Текст: Дмитрий Шеваров
Виктору Лихоносову исполняется 80 лет. Его рассказы и небольшие повести - одно из тихих чудес русской литературы. Редкий, а, быть может, единственный мелодист из живущих ныне писателей.
Это о его рассказах Твардовский говорил: «Проза у него светится…». Это его любили как младшего брата Ю. Казаков, Ю. Домбровский, В. Белов, В. Астафьев...
Это ему, тогда молодому провинциальному учителю, писали из Парижа великие старики эмиграции - Борис Зайцев и Георгий Адамович. «Мне не только понравилась Ваша книга, нет: я очарован ею…» - писал Адамович. «У Вас свежее и доброе дарование...» - прибавлял Зайцев.
Виктор Иванович, а круг своего детского чтения вы помните?
Виктор Лихоносов: Какой круг? Я в футбол играл. Помню в нашей 73-й школе учительница литературы Антонина Ивановна Гитченко вдобавок к программе читала нам «Флаги на башнях» Макаренко. То читала, то пересказывала. Но я больше театром интересовался, а книги - так… Не помню, чтобы я мечтал стать писателем.
А где же вы нашли театр?
Виктор Лихоносов: Как где?! У нас «Красный факел» был - почти Вахтанговской! У нас Евгений Матвеев играл! А спектакли какие: «Чайка», «Варвары»! Я заболел театром. Мама говорила: «Ты чего, в артисты собрался? Это разве дело?» А я во дворце пионеров, в драмкружке, играл Хлестакова, Аркашку Счастливцева, Бобчинского и Добчинского с Юрием Назаровым…
И вы вместе с будущим народным артистом поехали поступать в
театральное...
Виктор Лихоносов: Слава Богу, что меня в этот вертеп не пропустили. Но осталась наша дружба с Юрой Назаровым. Мы потом жили в разных городах, но он, влетевший в театральные... эмпиреи, никогда не бросал меня, прозябавшего в болоте. Очень крепко поддерживал письмами, вызывал меня на съёмки «Андрея Рублёва». Даже первый вариант моей повести «Чалдонок» показывал Михаилу Ульянову, проверял - как оно? Он влиял и влияет на меня своей бесконечной добротой...
В Краснодаре вы закончили пединститут и пришли в школу учителем литературы, но это тоже не стало вашим призванием...
Виктор Лихоносов: Мне было трудно работать в школе. У меня же с детства, с войны - плохо со слухом. К тому же я не знал и не любил методик.
Я заставлял ребят учить наизусть отрывки из летописей. И за то, что прочитали, ставил пятерки.
Так что же привело вас в литературу?
Виктор Лихоносов: Думаю, меня завела в литературу моя пугливая и тоскующая душа. После того, как я не попал в артисты и уехал из Новосибирска на юг, всё способствовало одинокому созерцанию. Тогда я открыл для себя Бунина и тотчас полюбил его тягучую мелодию мерцания жизни. Несколько лет назад Святослав Бэлза вручал мне Бунинскую премию, и я сказал: «Бунин выстроил мне судьбу». Книга вдовы Бунина Веры Николаевны, подписанная ею и присланная мне из Парижа, взрастила моё чувство к русской эмиграции и бросила какое-то зёрнышко в замысел романа о Екатеринодаре «Наш маленький Париж». Возможно, под влиянием Бунина нечаянно сложился мой первый рассказ - «Брянские». Твардовский напечатал его в «Новом мире».
Сегодня трудно представить, какое это было событие для молодого писателя - напечататься у Твардовского в «Новом мире»! Вам же было всего 27 лет.
Виктор Лихоносов: Когда Твардовский умер, я написал его вдове, Марии Илларионовне, что Александру Трифоновичу я обязан самой жизнью. Если бы в 1963 году он не опубликовал мой рассказ, я промыкался бы всю жизнь и никогда не раскрыл бы ни своих способностей, ни души.
А как получилось, что ваши рассказы прочитал в Париже друг Бунина старый русский писатель Борис Константинович Зайцев? Вы ведь даже переписывались...
Виктор Лихоносов: Сперва зачаровал меня Зайцевым Олег Михайлов, который больше других, как-то уже по-домашнему, общался с ним в письмах еще с 1950-х годов. Кажется, последнее письмо Зайцева из Парижа с авеню де Шале было именно к Олегу Михайлову. Олег Николаевич всякий раз говорил о Зайцеве как о родном человеке. А в 1967 году побывавший в Париже Юрий Казаков прокрутил мне на даче свою беседу с Зайцевым. Поразили меня старая речь, забытый московский распев. И Казаков чуть ли не потребовал, чтобы я послал свои первые книжки Борису Константиновичу.
