темноту. Невероятно медленно, удерживая язычок замка от предательского щелканья, отпустила ручку двери и выдохнула. Оказывается весь путь из класса она проделала, задержав дыхание. Ещё бы — меньше всего ей хотелось привлечь к своему неожиданному освобождению ещё больше внимания.
Развернувшись, она внимательно посмотрела налево, потом направо, как-будто перед ней был не пустой темный коридор, а дорога, которую она планировала перебежать в неположенном месте. Вряд ли Саша опасалась быть сбитой неизвестно откуда взявшимся в коридоре автобусом, скорее, она осмотрелась, чтобы принять решение, где провести оставшиеся до конца урока полчаса. Скорчив на лице неопределенную гримасу, выражающую, судя по всему, презрительное пренебрежение к убогому выбору — либо направо, либо налево — она поправила лямки рюкзака и неохотно побрела налево, в рекреацию.
Желудок неприятно сжался, то ли от голода — она опять забыла позавтракать — то ли от беспокойства. Обдумывая произошедшее, Саша залезла на подоконник и мрачно уставилась на свои бездумно покачивающиеся ноги в синих кедах. Она понимала, что химичка хотела сделать ей приятно, как-то выделить, но в этом то и была основная проблема — меньше всего Саша хотела выделяться. Сменив четыре школы она знала, что в школьной иерархии не так много правил, но есть одно незыблемое — те, кто отличается, становятся изгоями.
Ситуация и правда сложилась нетипичная. Получив контрольную работу, Саша, как всегда, начала решать задачи сразу на чистовик. Закончив свой вариант, она подняла глаза на часы, висящие над дверью, и обнаружила, что от начала урока прошло всего 10 минут. Оглядевшись, она вздохнула и взялась за второй вариант. Можно было бы предположить, что у Сашеньки талант к химии, потому усредненные контрольные задачи давались ей слишком легко, но всё было гораздо хуже — то же повторялось и на физике, и на алгебре, и даже на черчении.
Классе в пятом она вдруг явственно поняла, что отличается от других детей. Взрослые таких обычно либо недолюбливают и называют всезнайками, либо же восхищенно но с некой толикой сочувствия умиляются. Саша придерживалась третьей точки зрения и воспринимала свой ум как хроническую болезнь, лишающую её радости общения со сверстниками и обладающую неприятными симптомами: одержимостью неуместными вопросами (в последнее время, например, её мучил такой «Может ли человек быть действительно счастливым?», не самый подходящий для подростка, согласитесь) и тревожащим чувством неопределенности, выраставшем порой в страх. Это отвратительное паническое состояние напоминало ей, как однажды, в детстве, она потерялась в лесу. Увлеклась, собирая лягодки, как она их тогда называла, и вдруг оказалась одна. Ей стало так страшно, что её никто никогда не найдет, и она навсегда останется здесь одна-одинешенька, что она даже забыла, чему её учила бабушка — если потерялась, кричи. Она просто прислонилась щёчкой к теплой и бесконечно высокой сосне, гладила её и слушала как шумит лес. Конечно, её нашли очень быстро, и бабушка, обнимая её всю дорогу домой, приговаривала: «Бедный мой лапа-растяпа. Что же ты молчала?».
Был и ещё один симптом — скука. Она как хищный зверь неотступно преследовала девочку уже много месяцев, караулила за каждым поворотом времени. Вот и сейчас, отложив ручку, она почувствовала её приближение и спряталась в созерцании гипнотически парящей белой тюлевой занавески. Саше почти удалось раствориться в её плавных движениях, стать ею, отдыхая от себя, когда голос учительницы, каким-то образом оказавшейся у её парты, превратил занавеску обратно в девочку.
— Сашенька, ты закончила? Давай посмотрю. — Елена Михайловна быстро пробежала работу глазами, бросила на Сашу удовлетворенный взгляд и сказала, — отлично! — Чуть подумала и добавила, — если хочешь, можешь идти.
— Но до конца урока…— Саша бросила быстрый взгляд на часы и одноклассников, поднявших головы от работ и заинтересованно смотревших на них, — ещё почти полчаса…
— Ну и что же? Ты молодец, — на этих словах она многозначительно обвела класс взглядом, — уже справилась, пойди почитай что-нибудь, зачем же ты будешь тут скучать? — забрав работу, она пошла к своему столу, а Саша, подхватив рюкзак, под удивленными и завистливыми взглядами класса пошла к выходу.
