02.03.2024
Выбор шеф-редактора

На грани весны. Выбор шеф-редактора

Книги между "гендерными" праздниками — юные драконихи, престарелые кофеманы и китайские напасти

Текст: Михаил Визель

Алексей Сальников. "Когната"

  • М.: Букмейт, 2024

Яркий образчик современного подхода к книгоизданию: новое полномасштабное произведение одного из интереснейших современных русских сочинителей, лауреата и финалиста литературных премий и т.д., вышло изначально не бумажной книгой, а сериалом из восьми эпизодов на сервисе цифровых книг BookMate, причем одновременно в аудио- и цифровом формате. И только ближе к осени нам обещают традиционную бумажную книгу. Причем и количество эпизодов, и их длина явно свидетельствуют: Алексей Сальников действовал в строгом соответствии с выданным ему формальным техзаданием. Что ему, профессиональному писателю, нимало не в упрек, а только в похвалу.

Что же не до формы, а до содержания — мой коллега уже сделал подробный разбор; мне остается только добавить, что, конечно, ex ungue leonem: уникальный дар Сальникова создавать мир, во всем похожий на наш обыденный, даже как бы неяркий и полустертый, но при этом совершенно фантастический, проявился здесь вполне. В его лишенных крыл и когтей, зато с избытком наделенных понтами и обидками драконов и дракониц не то что "веришь", а просто понимаешь — да, они действительно среди нас. И — да уже не мы ли сами?!

Как и понимаешь другое: автор громоздит все эти фантастические допущения, выстраивает причудливый сеттинг с загадочным Зеркалом, отдающим Зоной Тарковского, не для того, чтобы спрятаться от действительности 2024 года, а наоборот, чтобы описать ее, ставшую фантастической, как можно точнее.

Даниэль Бергер. "Кофе с перцем"

  • М.: АСТ, РЕШ, 2024. – 224 c.

Новая книга жительствующего в Киргизстане 40-летнего кинематографиста в каком-то смысле продолжает его уверенную дебютную книгу «О нечисти и не только», а в каком-то смысле является ее полной противоположностью. Там — дюжина формально не связанных между собой рассказов, герои которых — древние мифологические существа, попавшие в сугубо современные реалистические обстоятельства, здесь — реальные турецкие города, Стамбул и Фетхие, и реалистические вроде бы герои — но их плотно связанные перипетии воспринимаются как переплетенные притчи. Там — в основе сюжета с нечистью и чертовщиной большей частью забавные казусы, здесь подоплекой пряной восточной сказки, замешанной на трех стихиях — кофе, крови и перце, оказывается изощренно задуманное и реализованное (или сорвавшееся в последний момент?!) политическое убийство.

Но главное, что заставляет говорить о преемственности — изумления достойная мастеровитость, устойчиво демонстрируемая неизвестным доселе и не рвущимся к публичности автором. Как и уверенное знание турецких реалий, заставляющее предположить близкое и долгое знакомство с этой страной. Называть его "киргизским Павичем" явно бестактно, во-первых, потому, что сама формула "H. — наш N." выражает второсортность этого Н., а во-вторых, потому что имя Даниэль Бергер — явно не тюркское, а скорее немецкое (вероятно, предки его оказались в Киргизстане в сталинскую эпоху не по своей воле). Но то, что у возрождаемой "Русской премии" появился явный первый претендент — несомненно.

Амели Нотомб. "Жажда". "Книга сестер"

  • Перевод с французского Ирины Стаф, Ирины Кузнецовой
  • М.: АСТ, Corpus, 2023. – 224 с.

Мрачные и саркастичные фантазии когдатошней "готической принцессы" французской литературы бельгийки Нотомб давно перестали пугать и скандализировать, как перестали делать это подведенные тушью глазки и песни-страшилки рок-дедушки Оззи. Но в отличие от него, она в расцвете писательских лет и продолжает в безумном темпе выдавать всё новое и интересное.

На сей раз под одной обложкой нам представляют два небольших романа, 2019 и 2022 годов. Герой-рассказчик первого из них — не кто иной, как Иисус Христос. Причем это не булгаковский Иешуа и т.д., а вполне католический Иисус, в описании поступков которого, строго следующим Евангелиям, самый строгий догматик не нашел бы крамолы — если бы, разумеется, повествование не велось от первого лица.

