06.04.2015
Я читаю

Я читаю. Евгений Ройзман

Мэр Екатеринбурга Евгений Ройзман рассказал о поэтах, которых он перечитывает к 9 Мая

Текст: Наталья Соколова/РГ

Фото: Павел Лисицын/РИА Новости

Евгений Ройзман: Времени на чтение не так много. Читаю в основном в самолетах, но быстро и сразу несколько книг. Из последних книг, которые я прочитал, Стивен Кинг «Мертвая зона». Совершенно случайно вернулся к книге, которая меня потрясла еще в 1984 году. У нас она выходила тогда в журнале «Иностранная литература». У главного героя есть дар предвидения: перед ним появляется Гитлер, пока он неизвестен никому. Но герой в отличие от остальных точно знает, кем Гитлер станет впоследствии. Ведь дар его еще никогда не обманывал. Он точно знает, что он станет настоящим Гитлером и уничтожит полмира. Перед главным героем встает выбор - или промолчать, или взять на себя ответственность и его уничтожить. Я через 30 лет перечитал книгу, и многое увидел в ней по-другому.

Одно из последних литературных впечатлений - «Обитель» Захара Прилепина. Я по образованию историк, и поэтому читал книгу Юрия Бродского о Соловках и воспоминания Дмитрия Лихачева о Соловках. Прилепин также был знаком с этими книгами, когда писал свою «Обитель». Книга многоплановая. Я ее прочитал, но не могу сказать, что на одном дыхании.

Одновременно я прочитал Диму Быкова «Советская литература. Расширенный курс». Очень хорошая, остроумная книга. Совершенно иной взгляд на многих писателей, и для меня эта книга особенно ценна тем, что захотелось прочитать тех, кто в ней упомянут.

Недавно Михаил Веллер подарил мне свою последнюю книгу «Бомж». Весьма натуралистичное произведение. Жизнь как она есть, без прикрас. Я эту жизнь наблюдаю уже много лет. Книга показалась мне тяжеловатой. Все-таки тема специфическая. Главный герой — бывший создатель финансовой пирамиды, ныне прозябающий среди бездомных.

Недавно взял в руки книгу Бориса Слуцкого «Покуда над стихами плачут». Готовил к выпуску сборник и написал вступительную статью к нему Бенедикт Сарнов. Я очень уважительно отношусь к Бенедикту Сарнову и Слуцкого очень люблю. Книга получилась очень хорошей. Выбору Сарнова я доверяю. Кстати, периодически читаю Сарнова. Последнее, что прочитал у него, это трехтомник «Сталин и писатели».

У меня есть любимая серия Big Book - она для меня началась с «Шантарама» Грегори Робертса. Мне посоветовал прочитать эту книгу Саша Любимов. Могучая книга. Я благодарен ему за совет. Она меня задела. Главный герой — бывший наркоман и грабитель, сбежал из австралийской тюрьмы, где отбывал девятнадцатилетний срок. По фальшивому паспорту он приезжает в Бомбей, где заводит многочисленные знакомства, в том числе с местным криминалом. Следующей книгой из этой серии, которую я прочитал, стал «Путешественник» Гэри Дженнингса. Книга посвящена Марко Поло. Здесь опять пересечение с моим увлечением историей. Я смотрю на исторические события немного под другим углом, было интересно мнение Дженнингса. Потом взял в руки еще одну книгу Дженнингса - «Ацтек». Получил огромное удовольствие и понял, почему эта серия так интересно читается. В этих книгах много этнографических подробностей.

Скоро 9 мая. В это время мне хочется перечитывать военных поэтов. Есть хороший сборник «Советские поэты, павшие на Великой Отечественной войне». Еще раз возьму в руки Михаила Кульчицкого, Павла Когана, Семена Гудзенко. Обязательно посмотрю Семена Гудзенко, и, конечно, Иона Дегена «Стихи из планшета гвардии лейтенанта Иона Дегена». Знаменитые строчки Дегена:

Мой товарищ, в смертельной агонии

Не зови понапрасну друзей.

Дай-ка лучше согрею ладони я

Над дымящейся кровью твоей.

Ты не плачь, не стони, ты не маленький,

Ты не ранен, ты просто убит.

Дай на память сниму с тебя валенки.

Нам еще наступать предстоит.

Это поэзия она не альтернативная, она немного другая. Другой взгляд на войну.

