Текст: Дмитрий Шеваров
- ...Знаете, я не понимаю, как можно проходить мимо дерева и не быть счастливым, что видишь его? Говорить с человеком и не быть счастливым, что любишь его!..
- Из монолога князя Мышкина (Ф.М. Достоевский. «Идиот»)
Моим ровесникам и мне Рильке открылся через Пастернака, через стихотворение, переведенное Борисом Леонидовичем:
- Я зачитался, я читал давно,
- с тех пор как дождь пошёл хлестать в окно.
- Весь с головою в чтение уйдя,
- не слышал я дождя...
И вот сколько лет прошло, а тот дождь всё хлещет в окно, и я вижу нас, книжных мальчиков и девочек 1970-80-х, читавших до утра, засыпавших в обнимку с книгами и не заметивших, как прошли теплые летние ливни и ударили морозы, и холод стал сковывать большую страну и маленькие сердца.
И холод сковал бы многих из нас навсегда, если бы несколько имен не продолжали звучать в душе, как отзвук отрочества, как напоминание о том, что и мы когда-то рвались к небу, к истине и жили чем-то сейчас для нас недоступным.
* * *
…Рильке приехал в Россию в апреле 1899 года. Москва встречала 23-летнего австрийского поэта пасхальным перезвоном.
Чтобы представить, как выглядел Рильке в ту пору, вспомним о ...князе Мышкине: «Молодой человек роста немного повыше среднего, очень белокур, густоволос, со впалыми щеками и с легонькою, востренькою, почти совершенно белою бородкой. Глаза его были большие, голубые и пристальные... Лицо приятное, тонкое и сухое...»
Внешность героя Достоевского почти во всех подробностях совпадает с теми описаниями, какие оставили о Рильке его русские знакомые.
Но дело даже не в поразительном внешнем сходстве героя романа «Идиот» и Рильке, а в их глубоком духовном тождестве.
Князь Мышкин всегда говорил «тихим и примиряющим голосом». А вот что вспоминает о Рильке Марта Фогелер: «Разговор его был тих и исполнен совершенной простоты… Он занимал столь мало места, что справедливо будет сказать, что в комнате лишь вибрировала его духовная атмосфера...»*
У Достоевского князь возвращается на родину после нескольких лет лечения в швейцарском санатории. Рильке же впервые в России, но так же, как князь Мышкин, чувствует себя очнувшимся на родине после долгой болезни.
Легко упрекнуть Рильке в том, что он смотрел на нашу страну в розовых очках. Пройдет всего несколько лет, и кроткие русские крестьяне будут жечь помещичьи усадьбы, а потом под лозунгом пролетарского братства начнется братоубийственная гражданская война. Да, Рильке нас идеализировал, но ведь он любил. Так князь Мышкин любил Настасью Филипповну.
Рильке пишет из России: «Я рассматривал древние русские иконы, изучал изображения Христа и мадонн православной церкви... Мне кажется, что эти вещи имеют громадное значение; это даже то единственное, что имеет смысл знать...»
Ход размышлений Рильке удивительно напоминает монологи князя Мышкина. Во всяком случае Рильке лучше всех понял бы смысл того, о чем так страстно толкует герой Достоевского: «Сущность религиозного чувства ни под какие рассуждения… не подходит; тут что-то не то, и вечно будет не то; тут что-то такое, обо что вечно будут скользить атеизмы и вечно будут не про то говорить. Но главное то, что всего яснее и скорее на русском сердце это заметишь...»
Рильке покинул Россию 18 июня 1899 года.
Десять месяцев он готовился к новой поездке в Россию. Записался на русское отделение одного из немецких университетов и регулярно посещал лекции. Ежедневно два-три часа посвящал чтению в подлиннике русских авторов, прежде всего Тургенева и Достоевского.
7 мая 1900 года Рильке вновь в России. Изучает Софийский и Владимирский соборы в Киеве. На пароходе «Александр Невский» плывет по Волге. Несколько дней живет в деревне Кресты-Богородское под Ярославлем, а потом отправляется к поэту Спиридону Дрожжину в тверскую деревню Низовка. В Петербурге Рильке занимается в Публичной библиотеке и Русском музее.
