СССР-1947-года.-Фотографии-Каппы--из-книги-Дж.-Стейнбека-Русский-дневник

Текст: Яна Ларина

Фото и фрагмент книги предоставлены издательством ЭКСМО

Помните эпизод из приключений Шерлока Холмса и доктора Ватсона, в котором инженера-гидравлика едва не раздавил пресс? Пол, потолок и стены неумолимо сжимались вокруг инженера, но ему удалось выбраться в последний момент. Примерно в такой ситуации летом 1947 года оказались американский писатель и военный фотокорреспондент. Джон Стейнбек и Роберт Капа решили поехать в СССР, чтобы посмотреть, как там живут простые люди — колхозники, рабочие, студенты, прохожие, — и рассказать об их повседневной жизни американским читателям. В это время по обе стороны Атлантики всеми клапанами тарахтела пропагандистская молотилка —

бывшие союзники по антигитлеровской коалиции оказались по разные стороны баррикад.

В США вовсю работала Комиссия по расследованию антиамериканской деятельности, выявляли и преследовали «прокоммунистически настроенных» и «неблагонадежных» граждан. В СССР набирала обороты кампания по борьбе с космополитизмом и низкопоклонством перед заграницей, «суды чести» клеймили врачей, писателей, чиновников, уличенных в связях с иностранцами и «неоправданном преклонении перед Западом».

Отправляясь в СССР, Стейнбек и Капа понимали, что их рассказ не удовлетворит ни одну из противоборствующих сторон, потому что в США свирепствовал «московитис», а в СССР — «вашингтонитис»

— два родственных заболевания, при которых человек отбрасывал очевидные факты и был готов поверить в любую чушь. Выбраться из этой патовой ситуации Стейнбеку и Капе удалось с помощью здравого смысла, чувства юмора и твердой установки — рассказывать только о том, что они увидели сами. Так появился «Русский дневник» Стейнбека с фотографиями Капы (который, впрочем, является активным повествователем и действующим лицом книги).

За сорок дней с конца июля до середины сентября 1947 года

Стейнбек и Капа побывали в Москве, Киеве, Сталинграде, Тбилиси.

Они видели Киево-Печерскую лавру, древнюю столицу Грузии Мцхету, санатории Батуми, похожие на гранд-отели, и людей, живших в подвалах Сталинграда, механизированный хлебозавод и девушку, обгладывавшую арбузные корки на помойке… Конечно, им старались показывать не нищих, плохо одетых, изможденных людей или барахолки, а украинское гостеприимство, восстановление страны и грузинские яства.

У нас есть возможность заглянуть «за кадр» их поездки. В разных городах Стейнбека и Капу сопровождали и встречали сотрудники Всесоюзного общества культурной связи с заграницей (ВОКС). Они регулярно составляли отчеты, докладные записки, вели дневники и записи своих разговоров со Стейнбеком и Капой, а затем направляли эти документы в МИД и ЦК ВКП(б). Лия Жданова, специалист по биографии и творчеству Джона Стейнбека, опубликовала эти материалы в книге «Русский дневник» Джона Стейнбека в советской оптике».

Удивительным образом Стейнбек и Капа прошли в «Русском дневнике» как канатоходцы, избегая политического резонерства и менторства любого идеологического оттенка. Они не уподоблялись тем писателям, которые обряжались в гуманистические тоги и приезжали в СССР в 1930-е годы, встречались со Сталиным и становились его адвокатами, — таких посетителей мастерски описал Барнс в «Шуме времени». В то же время Стейнбек и Капа не стали обличителями или насмешниками, бережно рассказали о страшных разрушениях и потерях Советского Союза.

«Русский дневник» издавался в СССР, но написан был в первую очередь для американских читателей.