Вспомнив рекомендацию «почитать», Саша поморщилась и раздраженно дернула ногой, пиная собственную тень, стекавшую на пол с подоконника. Она научилась читать лет в пять и вплоть до седьмого класса читала как одержимая, проглатывая всё без разбора — книг у них дома была гора. Но в последнии два года это занятие, как впрочем и все остальные, не занимало её. Она, конечно, читала всё по программе, но никак не могла припомнить, что же её так привлекало в чтении раньше.
Последние несколько месяцев стало совсем невмоготу. Вернувшись из школы, она делала домашние дела — помыть посуду, вынести мусор, приготовить ужин — и ложилась спать до прихода родителей с работы, прячась во сне от вездесущей скуки и мучаясь по пробуждении от чувства стыда за невозможность использовать время с пользой. Понимая, что такое поведение может вызвать вопросы, она всегда ставила будильник и встречала родителей за столом, делая домашнюю работу. Потом шла «гулять с ребятами», сидела с одноклассниками и дворовыми в домике на детской площадке, попивая кем-то из старших принесенное пиво, смеясь над одними и теми же шутками и обсуждая нормальные темы.
Возможно, могли бы помочь внеклассные занятия, но с ними тоже всё как-то не складывалось. Художественная школа, музыкальная, шахматы, даже кружок робототехники — вот неполный список попыток. Везде Сашеньку неизменно хвалили и говорили, что есть потенциал, а она неизменно бросала.
Родители спорили, уговаривали, пытались понять, в чём причина, но она ничего не объясняла, просто говорила, что не хочет. Да и как было объяснить, что она первая была бы рада, если бы в одном из этих занятий нашла свою правду? Что это значит, она и сама не до конца понимала. Знала только, что это должно быть что-то, что она делала бы только для себя, не для того, чтобы добиться успеха — её воротило от этого слова — а чтобы чувствовать, что делаешь настоящее. Саша пока еще только пыталась разобраться, что с ней происходит, но мы то с вами понимаем, что на лицо типичный диагноз — неопределенность предназначения.
По-прежнему сидя на подоконнике и настойчиво рассматривая свои ноги, Саша задумалась вдруг о том, что это ведь только кажется, что всё имеет границы, но на самом деле, это всего лишь точка зрения. К счастью, громко заурчавший живот отвлек её от мыслей, опасно близких к дзен-буддизму, и побудил к активным действиям.
Она решила наудачу заскочить в столовую — может открыто. Спустившись на этаж, она выглянула в коридор — вдруг там что-то интересное — и споткнулась взглядом о прямоугольник света, упавший на пол из открытой двери библиотеки. План по изменению маршрута был утвержден мгновенно.
Зайдя в безлюдный сейчас кабинет, Саша подошла к стойке, отделяющей крошечную, на пять парт, зону для читателей от рабочего пространства библиотекаря. На стойке стоял перекидной календарь, сообщая, что сегодня 18 марта, и сопровождая этот факт глубокомысленным изречением: «Слова нужны, чтобы поймать мысль: когда мысль поймана про слова забывают. Как бы мне найти человека, забывшего про слова, — и поговорить с ним!». Цитата, судя по всему, принадлежала некоему Чжуан-цзы, который раскосо вглядывался в потенциальных читателей с мартовской страницы.
— ТатьянЯкольна, здрасьте! — приглушенное приветствие, отправленное наугад вглубь книгохранилища, через секунду материализовало прямо перед Сашей крошечную старушку в массивных очках, делавших глаза несуразно большими.
— Сашенька, ты как тут? — удивление округлило глаза и приподняло кустистые бровки Татьяны Яковлевны, придав выражению её лица что-то совиное.
— Да вот… с урока отпустили, писали контрольную, я как-то быстро справилась, — Саша пожала плечами и неловко улыбнулась. Библиотекарша ей нравилась, каждый раз когда она её видела у той был одновременно деловитый, благожелательный и неизменно довольный вид.
— Ясно-ясно, молодец, что пришла, да ты ведь, наверное, голодная? — она озабоченно всмотрелась в Сашино лицо, ища признаки истощения.
— Нет-нет, что Вы, я плотно позавтракала, спасибо, — Саша убедительно помотала головой, — я так зашла, чтобы не скучать.
— Ну чаю всё же ты со мной выпьешь, я как раз заварила, — она сделала приглашающий жест рукой и пошла обратно вглубь библиотеки, давая понять, что обсуждать тут нечего. Обернувшись на Сашу, застывшую в нерешительности у стойки, Татьяна Яковлевна пристально посмотрела на неё и пресекла любые возражения финальным аргументом, — с печеньем.
