Текст: Дмитрий Шеваров
- Дай нам руку в непогоду,
- Помоги в немой борьбе!
Александр Блок — Александру Пушкину
"Он чувствовал свое время" — так мы говорим о Баратынском, о Тютчеве, о Блоке. Говорим всегда о ком-то далеком, не о себе.
А мы? — чувствуем ли свое время? И надо ли его вообще чувствовать? Быть может, куда проще прожить, не соотнося себя с происходящим?
Психологи обычно советуют не переживать то, на что ты не можешь повлиять. Получается, что чувствовать свое время — и опасно, и вредно. Ведь нельзя чувствовать, не переживая.
Да, на переживания за все беды никакого сердца не хватит. Но что делать, если в душе человека заложена эта потребность — чувствовать свое время, ощущать ответственность за него перед детьми, пытаться понять свое место в потоке времени?
Можно, конечно, надеть на себя шлем виртуальной реальности, но можно ли прожить в нем всю жизнь? Что ж, и такое, наверное, бывает, но такое никогда не случится с Поэтом.
Без мучительного проживания выпавшей тебе эпохи, без острого сострадания своим современникам — поэт не состоится как Поэт. "Грусть мира поручена стихам", — говорил Георгий Адамович.
Если общество посадить в колбу и закрыть пробку, оно выживет. А вот поэт задохнется, как задохнулись Пушкин, Лермонтов, Блок и Гена Шпаликов... Музыка не живет в колбе.
Воля, которой так чаял Пушкин, — это вольный воздух как между обществом и властью, так и между землей и небом, когда скрипит калитка, качается качель, листья бросаются под ноги. Поэту необходимо чувствовать вкус дождя.
Прекрасна ностальгия, но поэт жаждет не только вспоминать о любви, но и любить здесь и сейчас.
Поэт, быть может, и рад бы обмануться, но по природе своей он не способен принять телевизионную картинку за чистую монету — слишком сильна в нем интуиция. Как человек он может быть легковерным, доверчивым как дитя, но в стихах — никогда.
.Мои сегодняшние заметки вызваны чтением двух замечательных книг: "Разговор о Блоке" Николая Крыщука и сборник стихотворений поэтов русской эмиграции.
Замечательность этих книг в том, что над ними хорошо думается не только о судьбах поэтов, но и о жизни вообще. О том, что выпавшее тебе время не горше того, что переживали Блок и его ровесники-поэты. И тогда понимаешь: ты не один. Рядом с тобой русские поэты. В любую непогоду они подадут тебе руку — так Блоку в голоде, холоде и смуте подавал руку Пушкин.
Николай Крыщук размышляет: "Блок отдавал себе отчет о времени, в котором живет, и о том, что ждет Россию... И, может быть, сегодня мы более всего нуждаемся именно в таком поэте... В поэте, который однажды записал в дневнике: "...чем наглей насилие, тем прочнее замыкается человек в старом..."
Завершая свою прекрасную книгу о Блоке, Николай Крыщук пишет: "Мы только люди, и драма внутреннего разлада между собственным представлением о правде, красоте, справедливостью и действительностью известна каждому. Если разлад постоянен, ежедневен и выхода из него не предвидится, жить становится невыносимо... Поэт чувствует неполноту в отъединенности и замкнутости, он хочет жить в ладу, в любви с другими людьми..."
Эта волна гармонии, заложенная в гениальных стихах (пусть даже самых грустных), выносит нас из внутреннего разлада, из одиночества и плена ностальгии — к людям. И в эту минуту кажется, что любить так легко. И невозможно — не любить.
Из предисловия к антологии поэзии русской эмиграции составителя Оксаны Смирновой
Наш сборник посвящен поэтам послереволюционной волны эмиграции, и почти все включенные в него стихи написаны до Второй мировой войны. Они принадлежат эпохе, которую называют латинским словом Interbellum ("между войн"), одновременно праздничной и трагичной... Если говорить о принципах отбора, то мы старались выбрать самых ярких авторов, которые... живо отозвались бы в душах наших современников, были бы им понятны и близки...
Судьбы поэтов были разными, но есть в них одна общая черта: все они больше всего хотели вновь оказаться на родине — хотя бы своими стихами. Это нужно не только поэтам, но и нам, читателям.
Среди уехавших мы видим множество прекрасных, настоящих, состоявшихся поэтов... Их струны прозвучали чисто, но негромко. Но лирика быть громкой и не обязана. О жизни души обычно незачем кричать.
Антология
- У нас не спросят: вы грешили?
- Нас спросят лишь: любили ль вы?
- Не поднимая головы,
- Мы скажем горько: — Да, увы,
- Любили... Как еще любили!..
- Анатолий Штейгер
* * *
- Спасибо, жизнь, за то, что ты была,
- За все сиянья, сумраки и зори,
- За мшистый бок тяжелого ствола
- И легкий парус в лиловатом море.
- За все богатство дружбы и любви,
- И тонкий холод одиноких бдений,
- И за броженье светлое в крови
- Готовых зазвучать стихотворений.
- Со всем прощаясь и не помня зла —
- Спасибо, жизнь, за то, что ты была!
- Лидия Алексеева
- 1930-е
* * *
- Я начал жить в бессмыслицу войны,
- Едва лишь возмужал, расправил плечи.
- Как будто для того мы рождены,
- Чтобы себя и всех вокруг калечить!
- Вагон товарный заменял нам дом,
- Минуты перемирий — полустанки,
- Чтобы успеть сходить за кипятком,
- Съесть корку хлеба, просушить портянки...
- Любовь, роняя угольки тепла,
- Дымила, тлела... и не разгоралась.
- Вслед за войной война другая шла...
- Жизнь кончилась. Бессмыслица осталась.
- Александр Перфильев
- 1930-е
* * *
- Кричат на улице, играя, дети,
- И в окна веет свежая весна.
- Пройдет когда-нибудь, как все на свете,
- И эта безысходная война.
- Но уж не теми смотрим мы глазами
- На года вечный кругооборот.
- Мы видели развалины и пламя.
- И пепла тусклого на всем налет.
- Душа скорбит, и жизнью воскрешенной
- Навряд ли мир развеселит ее.
- Скорбит душа, как Лазарь искушенный,
- Познавший смерть и снова бытие.
- Вера Булич
- 1942
* * *
- В сущности, так немного
- Мы просим себе у Бога:
- Любовь и заброшенный дом,
- Луну над старым прудом
- И розовый куст у порога.
- Чтоб розы цвели, цвели,
- Чтоб пели в ночи соловьи,
- Чтоб темные очи твои
- Не подымались с земли…
- Немного? Но просишь года,
- А в Сене бежит вода
- Зеленая, как всегда.
- И слышится с неба ответ
- Не ясный. Ни да, ни нет.
- Анатолий Штейгер
- 1930
* * *
- Так зябко было. И моя рука
- Тепла искала у тебя в кармане.
- Мы проходили мимо кабачка,
- Где надрывались тощие цыгане.
- Вошли и столик заняли в углу,
- Так хорошо — опять на нашем месте.
- Мы радовались чадному теплу,
- Тому, что вновь, на целый вечер вместе.
- Мы заказали красного вина,
- О чем-то говорили и молчали,
- А музыка цыганская полна
- Была извечной страсти и печали.
- Теперь ничто не манит впереди,
- Одна зола осталась от пожара.
- Теперь за нашим столиком сидит
- Другая очарованная пара.
- Лидия Алексеева
- 1930 (?)