В этой книге Стейнбек рассказал им не только о советском народе, но и о них самих, об их собственной стране, бюрократических причудах и пропагандистских ловушках, постоянно проводя параллели с советской действительностью. «Русский дневник» - это увлекательные путевые заметки, полные юмора, добродушного подтрунивания путешественников друг над другом и затруднительными ситуациями. Современному отечественному читателю очень повезло — мы чувствуем, что называется, «кончиками пальцев» советские реалии, о которых рассказывает Стейнбек, но в то же время обычные для американцев вещи и привычки, незнакомые или неблизкие советскому читателю, прочно вошли теперь в нашу жизнь — нам понятны шутки Стейнбека, описанные им коктейльные вечеринки, знаком вкус мартини и тоска по хорошей ароматной ванне после долгого пыльного путешествия.

Стейнбек и Капа не старались взять штурмом миротворческий Олимп или выступить в роли арбитров в «холодной войне», но и семьдесят лет спустя «Русский дневник» является хорошим лекарством от «московитиса» и «вашингтонитиса»,

эпидемии которых вспыхивают время от времени и в наши дни.

Джон Стейнбек. Русский дневник

Перевод с английского Екатерины Рождественской

СССР. Украина. Киев. 1947

Джон Стейнбек. Русский дневник

Я смотрел на женщин, которые шли по улице. Они двигались, как танцовщицы, несли себя легко и красиво. Многие из них просто прелестны. Большая часть невзгод обрушивалась на этих людей из-за того, что их земля богата и плодородна, а потому привлекает внимание захватчиков. Представьте себе территорию Соединенных Штатов, полностью разрушенную — от Нью-Йорка до Канзаса — вот это примерно и будет территория Украины, которая подверглась разрушению. Представьте себе, что здесь погибло шесть миллионов человек, не считая солдат, то есть пятнадцать процентов населения, — и вы получите представление о потерях Украины. С погибшими солдатами потери будут намного больше, шесть миллионов из сорока пяти — это потери только среди мирных жителей.

Здесь есть шахты, которые никогда не откроются снова, потому что фашисты сбросили в них тысячи тел убитых. Все промышленное оборудование на Украине было разрушено или вывезено, и теперь, пока не изготовят новое, все здесь делается вручную. Каждый камень и каждый кирпич на восстановление разрушенного города приходится брать и переносить руками, ибо здесь нет бульдозеров. К тому же, проводя восстановительные работы, украинцы должны одновременно производить продукты питания, потому что Украина — главная житница страны.

Здесь говорят, что во время уборки урожая людям не до праздников, а теперь как раз время уборки, так что на фермах нет ни выходных, ни отгулов.

Этим людям предстоит колоссальная работа. Нужно отстроить множество зданий, а для этого сначала нужно снести развалины. На то, что бульдозер расчистил бы за несколько дней, при работе вручную приходится тратить недели, потому что бульдозеров у них пока нет. Восстанавливать придется буквально все, и делать это надо быстро.

Мы прошли через взорванный и разрушенный центр города на то место, где после войны были повешены служившие фашистам садисты. В музее нам показали планы нового города. Мы все больше понимали, как жизненно важна для русских вера в то, что завтра будет лучше, чем сегодня. Модель нового города была выполнена в гипсе. Грандиозный, сказочный город предстояло построить из белого мрамора — классические линии, огромные здания, колонны, купола, арки, гигантские мемориалы — все будет из белого мрамора. Директор музея направлял указку на разные здания. Здесь будет Дворец Советов, а здесь — музей. Как же без музея?

Капа говорит, что музей — это церковь русских. Им нравятся величественные и богато украшенные здания. Они любят помпезность. В Москве, где нет никакой нужды в небоскребах, поскольку город стоит на равнине и просторы здесь практически бескрайние, тем не менее планируется строительство высотных зданий в нью-йоркском стиле, хотя, повторю, в отличие от Нью-Йорка в этом нет необходимости. Они возводят свои города медленно, с упорством муравьев. А пока приходится жить среди руин, среди разбитых и разрушенных домов, люди — мужчины, женщины и даже дети — идут в музей, чтобы посмотреть на гипсовые города будущего. В России всегда думают о будущем. Об урожае будущего года, об удобствах, которые будут через десять лет, об одежде, которую очень скоро сошьют. Если какой-либо народ и научился жить надеждой, извлекать из надежды энергию, то это русский народ.