В душе Рильке происходит какая-то удивительная мобилизация. Ему кажется, что с помощью России можно объяснить миру что-то самое важное.
«Я хочу всё объяснить, всё, всё, всё! О да! Вы думаете, я утопист? Идеолог? О нет, у меня, ей-богу, всё такие простые мысли...» Так говорит князь Мышкин в конце романа, и письма Рильке из России наполнены тем же жгучим стремлением поделиться истиной.
Рильке всеми силами пытался переубедить тех, кто указывал на лень русского человека, на то, что огромная империя на Востоке бесконечно отстала от цивилизованного Запада: «Быть может, русский человек для того и сотворен, чтобы, дав человеческой истории пройти мимо, войти после этого в гармонию вещей своим поющим сердцем. Он должен лишь подождать, потерпеть и, словно скрипач, которому еще не подан знак, сидеть в оркестре, осторожно удерживая свой инструмент, чтобы ничего с ним не случилось...»
Если в качестве последнего довода собеседник указывал на ужасные русские дороги, на грязь и нищету русской деревни, Рильке парировал: «Не подумайте, что существует хотя бы одна русская деревня, сколь бы она ни была бедна и жалка, способная изменить мое мнение о России и мои чувства к ней. Я думаю, что количество грязи повсюду одно и то же, и там, где она (как в нашей культуре) не видна, то это всего лишь означает, что она удалилась в духовную сферу, что много хуже!..»
После отъезда из России в конце августа 1900 года Рильке пишет восемь стихотворений на русском языке. Обдумывает окончательный переезд в Россию и в 1902 году пишет А.С. Суворину, владельцу газеты «Новое время»: «Моя жена не знает России, но я много рассказывал ей о Вашей стране, и она готова оставить свою родину, которая ей тоже стала чужда, и переселиться вместе со мной в Вашу страну – на мою духовную родину...»
А вот из другого письма Суворину: «Я бы продолжал думать, что везде обречен оставаться одиноким, потерянным и лишним, если бы дважды не побывал в России, где узнал, что и у меня есть родина, что на земле есть край, где я мог бы пустить корни, и есть народ, который я мог бы полюбить – который люблю...»
Поэт надеялся, что известный меценат и влиятельный издатель предложит ему работу корреспондента или переводчика, но Суворин даже не потрудился ответить на его письма.
Рильке, кажется, не умел обижаться. Оставив хлопоты о переезде, Рильке взялся за перевод на немецкий «Слова о полку Игореве». И это в ту пору, когда его ровесники в России штудировали Маркса и зачитывались Ницше. По письмам видно, как терпеливо Рильке пытался обратить мысли своих русских поклонниц к России, но где там...
Из письма Рильке – Елене Ворониной, 27 июля 1899 года: «Не читайте так много по-немецки, дражайшая Елена; прошу вас, оставьте Ницше. Уезжайте поскорее в деревню, купите кусок земли и ждите счастья. Ничто из того, что идет извне, не пригодится России...»
В 1919 году Рильке переводит стихотворение Лермонтова «Выхожу один я на дорогу»…
Роман «Идиот» завершается тем, что после пережитого в России князь Мышкин вновь оказывается в швейцарской психиатрической клинике профессора Шнейдера (его настоящая фамилия: Гуггенбюль). Кажется, уже навсегда.
Рильке умирает в 1926 году от лейкемии в швейцарской клинике Valmont на берегу Женевского озера.
Что же искал в России родившийся в Праге австриец, чье полное имя Рене Карл Вильгельм Иоганн Йозеф Мария Рильке? Как ему удалось понять нашу родину глубже и тоньше, чем нам самим?
И как получилось, что молодой немецкий поэт страстно полюбил Россию именно в тот момент, когда многие русские люди разлюбили свою страну?..
Это, кажется, навсегда останется тайной.
- «Мне на праздник»
- «Книга о монашеской жизни»
- «Песнь о любви и смерти корнета Кристофа Рильке»
- «Книга о паломничестве»
- «Книга о бедности и смерти»
- «Истории о Господе Боге»
- «Книга картин»
- «Часослов»
- «Дуинские элегии»
- «Сонеты к Орфею»
- «Письма к молодому поэту»
Утро
- И помнишь ты как розы молодые
- Когда их видишь утром раньше всех.
