Текст: Татьяна Шипилова, Фёдор Косичкин
Фильм Шона Бейкера стал триумфатором 97-й церемонии вручении "Оскаров": из шести номинаций он получил пять, при этом сам режиссер является и сценаристом, и продюсером, что позволило ему взять в руки сразу четыре статуэтки из шести, на которые была номинирована его "Анора". Номинация на "Оскар" первого российского актера – Юры Борисова, у которого сейчас следует проект за проектом, от озвучивания Кота Бегемота до изображения "нашего всего", – будет обсуждаться очень долго. Лауреатство предсказуемо ушло к Кирану Калкину – но русский миллениал вдруг покорил мир.
Сюжет как бы кивает на "Золушку" и "Красотку", в ряд с которыми встает главная героиня, стриптизерша Анора, выскакивающая замуж за сынка олигарха из России, – но этот последний, в исполнении другого актера из России, Марка Эдельштейна, вполне архетипичен: такие герои, великовозрастные лоботрясы, уверенные, что "папа всё разрулит", известны с того момента, как древнерусская словесность оформилась в русскую литературу – то есть со времен Фонвизина и по сей день. Да и только ли в России известны подобные типы?
Вспомним таких героев
1. Сын Иван. "Бригадир", Денис Фонвизин
Эта пьеса сродни мольеровской "санта-барбаре", когда все друг в друга влюбились, запутались, потом вроде как распутались, но как будто не до конца – концовка почему-то все равно выглядит слегка приоткрытой, вопреки строгим правилам классицизма.
Главный герой Иванушка у Фонвизина иногда очень сильно напоминает, собственно, Иванушку-дурачка, который съездил в Париж и вернулся к родным осинам. Он то и дело вставляет в свою речь французские слова, что выглядит комично не только потому, что читатель, причем как века XVIII, так и века XXI, этих слов особо не знает (французский в моду у русских дворян войдет несколько позже), но и потому что Иванушка кичится своей французскостью при ультра-русском отце.
- J'en suis d'accord, на что грамматика! Я сам писывал тысячу бильеду, и мне кажется, что свет мой, душа моя, adieu, ma reine можно сказать, не заглядывая в грамматику.
И не понимает, как комична была его потуга на "французский лоск" в глазах самих французов:
- С ы н. В Париже все почитали меня так, как я заслуживаю. Куда бы я ни приходил, везде или я один говорил, или все обо мне говорили. Все моим разговором восхищались. Где меня ни видали, везде у всех радость являлася на лицах, и часто, не могши ее скрыть, декларировали ее таким чрезвычайным смехом, который прямо показывал, что они обо мне думают.
Мачеха же, наоборот, в восторге от "парижских" манер "сыночка", что потом и приводит к сложному любовному многоугольнику, а нам напомнит сверхкомичную версию то ли "Федры", то ли "Эдипа", то ли и того, и другого вместе.
На самом же деле эта пьеса точно и весьма современно обозначает проблему "русскости" и "зарубежности": с одной стороны, Петр I прорубил окно в Европу и заставил в каждом немце видеть учителя и наставника для русских недорослей; с другой же – этой заграничной кичливости стало в какой-то момент так много, что от нее пришлось отбиваться уже в следующем поколении риторическими недоумениями грибоедовского Чацкого – "воскреснем ли когда от чужевластья мод?!"
2. Пиковая дама. Александр Пушкин
Старуха-графиня в молодости, "лет 60 назад", блистала и мотала в Париже.
- Народ бегал за нею, чтоб увидеть la Vénus moscovite; Ришелье за нею волочился, и бабушка уверяет, что он чуть было не застрелился от ее жестокости.
"Чуть", как говорится, не считается; а вот то, что "в полгода они издержали полмиллиона", очень даже считается. Впрочем, сама будущая бабушка никакого счета и удержа не знала.
- В то время дамы играли в фараон. Однажды при дворе она проиграла на слово герцогу Орлеанскому что-то очень много.
"Что-то" – понятие очень широкое. Какое разительное отличие с небогатым Германном, который ставит на карту не сорок, не пятьдесят, а ровно сорок семь тысяч – всё, что смог скопить.
3. Анатоль Курагин. "Война и мир", Лев Толстой
Главный мажор русской литературы, безусловно, Анатоль – сын знатного и влиятельного чиновника Василия Курагина, успевший отметиться неловким сватовством и к Марье Болконской, и неудачной попыткой похитить Наташу Ростову. Толстой описывает его кутежи в российских столицах (из Петербурга за историю с привязанным к квартальному медведем его выслали, в Москве же его знали все цыгане округи), но учился и воспитывался Анатоль за границей. Причем, в противоположность Пьеру, не в швейцарском пансионе, а во Франции – и вывез оттуда не энциклопедизм, а либертинаж. Даже скоропалительная "лас-вегасская" женитьба на полячке не смогла приструнить молодого князя: поэтому он просто платил свекру за молчание, продолжая соблазнять всех налево и направо.
Роман, собственно, начинается с сокрушенных жалоб Василия Курагина по поводу того, что младший сын Анатоль со своими выходками обходится папеньке в кругленькую сумму – 40 тысяч! По нашим временам – порядка 20 миллионов. Толстой не ленится напоминать читателю, что Анатоль – глупый, недалекий, легкомысленный и проч., и проч., чтобы сильнее подчеркнуть его антиподство с Андреем Болконским, но все же невозможно не заметить в Анатоле и привлекательные черты – он дружелюбен, легок в общении, самовлюблен до какого-то очаровательнейшего абсолюта. Он, по сути, точно так же, как Наташа, не удостаивает быть умным, только вот если девушке такое прощается, мужчине – нет. И все же… и все же есть в этой его глупости очаровательная непосредственность.
