Текст: Денис Безносов
1. Kiley Reid. Come and Get It
Bloomsbury, 2024
В первом романе Кайли Рид Such a Fun Age героиня работала няней в обеспеченной белой семье с отцом-телевизионщиком и матерью-блогером, которая, разумеется, гордилась своей толерантностью и нанимала себе в прислугу исключительно афроамериканцев. Героиню там обвиняли в похищении ребенка, и повсюду маячил латентный расизм, в том числе в личной жизни — вроде как ухажер питал к ней интерес в основном из-за цвета ее кожи.
Во втором романе Рид берется за рассуждения о социальном неравенстве. Главная героиня Come and Get It, двадцатичетырехлетняя Милли, мечтает о покупке собственного жилья и, чтобы отложить на него денег, трудится в кампусе Арканзасского Университета. Жизнь сводит ее с тридцатисемилетней преподавательницей Агатой, сбежавшей сюда из Чикаго от неудачных романтических отношений. Агата собирает материал для книги, и поскольку студенты, подходящие под нужные для исследования типажи, живут в общаге по соседству с Милли, преподавательница платит ей за возможность сидеть и подслушивать их разговоры у нее в ванной. Ожидаемо, что через пару недель их отношения становятся весьма тесными.
Кампусовский мир в романе предстает социально-контрастным, как бы намекающим на остальную Америку. Привилегированные дети из обеспеченных семей пренебрежительно отзываются о прочем обделенном благами сброде, о мигрантах и почти обо всех чужаках. В университетских аудиториях и коридорах они играют роли законопослушных и толерантно-эмпатичных борцов за равенство, но в комнатах, где их разговоров никто не слышит, могут себе позволить говорить и думать, что захочется.
Come and Get It — сатирическое и довольно-таки прямолинейное высказывание о хорошо известных противоречиях современного общества. Когда в социальных сетях и прямых эфирах говорится одно, а в кулуарах другое, подчас противоположное. Когда подавляющее большинство агрессивно выступает за справедливость и равноправие, но потом само же культивирует старую добрую сегрегацию — по тому или иному признаку. Из-за такой незамысловатости второй роман Рид (в еще бóльшей степени, чем первый) напоминает второсортный подростковый сериал, у которого уже трейлер кажется избыточным.
2. Andrew McMillan. Pity
Canongate, 2024
В середине 1980-х произошло одно из главных событий в истории британской промышленности и в целом новейшей экономики — забастовка шахтеров, вызвавшая в дальнейшем раскол в обществе. Одни воспринимали ее как национальную трагедию, другие — как триумфальную идеологическую победу Тэтчер и Консервативной партии. Дебютный роман британского поэта Эндрю Макмиллана не рассказывает о забастовке напрямую, однако событие и его связь со многими рабочими городками (в том числе с родным для поэта Южным Йоркширом) выступает своеобразной объединяющей темой.
Pity — полифоническая мозаика из голосов жителей Йоркшира, Барнсли, Шеффилда и прочих шахтерских городков. Протагонистов в романе четыре — братья Алекс и Брайан, сын Брайна Саймон и его приятель Райан. Их голоса звучат вперемешку с голосами случайных местных жителей и заезжающих извне наблюдателей. Например, встречаются свидетельства группы исследователей, прибывших в Барнсли, чтобы собрать данные для проекта к годовщине некоей разразившейся в этих местах пятьдесят лет назад катастрофе. Есть здесь и совокупный, выделенный графически курсивом рефрен — неделимый на отдельные «я» хор шахтеров, бредущих на работу.
Однако роман Макмиллана скорее притворяется социальным. Это не повествование о рабочем быте, не производственная хроника, даже не вполне размышление о событиях относительно недавней британской истории. Скорее это выстроенное по поэтическим законам исследование человека внутри враждебной среды, человека внутри никому на самом деле не интересной катастрофы, человека внутри предельно консервативного общества, из которого ни при каких обстоятельствах не получается выбраться.
