12.02.2016

«Церковь святаго апостола Петра зело велика…»

Русские писатели XV–XX веков — о католичестве, западные писатели — о православии

Текст: ГодЛитературы.РФ

Фото: Патриарх Московский и всея Руси Кирилл и Папа римский Франциск/wiki.org.ru

Намеченная на 12 февраля встреча Патриарха Московского и всея Руси Кирилла и римского папы Франциска - первая за всю 425-летнюю историю русского патриаршества. Что и не удивительно: после поспешной и неудачной попытки Флорентийской унии 1439 года, закончившейся изгнанием из Москвы византийского митрополита и фактическим началом автономии Русской православной церкви, московские первоиерархи настороженно смотрели в сторону «древней римской кафедры» (как называл Святой престол Алексий II).

Это сложное отношение, разумеется, нашло свое отражение и в классической русской литературе. От изумлённого у петровского стольника Толстого до саркастического - у его великого потомка, Льва Толстого, и заостренно-полемичного, нарочито провокационного - у его великого «вечного соперника» Достоевского. Не менее любопытны и острые наблюдения умнейшего Александра Герцена, и лирическая зарисовка Осипа Мандельштама.

Но точно так же и западные литераторы XIX века - приезжая на «святую Русь», они с опаской присматривались к тому, что казалось им «византийской пышностью» и «архаикой», - признавая, впрочем, их своеобычие. А в XX веке насторожённость порой переходила в преувеличенный восторг. Например, у таких разных людей, как американский авангардист Э. Э. Каммингс и немецкий поэт Р. М. Рильке.

 
<
ПУТЕШЕСТВИЕ СТОЛЬНИКА П. А. ТОЛСТОГО ПО ЕВРОПЕ (1697–1699)

Рим

Церковь святаго апостола Петра зело велика, какой другой великостию на всем свете нигде не обретается, и предивным мастерством зделана. Перед тою церковью зделан рундук превеликой, и таким предивным мастерством и препорциею тот рундук построен, что подробну ево описать трудно. С того рундука вход в паперть, которая зделана перед тою церковию зело велика и предивным мастерством устроена. Из той паперти в тое церковь зделаны зело превеликие пятеры двери рядом, у которых изрядные медные литые затворы предивным мастерством зделаны. В той церкве превеликие столпы, на которых утверждены церковные своды.

АЛЕКСАНДР ГЕРЦЕН. «БЫЛОЕ И ДУМЫ»

Соломонов храм - построенная библия, так, как храм святого Петра - построенный выход из католицизма, начало светского мира, начало расстрижения рода человеческого. <…> Собственно мистический характер зодчество теряет с веками Восстановления. Христианская вера борется с философским сомнением, готическая стрелка - с греческим фронтоном, духовная святыня - с светской красотой. Поэтому-то храм св. Петра и имеет такое высокое значение, в его колоссальных размерах христианство рвется в жизнь, церковь становится языческая, и Бонарроти рисует на стене Сикстинской капеллы Иисуса Христа широкоплечим атлетом, Геркулесом в цвете лет и силы.

ЛЕВ ТОЛСТОЙ. «ВОЙНА И МИР»

В один день он сводил графиню в католический храм, где она стала на колени перед алтарем, к которому она была подведена. Немолодой обворожительный француз положил ей на голову руки, и, как она сама потом рассказывала, она почувствовала что-то вроде дуновения свежего ветра, которое сошло ей в душу. Ей объяснили, что это была la grâce.

ФЁДОР ДОСТОЕВСКИЙ, «ИДИОТ»

-- Павлищев был светлый ум и христианин, истинный христианин, -- произнес вдруг князь, -- как же мог он подчиниться вере... нехристианской?.. Католичество -- всё равно что вера нехристианская! -- прибавил он вдруг, засверкав глазами и смотря пред собой, как-то вообще обводя глазами всех вместе.

-- Ну, это слишком, -- пробормотал старичок и с удивлением поглядел на Ивана Федоровича.

-- Как так это, католичество вера нехристианская? -- повернулся на стуле Иван Петрович. -- А какая же?