- Анатоль был не находчив, не быстр и не красноречив в разговорах, но у него зато была драгоценная для света способность спокойствия и ничем не изменяемая уверенность. Замолчи при первом знакомстве несамоуверенный человек и выкажи сознание неприличности этого молчания и желание найти что-нибудь, и будет нехорошо; но Анатоль молчал, покачивал ногой, весело наблюдая прическу княжны. Видно было, что он так спокойно мог молчать очень долго. «Ежели кому неловко от молчания, так разговаривайте, а мне не хочется», как будто говорил его вид. Кроме того, в обращении с женщинами у Анатоля была та манера, которая более всего внушает в женщинах любопытство, страх и даже любовь, – манера презрительного сознания своего превосходства.
4. Вэл Ростов. "Любовь в ночи", Фрэнсис Скотт Фицджеральд
Кто может рассказать про кутеж лучше, чем главный кутила века джаза! В корпусе его многочисленных рассказов, которые легли в основу джазовой эстетики 20-х годов XX века, имеется очень яркий обаятельный русский герой, носящий, по неслучайному совпадению, фамилию любимой толстовской героини: Вэл Ростов, на секундочку, отец которого – "внук великого князя – «Серж Грозный» – и двоюродный брат в третьем ряду родословной самого царя"!
Какую красивую счастливую картинку описывает Фицджеральд:
- В праздничную эпоху накануне войны русские на континенте жили, конечно, весело. Из трех наций, избравших для своих увеселений декорации Южной Франции, лишь они умели легко и непринужденно жить на «широкую ногу». Англичане были чересчур практичны, а у американцев — хотя они тоже не считались с расходами — отсутствовали традиции по части романтики. Зато русские… Это были люди блестящие и величественные, словно римские патриции, да еще и богатые! К прибытию Ростовых в Канны в конце января все рестораторы телеграфировали на север, чтобы узнать, какие марки шампанского в этом сезоне жалует князь, а ювелиры снимали с витрин самые роскошные вещи, чтобы показать их ему — но не княгине! — приватно; в местной русской церкви устраивали генеральную уборку, после чего весь сезон она стояла по-праздничному украшенной — вдруг князю вздумается зайти за православным прощением своих грехов? Даже Средиземное море весенними вечерами послушно окрашивалось в насыщенный винный цвет, а по акватории неторопливо и изящно курсировали рыбачьи лодки с алыми, словно грудки снегирей, парусами. (Пер. с англ. Сергея Сухарева)
У молодого Вэла даже случается красивая любовная история... Но во всем этом уже чувствуется какая-то натужность, читатель без ошибок угадывает, что вечно так продолжаться не может, что всему этому придет конец. И он приходит. Вэл в буквальном смысле вдруг сваливается из князи в грязи, а если точнее – в таксисты.
Но самое обворожительное в этом рассказе Фицджеральда – неизъяснимое уважение к русскому обедневшему князю, который с тоской вспоминает свою счастливую юность, когда, казалось, вся Америка работала на него и зелеными американскими долларами оплачивалась широта русской щедрой души. По законам жанра рассказов Фицджеральда, концовка романтичная, даже сентиментальная, но в ней нет насмешки, нет в ней авторской иронии над неудачником, погнавшимся за американской мечтой. В ней есть какая-то неизъяснимая благодарность русского человека тому шансу, который вдруг ему выпадает. Почему своим соотечественникам этой погони за богатством Скотти никогда не прощал, а русскому простил – непонятно. Возможно, именно потому, что русскость меряется вовсе не деньгами...
5. Алекс Николаев. "Как тебе такое, Iron Musk?", Игорь Савельев
Переход от Толстого и Фитцджеральда к нашему 40-летнему современнику может удивить и даже обескуражить, но его герой Алекс – мажор в самом точном и современном смысле слова: сын крупного российского чиновника, беззаботно "учащийся" в Кембридже – пока папенька срочно и спешно не выдергивает его обратно на родину. Зачем?!
- – Русские цари всегда приглашали к себе сыновей, чтобы убить.
- Сейчас Тео валялся на «личном пространстве» и мрачно шутил, уставившись в потолок. Он был здоровый, как горный хребет, не умещался на кровати и съезжал ногами в пол. А мелкая кучерявая растительность на ногах, мощных бедрах - как лес.
- Становой хребет. Опорный край державы.
- — Дай-ка угадаю. Тебе понравилась картина про Ивана Грозного.
- – Петр Великий тоже так сделал.
- – Нет, он вроде не убивал… Ха, и такая картина тоже есть! Что-то про допрос царевича. Ты что, облазил в инете всю Третьяковку?…
- Тео принялся артикулировать Тrеtуоkovka с разной степенью устрашения, иногда демонически хохоча, а Алекс продолжил складывать вещи.
Недоумевает герой, до определенного момента недоумевает и читатель. А в нынешнем 2025 году недоумение от чтения романа 2020 года только нарастает – но кто скажет, что такая реакция вредит литературному произведению.