В 2007 году издали переписку Виктора Астафьева. В сборник вошли в том числе его письма к Юрию Бондареву. Пожалуй, самые теплые письма в сборнике к Валентину Распутину. В книге много вкраплений - воспоминаний о войне, рассказ о том, как Астафьев писал книгу «Прокляты и убиты». Очень жесткие воспоминания, настоящие, есть над чем подумать, по-другому посмотрел на Астафьева.

А сейчас у меня на столе лежит книга Евгения Анисимова «Императорская Россия». Евгений Анисимов - доктор исторических наук. Книга посвящена эпохе дворцовых переворотов. XVIII век - мой самый любимый период в истории. В книге много добрых слов в адрес наших императоров. Другой взгляд на того же Потемкина, Шувалова. Больше всего мне понравился взгляд Анисимова на Екатерину Великую. Императрица, у которой не было русской крови. Немка, которая первая заговорила о правах человека в России, которая хотела выстроить все в стране как-то по-другому. Мне очень нравится ее поговорка, которую она часто повторяла: «Станем жить и дадим жить другим».

«РГ» Вспоминает отрывок из письма Виктора Астафьева к Вячеславу Кондратьеву:

28 декабря 1987 г., Красноярск.

В. Кондратьеву

Дорогой Вячеслав!

Прочитал в «Неделе» твой отлуп «наследникам». Зря ты их и себя утешаешь — все мы его «наследники», и, если бы не были таковыми, у него и у его сторожевых псов основы не было бы. Мы и жертвы, и претворители его. Я тоже только раз, перед нашей первой артподготовкой, видел на снарядах, приготовленных к заряжению, написанное «За Сталина», а «ура» вообще ни разу не слышал, хотя воевал в более благоприятные времена, на фронте, бестолково наступавшем, но это ничего не решает, Вячеслав. Все мы, все наши гены, косточки, кровь, даже говно наше пропитаны были временем и воздухом, сотворенным Сталиным. Мы и сейчас еще во многом его дети, хотя и стыдно даже себе в этом признаться. Слава богу, что уже не боимся, а лишь стыдимся.

Я совершенно сознательно не вступил на фронте в партию, хотя во время нашего стояния 1944 года политотделы, охваченные бурной деятельностью, махали после боя руками, клацали зубами и болтали своими языками, загоняя всех в партию, даже целые взводы делая коммунистическими. Не миновало это мероприятие и наш взвод, наполовину выбитый, а мы делали работу за целый взвод — война-то никуда не делась. Делали хуже, чем укокошенный взвод, копали уже и неглубоко, разведку вели тяп-ляп, связь была вся в узлах, радиосвязь полевая вообще не работала. Спать-то ведь и нам часок-другой надо было, и есть хоть раз в сутки требовалось. Как я увернулся, одному богу известно!

Но видевший расстрел людей в Игарке, знавший о переселении «кулаков» такое, что и во сне увидеть не дай бог, ведавший о строительстве Норильска и не всё, но достаточно много получивший объяснений о книге «Поднятая целина» в пятнадцать лет от очень «осведомленных» бывших крестьян, с которыми лежал долго в больнице, и там, хихикая от восторга, прочитавший этот штрейкбрехерский роман, особенно вредный и «нужный» в ту пору, сам понимаешь, я, «умудревши», созрел, чтоб не иметь дел с той, которая поименовала себя сама — «умом, совестью и честью эпохи»! Совесть — это, надо полагать, Сталин, ум — это, несомненно, Хрущев, ну а честь — это уж, само собой, красавчик чернобровый Брежнев.

Кстати, его преемник, о котором Миша Дудин так точно написал: «Извозчик выбился в цари и умер с перепугу», не стыдился писать, что в 1944 году учился в высшей партшколе, этак тоже, оказывается, шкуру спасали, и кто-то помогал ее спасать! А мы той порой, мальчишки, съеденные вшами до костей, делали работу один за пятерых, а то и за десятерых. Нам не до Сталина и не до «ура» было — ткнуться, упасть, уснуть. От усталости, недохватов, от куриной слепоты много погибло, выходило из строя бойцов. Не тебе говорить, когда отупеешь и обессилишь до того, что одна-единственная мысль в голове шевелится: «Скорей бы убило. Отмучился бы»…

Виктор Астафьев «Нет мне ответа… Эпистолярный дневник. 1952–2001 годы», Издательство «Сапронов», 2009