Пройдя за ней следом, Саша оказалась в комнатке, где теснились деревянный стол, пара стульев, и небольшая тумбочка, на которой доминирующее положение занимал электрочайник. На столе и правда все было готово к чаепитию — вазочка с печеньем, заварочный чайничек и чайная пара, подпевавшая ему сине-цветочным узором.
— Садись-садись, — ТатьянЯкольна уютно суетилась, внося коррективы в количество участников чаепития, успевая однако задавать вопросы — рассказывай, как у тебя дела, слышала ты ездила на олимпиады по биологии и геометрии? Как прошло? — она вдруг замерла, словно припоминая что-то важное, — Сахар? Нет? — одобрительный кивок, — правильно, я тоже всё отучаюсь.
Саша, примостившись на краю стула, аккуратно подвинула в сторону лежавшую перед ней книгу, бросив взгляд на обложку — интересно, что в свободное время читают библиотекари — «Фрэнни и Зуи» Дж. Д. Сэлинджер.
— Читала? — Саша отрицательно покачала головой, — а я вот решила перечитать, вспомнить, каково это, не быть старой, — она округло хохотнула и, наконец, села, придвинув Саше кружку, — ты ко мне совсем не заходишь, Сашенька, что ты сейчас читаешь, расскажи?
— Да у нас дома книг много, и времени совсем нет… — она прихлебнула чай и, чуть помедлив, спросила— а вы давно тут работаете?
— Тут-то? Думаю, лет пятнадцать, а библиотекарем, — она задумчиво сощурилась в поисках ответа, — ох, страшно сказать, все сорок, — и рассыпалась тихим ухающим смехом.
— И что Вам… нравится? — Саша уточнила вопрос, обведя глазами окружающее их пространство.
— Конечно, милая! Это ведь моё предназначение — под недоверчивым Сашиным взглядом она, подумав, добавила, — сущность моей работы — помогать другим научиться читать, кажется мне очень важной… Как по-твоему, зачем вообще читать?
— Чтобы занять время? Узнать что-то новое? — Саша пожала плечами, — Чтобы быть хорошим человеком, знать как поступать правильно?
— Ты права, всё это по чуть-чуть, но важнее другое — чтение на даёт ответов, оно ставит вопросы, ответы на который нужно искать в жизни, — она помолчала, подбирая слова, — знаешь, как говорят, чтобы научиться писать, сперва нужно научиться читать. Думаю, читая мы учимся писать свою жизнь, превращаемся из персонажа в автора своей истории, — глянув на Сашу, она встрепенулась, улыбнулась, упруго подскочила со стула и, стряхнув с груди пару крошек, сказала — ох, совсем я тебя заморочила, пойдем-ка, ты ведь никогда не была по эту сторону.
Пропустив девочку вперед в книгохранилище, библиотекарь дала ей пару секунд, чтобы впечатлиться увиденным, хотя между нами говоря, это было самое обычное школьное книгохранилище. Ну разве что свет был необычайно теплым и деликатным, оставляя достаточно место теням, которые в свою очередь делали атмосферу какой-то доверительной.
— Ты знала, что в школьной библиотеке такое количество книг, что даже за всю жизнь их все прочитать не получится? — заглянув в Сашино лицо, она удовлетворенно кивнула, — но можно постараться, настоящий писатель ведь пишет, чтобы оставить в нас что-то прекрасное, какой-то след на странице, — она скрылась между стеллажей и продолжала оттуда, — это важно. Когда мы читаем — мы меняем мир, по-крайней мере, внутри себя.
Саша задумчиво провела кончиками пальцев по корешкам книг и принюхалась к сладковато-пыльному запаху.
— А еще, знаешь, я очень люблю ходить в лес — ТатьянЯкольна вдруг появилась в противоположном конце хранилища и стремительно приближалась с толстой черной книгой в руках, — а тут он всегда со мной, это ведь всё — она мягко провела рукой в воздухе, — деревья. Не совсем по возрасту, — она оценивающе посмотрела на Сашу, — но, думаю, тебе как раз впору, держи, — она посмотрела на маленькие часики, — я побегу, большая перемена начинается, а ты, если хочешь, осмотрись, чувствуй себя как дома.
Саша осталась одна. Постояла, прислушиваясь к нараставшему снаружи гомону, и прошла между стеллажей вглубь. Села на пол, прислонившись к книжному шкафу, открыла книгу наугад и позволила случайным словам найти её глаза: «Ты напрасно думаешь, малышка, что мы можем выбирать или делать то, что хотим, требовать каких-то условий для счастья. Главное, видишь ли, это воля к счастью, постоянное и напряженное его осмысление».