-- Нехристианская вера, во-первых! -- в чрезвычайном волнении и не в меру резко заговорил опять князь, -- это во-первых, а во-вторых, католичество римское даже хуже самого атеизма, таково мое мнение! Да! таково мое мнение! <…>

-- Но позвольте же, позвольте же, -- забеспокоился ужасно Иван Петрович, озираясь кругом и даже начиная трусить, -- все ваши мысли, конечно, похвальны и полны патриотизма, но всё это в высшей степени преувеличено и... даже лучше об этом оставить...

-- Нет, не преувеличено, а скорей уменьшено; именно уменьшено, потому что я не в силах выразиться, но...

-- По-зволь-те же!

Князь замолчал. Он сидел, выпрямившись на стуле, и неподвижно, огненным взглядом глядел на Ивана Петровича.

ОСИП МАНДЕЛЬШТАМ. «АББАТ»

         О, спутник вечного романа,

Аббат Флобера и Золя -

От зноя рыжая сутана

И шляпы круглые поля.

Он все еще проходит мимо,

В тумане полдня, вдоль межи,

Влача остаток власти Рима

Среди колосьев спелой ржи.

Храня молчанье и приличье,

Он с нами должен пить и есть

И прятать в светское обличье

Сияющей тонзуры честь.

Он Цицерона на перине

Читает, отходя ко сну:

Так птицы на своей латыни

Молились Богу в старину.

Я поклонился, он ответил

Кивком учтивым головы,

И, говоря со мной, заметил:

- Католиком умрете вы! -

Потом вздохнул: - Как нынче жарко! -

И, разговором утомлен,

Направился к каштанам парка,

В тот замок, где обедал он.

ЛЬЮИС КЭРОЛЛ. «ДНЕВНИК ПУТЕШЕСТВИЯ В РОССИЮ В 1867 ГОДУ»

После этого мы посетили вечернюю службу в Александро-Невском монастыре — одну из самых прекрасных служб, которые мне приходилось до этого слышать в греческой церкви. Песнопение было по-настоящему прекрасным и не таким однообразным, как обычно. В особенности мелодия одного фрагмента, который повторялся множество раз на протяжении всей службы (точнее, повторялась мелодия: слова, возможно, отличались), была настолько прелестной, что я с радостью послушал бы ее еще много-много раз. Там присутствовали два епископа, и, ближе к концу службы, один из них встал посреди храма с маленькой кистью (очевидно, погруженной предварительно в освященное масло) и стал чертить крест на лбах прихожан, когда они начали подходить к нему по одному; при этом каждый сначала целовал книги, лежавшие на столе, затем получал крестное знамение, а потом (во многих случаях) целовал руку епископу.

ТЕОФИЛЬ ГОТЬЕ. «ПУТЕШЕСТВИЕ В РОССИЮ»

На этот раз я имел полную возможность рассмотреть в подробностях очаровательную часовню, воздвигнутую в честь святого Николая Чудотворца на месте, где соединяются подвижные части моста. Это прелестное зданьице построено в типично византийско-московском стиле, который так хорошо соответствует православному культу и который я с удовольствием хотел бы видеть повсюду в России. <…>

Перед иконой днем и ночью горит лампада. Проезжая мимо часовни, извозчики берут поводья в одну руку, другой приподнимают шапку и крестятся. Прохожие мужики прямо в снег кладут земные поклоны. Солдаты и офицеры, проходя мимо, произносят молитву, стоя неподвижно с непокрытой головой. И это в двенадцать или пятнадцать градусов мороза! Женщины поднимаются по лестнице и после многочисленных коленопреклонений целуют образ. Вы можете подумать, что подобное поведение принято только у простых, непросвещенных людей. Но нет, это не так. Никто не проходит мост, не проявив знаков уважения по отношению к святому покровителю часовни, и в копилки, поставленные по обе стороны часовни, льются рекой копейки.