Герои Макмиллана (те, что непохожи на большинство) вынуждены вести двойные жизни, изображать из себя нечто, допустимое социумом, и прятать истинные переживания (в том числе сексуальные) куда подальше. Происходящее с ними обязательно будет замечено, потому что в маленьких провинциальных городках все всё про всех знают. И точно так же, как они ощущают себя лишними и плененными в изолированной реальности, лишними себя в большой стране видят прочие затравленные голоса безликих людей. Pity — роман о сравнении себя с другими, навязчивом чувстве, что не пригодился, именно где родился.
3. Joy Williams. Concerning the Future of Souls: 99 Stories of Azrael
Tuskar Rock, 2024
У ангела Азраила, переносящего души, как Харон, из мира живых в мир мертвых, четыре тысячи крыльев. Он толком не общается с Иисусом, а к Богу и вовсе почти не захаживает. Зато ему частенько приходится беседовать с Дьяволом, который, кстати, каждый день надевает новые туфли. Тем временем Азраил обеспокоен исчезновением лесов («потому что лес когда-то был живым существом, но больше таким не будет»), а судьбами человечества не очень. К тому же он подозревает, что человечество вот-вот закончится («они пытались разрушить все до основания, и вроде как у них получилось»), хотя Богу до этого нет дела: «Существование чего-то не отличается от его отсутствия», — говорит он.
Но чаще всего Азраилу приходится общаться с душами умерших. Иные диалоги бессмысленны и кратки, не касаются ничего важного и даже не задерживаются в памяти, а какие-то полны вполне себе глубоких суждений. Скажем, размышления о глубинной неразличимости всего живого — людей, животных, растений, любых одушевленных объектов. А некоторые из собеседников — и вовсе достаточно известные на земле люди: Дилан Томас, Владимир Набоков и Томас Мёртон (и в основном — почему-то — мужчины).
Азраил и сам много рефлексирует о бытии и его составляющих — о поэзии Рильке и морской свинке Роберта Лоуэлла, о живописи Иоганна Генриха Тишбейна и графике Гюстава Доре, о теологической дихотомии знания и понимания, о рассудочности и чувственности, о философии памяти Анри Бергсона и аргументации непорочного зачатия у Дунса Скота. «Ты видишь сновидение согласно одному порядку, но помнишь его согласно другому, — сказал спокойно Азраил, — чтобы облегчить его понимание».
Джой Уильямс соединяет в своем творчестве элементы южной готики со свойственной ветхозаветностью и горькой сатирой (то есть условную линию Кормака Маккарти) с абсурдистским чудачеством и религиозной метафизикой. Сконструированный ею мир всегда одновременно неуютен и искажен, как кривое зеркало, и чрезвычайно осязаем, даже если речь заходит о крайне умозрительном содержании. Concerning the Future of Souls — не роман, но и не сборник рассказов. Ближайший жанр, пожалуй, — сатирические диалоги, пользовавшиеся популярностью, например, на рубеже XVIII-XIX вв., в которых мифологические персонажи рассуждали о насущном. У Уильямс жанр такого диалога, несмотря на шутки, приобретает жутковато-эсхатологическое содержание, как бы предупреждающее о ближайшем будущем.
4. Orlando Whitfield. All That Glitters: A Story of Friendship, Fraud and Fine Art
Profile, 2024
В 2020 году тридцатичетырёхлетний арт-дилер Иниго Филбрик был вывезен из Вануату, где скрывался от преследования, в Нью-Йорк и приговорен к семи годам тюремного заключения за многочисленные мошенничества, связанные с куплей-продажей произведений современного искусства. В общей сложности на разного рода махинациях он заработал около 86 миллионов долларов. Среди самых знаменитых полотен, которые помогли Филбрику обрести состояние, числились Humidity Жана-Мишеля Баския и безымянная картина Кристофера Вула. В общей сложности за свою карьеру — при помощи переговоров и харизмы — ему удалось удачно перепродать 29 живописных шедевров.
У Орландо Уитфилда (в действительности работавшего некоторое время на Филбрика) опальный арт-дилер обретает поистине кинематографичные черты. В балансирующем на грани фикшна-нонфишна All That Glitters рассказывается о постепенном восхождении Великого Гэтсби-Филбрика. Уже во время учебы в университете он отличается богатой эрудицией и тонким вкусом, разбирается в тенденциях актуального искусства и знает имена, которых как будто никто за пределами арт-рынка не знает. Он берется манипулировать произведениями искусства случайно, как бы само собой.
