Кучкина автографы писателей

Текст: Игорь Вирабов

Коллаж ГодаЛитературы.РФ

«Тайное окно» - новая книга Ольги Кучкиной, собрание автографов, - вышло в издательстве ИЖЛТ (Института журналистики и литературного творчества). Перебирая книги с дарственными надписями, автор вспоминает «случившиеся встречи». Их в книге 99 - незабываемых.

Герои ее – не совпадают во взглядах друг с другом, а то и прямо противоположны. И Виктор Шкловский, и Валентин Катаев, и Тонино Гуэрра, и Михаил Горбачев, и Александр Зиновьев, и Светлана Алексиевич, и Юнна Мориц... Что их всех объединяет? Любовь и чуткость автора. Из Юнны Мориц, кстати, и эпиграф к книге:

"Автограф - тайное окно,/ Где свет горит, когда темно".

Напомним: Ольга Кучкина - автор двух десятков книг, среди которых романы, пьесы, стихи. Пьесы ее ставили в Театре Ермоловой и «Табакерке». О творчестве ее высказывались лестно многие. Но про кого еще мог так вот выдохнуть Гафт: «Это здорово. Олька, ты умница»?!

Ольга Кучкина «Тайное окно»

Институт журналистики и литературного творчества

7. Белла АХМАДУЛИНА

«Ольге Кучкиной – на память о 17 дне февраля 1997 года вблизи гиацинтов, с искренней приязнью. Белла Ахмадулина». «Сад». «Советский писатель». Москва. 1987.

«Ольге Кучкиной – 17 февраля 1997 года, в ее милом и отрадном доме, с пожеланием радости и всех жизненных успехов. Белла Ахмадулина». «Гряда камней». «ПАN». Москва. 1995.

«Ольге Кучкиной – с искренним пожеланием многих радостей и успехов, с просьбой простить все мои неточности и прочие виноватости. Белла Ахмадулина. 4 сентября

1997 года».

«Ларец и ключ». Санкт-Петербург. «Пушкинский фонд». МСМХС1У.

Боря водил экскурсию по своему художественному жилищу. То есть водил меня, когда я попала туда впервые. Изящно ступавшая Белла следовала за ним, многократно отражаясь не только в написанных Борей портретах, но и в иных предметах. Положим, в граммофонах.

…Я им родня, я погибаю

от нежности, когда хожу,

я так же шею выгибаю,

я так же голову держу…

Стихотворение Дом, посвященное Борису Мессереру, не только с точностью медицинского диагноза воспроизводило явление любви, но и с точностью географической карты – ее местоположение.

…Какой полет великолепный,

как сердце бедное неслось

вдоль Мерзляковского – и в Хлебный,

сквозняк – навылет, двор – насквозь.

…Мне – выше, мне – туда, где должен

пришелец взмыть под крайний свод,

где я была, где жил художник,

где ныне я, где он живет…

О Белле было принято думать как о фантазийном существе, что сомнамбулически бродит в садах поэзии, извлекая ангельские звуки из неземной свирели. Пусть так. Процесс был взаимозависим. Сама поэзия превратила пухлого полуребенка, каким она была в начале пути, в существо, облик которого все утончался. Дар преображал в неземное сугубо земное, конкретное, по правде случившееся.

Как-то вырвалось: Белла, неужели вы ходите за хлебом?

Это когда она мимоходом бросила, что, отправляясь в булочную, часто заходила к княжне Мещерской, жившей в том же доме. Княжна, благородная дама весьма почтенного возраста, держала целое семейство кошек, и Белла приносила им кое-какие лакомства. На вопрос она ответила вопросом: а вы думали, мне булочник хлеб приносит? И добавила, что вот утром завтракали, и Боря укорил, что хлеба не принесла…

Мой адрес – в ее стихах.