Так судьба соединила меня, советского, с тихим православным, очень праведным, «последним русским писателем в изгнании».Орфография в его письмах вздыхала забытыми «ерЪ» и «ять»... Зайцев будто протянул мне руку из уходящего поезда и я запрыгнул в последний вагон девятнадцатого века.
О чем бы вы сейчас написали Зайцеву, будь он жив?
Виктор Лихоносов: Сейчас я, постаревший, писал бы ему, наверное, уж совсем по-родственному: про дорогие ему калужские места. О том, как я дважды паломничал в бывшую усадьбу Константина Леонтьева ─ Кудиново. Покаялся бы, что я не съездил после его писем в родное ему Притыкино и оттого не написал ему ─ что там? как там?.. Поплакал бы и по любимому им Олегу Михайлову, сгоревшему четыре года назад в ночь на 9 мая на даче в Переделкине...
В 1969 году вас поддержал своим словом еще один старый эмигрантский литератор - замечательный поэт и выдающийся критик Георгий Викторович Адамович...
Виктор Лихоносов:
И Зайцеву, и Адамовичу в старческом сиротстве хотелось русского родства с соотечественниками в России.
Я, крестьянский сын, и до сих не могу опомниться: за что Георгий Викторович, тонкий петербуржец, так хвалил простенького начинающего писателя?! Почему он сказал, что вы, мол, из тех писателей, «которых Россия ждёт»? Разве мог он вдали предчувствовать, что я обречён написать роман «Наш маленький Париж» о старом Екатеринодаре?..
Повлияла ли на вас трилогия французского писателя Анри Труайя «Пока стоит земля»? Она ведь тоже о Екатеринодаре...
Виктор Лихоносов: Екатеринодар там всего в нескольких главах. Нет, и не мог повлиять. Анри Труайя увезли из России девятилетним. Роман он писал по домашним беседам с родителями. Никаких примет сочной кубанской жизни у него нет. Обыкновенная сухая отвлечённая беллетристика для французов. Роман я купил в Будапеште на улице Вацу, а через три года он сам прислал мне три тома из Парижа, ему понравилась моя «Осень в Тамани». Но потом, когда я отправил ему «Наш маленький Париж», он почему-то не ответил. Что ж, он академик в Париже, а я бывший учитель с окраины Анапы...
Многие годы сердечная дружба связывала вас с Юрием Казаковым - писателем совершенно особенной чистоты и музыкальности слова...
Виктор Лихоносов: Юрий Казаков открыл меня, поддержал, поверил в меня. Счастье, когда не политика, не идея борьбы с властью, не что-то там хитроватое соединяет художников, а тихая страсть к музыке речи, к красоте, и доброта образуют возвышенный союз. Нынче такого в искусстве все меньше и меньше. Юрий Казаков ─ это, как и Бунин, мелодия, которую если вдруг услышишь не захочется прервать. А его так мало печатают...
А какого писателя вы назвали бы сердцем русской литературы?
Виктор Лихоносов: Пушкина, конечно.
Сейчас много споров вокруг школьной программы по литературе. Если бы у вас была возможность, по какому принципу вы бы ее составили?
Виктор Лихоносов: Идти надо от родного. Прочитайте на уроке отрывок о матери из «Жизни Арсеньева»,
а потом об отце, это уже в конце романа Бунина. Но перед этим надо сказать несколько слов. Поговорить надо с ребятишками: ну как у вас, бабушки у всех есть, мамы?.. А вот Иван Алексеевич уехал, родину потерял, тосковал. Думал: где там могила матери, ее и не найдешь теперь. Вот посмотрите, как он писал, и сколько в этом музыки, грусти, нежности, поздних слез. Важно не просто вспомнить биографию Бунина, а душой приклониться к тому, о чем пишет Бунин, вызвать в детях это изумительное чувство родства. Учитель на уроках русской литературы должен стать родителем.
Поменьше долдонить, а побольше вслух детишкам читать, просто представлять эту красоту художественной литературы, этого мира русского.
Если сам учитель не обладает таким талантом, то можно призывать на помощь технические средства. А таких строк чудных, как у Бунина, очень много в русской литературе. Они и у Толстого, конечно, есть. И если говорить о любви, то, может, из «Двух гусар» взять, страницу-полторы прочитать...