Подобно проповеднику, автор отталкивается от евангельского стиха Иоанна 4:14: "А кто будет пить воду, которую Я дам ему, тот не будет жаждать вовек". Только трактует его весьма своеобразно: "Попробуйте проделать такой опыт: после того как вы долго умирали от жажды, не пейте всю кружку залпом. Отхлебните, подержите воду во рту несколько секунд, прежде чем проглотить. Измерьте это изумленное восхищение. Оно и есть Бог". Ну что, ж, как говорится, можно и так сказать.

Второй роман — прокрученная словно на ускоренной перемотке жизнь двух сестер, Тристаны и Летиции, от рождения в семидесятые годы до 40+ в современности. Скорость перемотки еще словно заострила, придала шаржевости изначально гипертрофированным чертам сестер — юного гения, вытребовавшую себе у родителей сестренку, и саму эту сестренку, со временем ее обогнавшую — и того сугубо французского (несмотря на увлечение английским роком) мира, в котором прошла их жизнь. Технически она длится, но всё-таки — прошла.

Янь Лянькэ. Когда солнце погасло

  • Пер. с китайского Алины Перловой
  • СПб.: Polyandria NoAge, 2024. — 384 с.

Романы этого современного китайского писателя — это почти соцреализм: фантастический по форме, народный содержанию. В данном случае — история о том, как в городке под воздействием внезапной эпидемии жители оказались поражены лунатизмом — и начали воротить дел.


  • — Дурачок Няньнянь, слыхал новость.
  • — Какую.
  • — Скажу — испугаешься до смерти.
  • — Какую новость.
  • — Серьезно, испугаешься до смерти.
  • — Ну.
  • — Говорят, в Гаотяне народ заснобродил.
  • — Чего.
  • — В Гаотяне народ заснобродил.
  • — Только и всего.
  • — Не один человек снобродит. Сразу много. Десяток, полтора десятка человек. Говорят, Деревяха Чжан во сне пошел на свое гумно пшеницу молотить. А потом во сне подобрал там арматуру, вернулся с ней домой и забил до смерти Кирпичного Вана, который с его женой куролесил. Проломил Кирпичному Вану башку своей арматурой. И откуда Деревяха узнал, что его жена привела домой Кирпичного Вана. Нарисовался со своей арматурой и забил Кирпичного Вана до смерти.
  • — И все.
  • — И все. Убил человека, пока снобродил. Наяву у него духу бы не хватило. Няньнянь, ты у нас любишь читать, вот скажи, если человек нарушил закон, пока снобродил, будут его судить или не будут. Хорошо, если не будут. Иначе все удовольствие насмарку.

Современная китайская литература, так не похожая на стихи Ду Фу и "Сон в Красном тереме", нам пока что непривычна, но надо привыкать. Интересная деталь: романы Янь Ланькэ подвергаются цензуре, а оин из них вообще запрещен в Китае... и преспокойно вышел на соседнем "капиталистическом" Тайване. А сам автор преспокойно продолжает жить в Пекине. Китайский коммунизм — к нему тоже надо привыкать.

Павел Носачев. "Очарование тайны. Эзотеризм и массовая культура"

  • М.: НЛО, 2024. — 456 с.

Зайдя сегодня по известному делу в обувную мастерскую, я прислушался к бухтящему, как принято во всех российских мастерских, телевизору, и с изумлением обнаружил, что там на каком-то дневном ток-шоу на полном серьезе спрашивают мнение по насущнейшему политическому вопросу... у астролога! Причем того самого (той самой), чье имя у меня на слуху со времен далекого студенчества. Я изменился, она — нет.

Кажется, трудно подобрать более наглядное свидетельство актуальности темы книги доктора философских наук, профессора Школы философии и культурологии НИУ ВШЭ. Но, конечно, он "копает" куда глубже, чем принято в подобных шоу. И вообще, книга его — сугубо научная. Хотя сам предмет научного рассмотрения широк и красочен: от Лавкрафта до Розы Негарестани, от Алехандро Ходоровски до Дэвида Линча, от знатных оккультистов Джимми Пейджа и Dead can Dance до "Оргии праведников". Свято место пусто не бывает: в нем частенько заводятся бесы. Хотя, конечно, сам ученый автор избегает подобной неточной терминологии.