…Друзья мои, что так добры ко мне,

должны собраться в маленьком кафе

на площади Восстанья в полшестого…

Она на Поварской, я на Восстания. Полторы тысячи шагов. Прямая стрела пространства и времени. Разница в возрасте – один год и один день.

…И были наши помыслы чисты

на площади Восстанья в полшестого.

Меня изумляла ее способность к дружеству. Я долго не умела дружить с мужчинами и была уверена, что все так. Она выслушала мое сбивчивое признание и, не поучая, а делясь, произнесла: дружество в особом смысле слова указано, завещано нам Пушкиным, и отчасти это подражание его умению так чудно любить тех, кого он любил.

Она написала об этом.

Когда моих товарищей корят,

я понимаю слов закономерность,

но нежности моей закаменелость

мешает слушать мне, как их корят…

Товарищей корили во всю ивановскую. На Андрея Вознесенского орал Никита Хрущев. Василию Аксенову, Владимиру Войновичу, Георгию Владимову прямо угрожали, выжимая в эмиграцию. Андрея Битова не печатали. По собственным словам Беллы, ее верность в дружбе была испытана в суровых обстоятельствах. Будто не от мира сего женщина не только объяснялась в чувствах друзьям, но в прямо противоположных чувствах объяснялась властям, которым друзья не нравились. Обожающий ее стихи Борис говорил, что она так сдержанно относится к тому, что пишет, но некоторые ее сочинения безукоризненны – а именно письма в защиту. Отказавшись в свое время подписать коллективное письмо против Пастернака, она пожелала написать личное письмо в защиту Сахарова. Как это случилось, поинтересовалась я. А в одну минуту, весело откликнулась она, я не надеялась спасти Сахарова от ссылки, я как-то себя спасала, и мне так полегчало, мне никогда так легко не было, хотя я понимала, что за это что-то будет.

За Пастернака ее исключили из Литинститута. За Андрея Сахарова и Льва Копелева расплатилась слежкой, прослушкой, внедрением в ее круг осведомителей.

Словарь ее и в этих письмах оставался словарем поэта. Обращение к Андропову в защиту Георгия Владимова начиналось со слов: нижайше прошу Вас, как и подобает просителю…

Ее прошения удавались. Пусть не в полной мере. Прошение о Сергее Параджанове, с каким явилась к Шеварнадзе, удалось: Параджанова выпустили из тюрьмы.

- То есть вы не та поэтесса, что живет на облаке…

- А я не верю, что… Нет, я верю, что там ангелы живут на облаке, вот которые с Веничкой Ерофеевым беседовали да не смогли помочь…

К Веничке, уже очень больному, она приезжала. На смерть его написала горестное, начинавшееся словами: Не могу, нет мне утешения.

19-го февраля – день рожденья моей дочери Наташи. Ее с нами не было, потому что она работала в Штатах. 17-го деньрожденные гиацинты стояли на столе. Даря книжки, деликатная Белла спутала даты, потому виноватилась в неточностях. И даже спустя полгода все вспоминала о своей промашке.

Через десять лет подарок пришелся точно на мой день рожденья – сочиненный Борисом Мессерером двойной альбом со стихами и фотографиями. Белла надписала: Дорогой Оле Кучкиной признательная Белла Ахмадулина. Борис: Милой прекрасной Ольге с любовью Борис Мессерер. 9.04.07.

Маша, жена учителя в чеховской Чайке, на вопрос, почему она всегда ходит в черном, отвечала, интересничая: это траур по моей жизни. Беллу, с ее смешливым, по собственному признанию, характером, я почти всегда видела в черном, это был ее вкус. Ей шло черное, шелковое, бархатное, иногда со стеклярусом, иногда с кружевом. Она выходила на сцену, исполнитель долга и удела, как однажды сказала мне, запрокидывала свою черноволосую головку чуть назад, напрягала серебряное горло, и – начиналось камлание.

…И Пушкин ласково глядит,

и ночь прошла, и гаснут свечи,

и нежный звук родимой речи

так чисто губы холодит.