АСТОЛЬФ ДЕ КЮСТИН. «РОССИЯ В 1839 ГОДУ»

В греческой церкви музыкальные инструменты под запретом, и хвалу Господу возносят здесь при богослужении только человеческие голоса. Суровость восточного обряда благоприятствует искусству: церковное пение звучит у русских очень просто, но поистине божественно. Мне казалось, что я слышу, как бьются вдали шестьдесят миллионов сердец - живой оркестр, негромко вторящий торжественной песни священнослужителей. Я был взволнован: музыка заставляет забыть обо всем, даже о деспотизме.

ЭДВАРД КАММИНГС. «ПРИКЛЮЧЕНИЯ НЕТОВАРИЩА КЕММИНКЗА В СТРАНЕ СОВЕТОВ»

(О соборе Василия Блаженного)

глыба заканчивается у Чего-то сказочного

буйство скрученных соцветий — пучкообразное невозможное завихряется вместе в одном шприцеподобном экстазе: сумасшедшая вещеобразная греза торжественно зазывающая из пространства-времени, фатальная жестикуляция, акробатическая (пронзающая рывок завтрашнего яркой запредельностью вчерашнего) — начисто Субъект, катастрофический; отчетливый, неземной и без страха.

Р. М. РИЛЬКЕ. «КАК НА РУСИ ПОЯВИЛАСЬ ИЗМЕНА»

— Видите ли, — пришло мне в голову, — людей испортило чтение карт. Там все плоско и ровно, и когда нанесены четыре стороны света, людям кажется, что все уже сделано. Но ведь страна — не атлас. В ней есть горы и низины. Она должна упираться во что-то вверху и внизу.

— Гм... — задумался мой друг. — Вы правы. Но с чем же может граничить Россия с этих двух сторон?

Вдруг больной стал совсем похож на мальчика.

— Вы это знаете! — вскричал я.

— Может быть — с Богом?

— Да, — подтвердил я, — с Богом.

— Так, — понимающе кивнул мой друг. Но потом им овладело некоторое сомнение. — Разве Бог — страна?

— Я думаю, нет, — возразил я, — но на примитивных языках часто различные вещи имеют одинаковые названия. Вероятно, есть страна, которая называется Бог, и тот, кто ею владеет, — тоже называется Богом. Простые народы часто не различают свою страну и своего царя, ведь оба велики и добры, страшны и велики.

— Я понимаю, — медленно проговорил человек в окне. — И заметно в России это соседство?

— Оно заметно решительно во всем. Влияние Бога мощное. Сколько ни приносят вещей с Запада, все европейские вещи обращаются в камни, как только переходят границу. Есть среди них и драгоценные камни, но только для богатых, так называемых «образованных», тогда как оттуда, из иной страны, приходит хлеб, которым живет народ.

— Так народ там живет в довольстве?

Я колебался:

— Нет, это не совсем так, ведь въезд из страны «Бог» затруднен по многим причинам... — старался я отвлечь его от этой мысли. — Но они переняли многие обычаи этого пространного соседства, например весь церемониал. О царе говорят почти как о Боге.

— А разве там не говорят «Ваше величество?»

— Нет, там обоих называют «батюшка».

— И перед обоими преклоняют колени?

— Перед обоими повергаются ниц, касаясь лбом земли, плачут и взывают: «Я грешен, помилуй меня, батюшка». Немцы, которые видят это, говорят: недостойное раболепствие. Я думаю иначе. Что значит это преклонение? Оно означает: я благоговею. Немцы думают, что для этого достаточно обнажить голову. Ну да, конечно, поклон — выражение того же чувства, но сокращенное; он возник в тех странах, где нет такого большого пространства, чтобы каждый мог повергаться на землю. Но сокращение часто становится механическим и теряет свой первоначальный смысл. Поэтому хорошо там, где есть еще время и простор целиком выписать выражение прекрасного и истинного слова: «благоговение».

 

Ссылки по теме:

Двое на острове - «Российская газета», 12.02.2016

«Слово» патриарха прозвучало в Ватикане" - ГодЛитературы.РФ, 22.09.2015

Книга патриарха Кирилла на сайте ватиканского издательства

Патриаршая литературная премия вручена — ГодЛитературы.РФ, 29.05.2015

Патриарх Кирилл о Валентине Распутине — ГодЛитературы.РФ, 18.03.2015