Вот Филбрик чудом устраивается в галерею White Cube и мастерски уговаривает руководство отдать ему в управление дочернюю Modern Collections, занимающуюся так называемым вторичным рынком искусства (то есть через посредников, а не напрямую от художников). Вот он невзначай и не особо утруждаясь заводит знакомство с известным арт-куратором Норманом Розенталем, занимающимся продвижением современной немецкой классики — от Базелица до Кифера. Вот он — опять-таки с невероятной легкостью — умудряется уговорить знаменитый дуэт британских авангардистов Гилберта и Джорджа показать ему несколько ранних работ, которые никогда не покидали студии в Ист-Энде.
Уитфилд (или рассказчик, притворяющийся Уитфилдом) рассказывает о старшем друге с некоторым восхищением. Однако разочарование, в жизни и в жанре, неизбежно. Герои ссорятся, протагонист решает действовать самостоятельно, но так до конца и не может отделаться от граничащего с одержимостью увлечения Филбриком. Из-за такой двоящейся, не то художественной, не то реальной реальности чрезвычайно трудно разобраться, где правда переходит в вымысел, чему можно верить, а чему — не стоит. То есть устроена книга примерно как речь самого Филбрика, умеющая кого угодно убедить, что у него дома, на чердаке хранится первоклассный подлинник Пикассо.
5. Olga Tokarczuk. The Empusium (translated by Antonia Lloyd-Jones)
Fitzcarraldo, 2024
Эмпусой в греческой мифологии называли мифическое существо, нечто вроде женщины-вампира, демона из свиты Гекаты. Эмпуса часто предстает в виде призрака и способна перевоплощаться в ослицу, собаку, корову, но, разумеется, опаснее всего в образе прекрасной, манящей девушки. При дневном свете эмпуса прячется, а по ночам пьет кровь у спящих, похищает детей, душит девушек и юношей. (Среди прочего, эмпуса упоминается в «Лягушках» Аристофана.)
В новом романе Ольги Токарчук (который так и назван — «Эмпусиум») эмпуса обитает на полной умиротворения волшебной горе Томаса Манна, куда накануне Первой мировой отправляется главный герой, львовский студент Мышеслав Войниш. Здесь, посреди Судетской долины, доктор Герман Бремер основал туберкулезный санаторий, один из лучших в Европе. Вместе с протагонистом у Бремера лечат легкие католический священник, венский социалист, немецкий искусствовед, тайный полицейский агент и многие другие чудаковатые обитатели начала ХХ века. И пока они ходят на процедуры и обсуждают религию-политику-культуру и особенно женскую натуру, из тайного укрытия за ними наблюдает, дожидаясь своего часа, страшная эмпуса.
До некоторых пор «Эмпусиум» действительно кажется парафразом «Волшебной горы» — совпадает и завязка, и время, и приблизительное место действия. Это тоже роман воспитания, тоже притча о конце прежнего мира и его столкновении с войной, тоже метафизическое исследование сути человечества. Однако у Токарчук хрестоматийная манновская история (или ситуация) приобретает магико-реалистичные черты и в конце концов оборачивается психологическим триллером. То есть выходит крайне органичная для польской писательницы книга, как бы сочетающая в себе и «Правек», и «Веди свой плуг по костям мертвецов».
В романе два рассказчика, за каждым из которых закреплено время повествования. Сам Войниш говорит от первого лица и в прошедшем времени — он делится событиями, свидетелем которых ему предстояло стать. Второй рассказчик — мистически-необъяснимое «мы», некий сонм неразличимых (закадровый хор греческой трагедии?) или растворенные в горном воздухе духи, или другие эмпусы, спрятанные в лесах у подножья. «Мы» говорит в настоящем, передавая непосредственную динамику событий, подглядывания, преследования. И такая одновременность событий прошлого и настоящего, пожалуй, становится центральной темой романа, написанного, как всегда, мастерски.