- Все наше близко. Дали голубые
- И никому не нужно грех.
- Вот первый день и мы вставали
- Из руки Божья где мы спали –
- Как долго, не могу сказать.
- Все прошлое былина стало
- И это было очень мало
- И мы теперь должны начать.
- Что будет? ты не беспокойся
- И от погибели не бойся.
- Ведь даже смерть только предлог.
- Что еще хочешь за ответа?
- Да будут ночи полны лета
- И дни сияющего света
- И будем мы и будет Бог.
Песня
- Я иду, иду и все еще кругом
- Родина твоя ветреная даль
- Я иду, иду и я забыл о том,
- Что прежде других краев знал.
- И как теперь далеко от меня
- Большие дни у южного моря,
- Сладкие ночи майского заката.
- Там пусто все и весело.
- И вот... Темнеет Бог...
- Страдающий народ пришел к нему
- И брал его как брата.
Лицо
- Родился бы я простым мужиком,
- то жил бы с большим просторным лицом:
- в моих чертах не доносил бы я,
- что думать трудно и чего нельзя
- сказать...
- И только руки наполнились бы
- моею любовью и моим терпеньем,—
- но днем работой-то закрылись бы,
- ночь запирала б их моленьем.
- Никто кругом бы не узнал — кто я.
- Я постарел, и моя голова
- плавала на груди вниз, да с теченьем.
- Как будто мягче кажется она.
- Я понимал, что близко день разлуки,
- и я открыл, как книгу, мои руки
- и оба клал на щеки, рот и лоб...
- Пустые сниму их, кладу их в гроб,—
- но на моем лице узнают внуки
- все, что я был... но все-таки не я;
- в этих чертах и радости и муки
- огромные и сильнее меня:
- вот, это вечное лицо труда.
Старик
- Все на полях: избушка уж привык
- к этому одиночеству, дыхает
- и лаская, как няня, лотушает
- плачущего ребенка тихий крик.
- На печке, как бы спал, лежал старик,
- думал о том, чего теперь уж нет,—
- и говорил бы, был бы как поэт.
- Но он молчит; даст мир ему Господь.
- И между сердца своего и рот
- пространство, море... уж темнеет кровь
- и милая, красавица любовь
- идет в груди больш'тысячи годов
- и не нашла себе губы,— и -вновь
- она узнала, что спасенья нет,
- что бедная толпа усталых слов,
- чужая, мимо проходила в свет.
* * *
- Я так устал от тяжбы больных дней
- пустая ночь безветренных полей
- лежит над тишиной моих очей.
- Мой сердце начинал как соловей,
- но досказать не мог свой слова;
- теперь молчанье свое слышу я —
- оно растет как в ночи страх
- темнеет как последний ах
- забытого умершего ребенка.
- * * *
- Я так один. Никто не понимает
- молчанье: голос моих длинных дней
- и ветра нет, который открывает
- большие небеса моих очей.
- Перед окном огромный день чужой
- край города; какой-нибудь большой
- лежит и ждет. Думаю: это я?
- Чего я жду? И где моя душа?
Не пишите стихов о любви, избегайте вначале тех форм, которые давно изведаны и знакомы; они – самые трудные: нужна большая зрелая сила, чтобы создать свое там, где во множестве есть хорошие, и нередко замечательные, образцы. Ищите спасения от общих тем в том, что Вам дает Ваша повседневная жизнь; пишите о Ваших печалях и желаниях, о мимолетных мыслях и о вере в какую-то красоту, – пишите об этом с проникновенной, тихой, смиренной искренностью и, чтобы выразить себя, обращайтесь к вещам, которые Вас окружают, к образам Ваших снов и предметам воспоминаний.
…Если у Вас нет общего с другими людьми, будьте ближе к вещам, и они Вас не покинут: ведь вам еще остались ночи, и ветры, которые шумят над кронами деревьев и над многими странами; и по-прежнему живут своей скрытой жизнью вещи и звери, и Вам дозволено будет в ней участвовать, и дети остались такими же, каким и Вы были ребенком, такими же грустными и счастливыми. Припомнив Ваше детство, Вы снова начнете жизнь среди них, среди одиноких детей, а взрослые не стоят ничего, и вся их гордость ничего не значит.