Если бы сегодня вы были молодым писателем, какую книгу вы бы написали?
Виктор Лихоносов:
Нынче я бы вообще не посмел что-то писать. Я бы испугался этого разгула наглости и почти полной пропажи в обществе некогда знакомых мне наивности, простодушия, идеализма...
Вы много ездили по России, а за границей, кажется, бывали редко...
Виктор Лихоносов: Я восемнадцать лет редактирую литературно-исторический журнал «Родная Кубань»
и ни разу за это время не выезжал за границу. В делегации меня не включали, в чартерные господские рейсы на Иерусалим, в Афины не сажали, даже в Харбин - город-побратим Краснодара, (моя затаенная грусть!) меня не брали. И в Париже я тоже не был. Не стоял я на кладбище Сент-Женевьев де Буа у русских могил... А теперь поздно мечтать.
У вас есть книга «Записи перед сном», которую я много раз перечитывал. Она даже развалилась у меня на листочки. О чем вы сейчас думаете по ночам, если не спится? Что записывается?
Виктор Лихоносов: Я уже не записываю. Но вот на встречах в школах всегда прошу ребят:
ведите дневнички хоть пустячковые. Мамы, бабушки - они же стареют. Пишите-пишите, пока они живы! Что бабушка рассказывала, что она попросила, как она ругала вас.
Вот ты набегался, вернулся домой, бабушка тебя чаем напоила, так ты так и запиши просто: «пили чай с бабушкой». Пройдет время, и любой пустяк трогателен и дорог будет.
* * *
ИЗ ДОСЬЕ
Виктор Иванович Лихоносов родился 30 апреля 1936 года на станции Топки. Его отец, железнодорожный рабочий, погиб на фронте. Жил с матерью на окраине Новосибирска. В 1961 году окончил историко-филологический факультет Краснодарского педагогического института. Учительствовал в кубанских станицах. Первую книгу выпустил в 1966 году. В 1988 году стал лауреатом Государственной премии РСФСР за роман «Наш маленький Париж». Лауреат премии «Ясная Поляна» в номинации «Выдающиеся творческие достижения в области русской литературы» (2003). Живет в Краснодаре. Главный редактор литературно-исторического журнала «Родная Кубань».
* * *
Борис Зайцев - Виктору Лихоносову. Париж, 7 февраля 1967 года.
Дорогой Виктор Иванович, обе книжки Ваши получил, большое спасибо. Прочитал и порадовался: дарованию, свежести Вашей и молодости. Это все в Ваших рассказах есть, и никакого указательного перста... Всячески желаю вам сил и творчества, «и во всем благого поспешения». У Вас свежее и доброе дарование...
Александр Твардовский (после прочтения рассказа «На улице Широкой»)
14 сентября 1968 года, Пахра
Встал до 4-х, пил кофе, курил... Стал читать Лихоносова и до конца не мог оторваться. Какой молодец! С любовью, с нежностью и болью пишет ту низовую, окраинную жизнь, жизнь «с коровы», с базара, с огородца, с пенсий, жизнь, которую не принято ни фотографировать, ни «отражать» в очерках, жизнь без «роли парторганизации», без всего такого - саму по себе, со всеми отчаянными хлопотами, напряжением, муками, безысходностью -послевоенная жизнь миллионов. Нет, этого уже не заставишь «соображать», дозировать «светлое» и «темное», приплетать «руководящую роль» там, где ее попросту нет.
Валентин Распутин - Виктору Лихоносову
19 сентября 1981
Витя, дорогой, всегда любил тебя и люблю, хоть здесь могу признаться в этом. Гоголь, начиная работу, прежде составлял молитву на успешность её завершения, ─ твоей ли, его ли, своей ли молитвой готов и я и буду просить, чтоб всё у тебя было хорошо. Это нам только кажется, что мы можем работать поодиночке ─ если мы что-то и можем, то потому, что вместе.
* * *
Виктор Лихоносов. Из «Записей перед сном», 1987:
Чтение — это неторопливое участие души в событиях и поворотах судеб героев. Так сейчас почти никто не читает. Растянуть время чтения — значит замедлить расставание с эпохой, которая только в книге и есть. Когда читаешь быстро и много, душа не успевает пропитаться. Не потому ли мы такими дёргаными стали, что рвём из книг одну информацию?..