Текст: Павел Басинский/РГ
Сто двадцать лет назад, в начале 1905 года, в "Сборнике товарищества "Знание" вышел один из самых известных рассказов Леонида Андреева "Красный смех". Поводом к его написанию была Русско-японская война.
Конфликт интересов России и Японии в Корее и Маньчжурии возник задолго до этого, и Николай II понимал, что война неизбежна, но думал, что она начнется не раньше 1905 года. В декабре 1903 года Генштаб доложил государю, что Япония полностью готова к войне, но никаких экстренных мер не было принято. А в ночь на 27 февраля 1904 года японский флот без объявления войны напал на русскую эскадру. В мае японцы высадились на Квантунский полуостров и перерезали железнодорожное сообщение Порт-Артура с Россией. В августе началась осада крепости, а в декабре ее гарнизон сдался.
Сдачей Порт-Артура был возмущен даже пацифист Лев Толстой, вспомнивший героическую оборону Севастополя в 1854-1855 годах. В дневнике от 31 декабря 1904 года он пишет: "Сдача Порт-Артура огорчила меня, мне больно".
Рассказ Андреева был написан в конце 1904 года, после сражения под Мукденом, самого кровопролитного в этой войне, где потери с обеих сторон составили свыше 160 000 солдат и офицеров.
Но сам Андреев на фронте не был. Это к вопросу, можно ли писать о войне, не дожидаясь, пока она станет историей, и можно ли писать о ней людям, не воевавшим. Можно. Но в качестве исключения из правила. Напомню, что одно из самых значительных произведений о Великой Отечественной - повесть "Живи и помни" - написал не воевавший Валентин Распутин.
Толчком к написанию рассказа для Андреева стал случайный образ. В августе 1904 года, находясь с женой в Ялте, он писал Горькому: "А нынче вечером возле нашей дачи взрывом ранило двух турок, одного, кажется, смертельно, вырвало глаз и пр. И эти двое забивали бурку (шурф для закладки взрывчатки. - П.Б.), когда от искры произошел взрыв. И я видел, как несли одного из них, весь он, как тряпка, лицо - сплошная кровь, и он улыбался странной улыбкой, так как был он без памяти. Должно быть, мускулы как-нибудь сократились, и получилась эта скверная, красная улыбка".
Замыслив "Красный смех" как отражение ужаса войны, Андреев работал по ночам и доводил себя до состояния безумия, до буквальных галлюцинаций. В письме к М.П. Неведомскому он признавался: "Вы поверите: когда часа в 2-3 я кончал работать, вокруг меня все плясало, какие-то тени мелькали, я видел себя и свою тень на стенах и белизну дверей в темноте. Почти все время, пока я писал, у меня было сердцебиение - а раз, опять-таки ночью, я вдруг страшно почувствовал, что голова моя не выдержала и я схожу с ума. Ужасное чувство!"
Этот творческий эксперимент над самим собой был небезопасен, и поэтому в кабинете писателя целыми ночами без сна проводила его жена Александра Михайловна.
Андреев писал рассказ девять ночей. А серьезно болел после этого восемь месяцев. Он рассказывал В.В. Вересаеву: "Восемь месяцев голова моя была разбита, я не мог работать и думал, что и никогда не в состоянии буду. А были дни, когда прямо - вот-вот с ума сойду!"
Летом 1905 года Андреевы сняли дачу в Финляндии. И здесь "маленькая женщина с большой волей", как называла жену брата его сестра Римма, всерьез переживала за рассудок своего мужа. Она не давала ему оставаться одному, все время тащила его - поедем к Илье Репину, поедем туда-то...
Что же такое "Красный смех"? И почему этот рассказ до сих пор вызывает споры и оказывается в эпицентре любых разговоров о Леониде Андрееве?
"Мы читали "Красный смех" под Мукденом, под гром орудий и взрывы снарядов, и - смеялись, - вспоминал Вересаев, служивший на фронте врачом. - Настолько неверен основной тон рассказа: упущена из виду самая страшная и самая спасительная особенность человека - способность ко всему привыкать".
Наверное, воевавший человек имел право на такое мнение. Но хотел ли сам писатель учитывать эту спасительную особенность человека "ко всему привыкать"?
Это рассказ даже не о войне. Во всяком случае - не свидетельство о войне, которого и не мог дать Андреев, ее не видевший. Он написан не о войне, а самой войною. Она и есть автор этого рассказа, тот ее мистический дух, как его представлял себе писатель, разгоняя свое воображение до экстаза.
В черновом варианте рассказ начинался не так, как было в окончательном тексте.
"Уже давно не было войны, и люди стали забывать о ней. Те, кто сами дрались когда-то, состарились и многое позабыли, а то, что они помнили, было очень обыкновенно, очень просто и походило на всегдашнюю мирную жизнь. Остальные знали о войне только из книг, и казалась она страшною и в ужасе своем захватывающе красивою, как сказка. И многим хотелось отведать войны и ужасами ее насытить беспокойное любопытство - они забыли, что такое война, и не знали, что такое они сами, люди долгих мирных лет и разумной жизни. Часто грозили войною, часто вызывали из тьмы ее грозно-обольстительный образ и, напугав самих себя и людей, легко и быстро мирились и удовлетворенно продолжали свою разумную и спокойную жизнь. Уходил во тьму грозно-обольстительный образ, неясный и призрачный, и такой послушный, как слуга. И снова являлся, когда его звали, - такой послушный, как будто всегда, каждую минуту, чутко ждал он за стеною, чутко ждал".
Конечно, такое начало рассказа было не ко времени, когда все газеты пестрели сообщениями с театра военных действий. Рассказ опережал свое время, с которым Андреев всегда был не в ладах.