После знакомства с гипсовым макетом будущего восстановленного города, который существовал только в планах, мы попали в древний монастырь, высеченный в скалах (Очевидно, имеется в виду Киево-Печерская лавра. — Примеч. ред.), колыбель православия и центр монашества. Монастырь имел великолепный вид, его здания и фрески восходили к двенадцатому веку. Когда пришли фашисты, здесь хранилось множество религиозных сокровищ, а перед бегством из города фашисты вывезли большую их часть и разрушили здания огнеметами. Теперь это груда разбитых камней и рухнувших куполов, на осколках которых остались фрагменты фресок. Он не будет восстановлен — это просто невозможно сделать. Его строили столетиями, а теперь его не стало. Между разрушенными зданиями земля поросла сорняками. В полуразрушенной часовне перед разбитым алтарем мы увидели женщину в рваной одежде, которая ничком лежала на земле, а в открытые ворота, через которые когда-то могли проходить только царь и члены царской фамилии, проковыляла полу помешанная женщина с дикими глазами. Она постоянно крестилась и что-то бормотала.

Одна часть монастыря стоит до сих пор. Это часовня, куда столетиями могли войти только царь и дворяне. Покрытое толстым слоем краски здание показалось нам темным и мрачным. У каждого прихожанина здесь был свой уголок — так повелось с тех пор, когда в эту церковь пускали только избранных. Живо представлялись старые аристократы, которые предавались здесь размышлениям о своем аристократическом будущем на аристократическом небе. Похоже, оно представлялось им столь же мрачным, какой была эта церковь с ее почерневшим от ладана потолком и тусклой позолотой. Как сказал Капа, «Все хорошие церкви мрачны. Именно это делает их хорошими».

В Киеве находится одна из старейших в мире церквей, построенная Ярославом Мудрым в 1034 году. Она сохранилась — наверное, потому, что в ней не было ничего ценного для воров, и поэтому немцы оставили ее в покое. Это тоже высокое и мрачное строение. В маленьком приделе, в небольшом саркофаге из мрамора, похожем на домик, покоится тело Ярослава Мудрого. По традиции считается, что Ярослав в бою сломал себе ногу. Его тело более тысячи лет пролежало в этом саркофаге, а недавно он бы вскрыт, и оказалось, что у скелета, находившегося в гробу, действительно сломана нога. Это стало доказательством, что в саркофаге действительно покоился прах Ярослава Мудрого. Мрак церквей подействовал и на нас.

За завтраком господин Полторацкий рассказывал о злодеяниях фашистов во время войны, о тысячах убитых ими людей. К войнам Киеву не привыкать — начиная с набегов татаро-монголов, здесь не раз бушевали войны. Но никакие дикари, никакие захватчики не сравнятся по жестокости с тупыми, расчетливыми фашистами. Они разрушили всю Украину, а теперь колонны военнопленных строем ведут по улицам на работы по разборке руин, в которые они превратили город. Украинцы на них не смотрят. Они отворачиваются, когда по улицам проходят эти колонны. Они смотрят сквозь этих заключенных или над ними — и не видят их. Похоже, для них это худшее наказание.

Вечером мы пошли в театр на пьесу «Гроза», драму XIX века, поставленную в манере того времени. Постановка была странной и старомодной, как, впрочем, и сама пьеса. Нам было непонятно, почему надо было давать именно эту пьесу, но она ставилась на украинском языке, а им нравится все свое. Главная героиня была очень красивой. Немного похожая на Катарину Карнелл, она на сцене была заметнее других. Речь в пьесе шла о молодой женщине, которая оказалась под каблуком у властной свекрови. Эта молодая женщина влюбилась в образованного молодого человека и пошла к нему на свидание в сад, хотя и была замужем за другим. Мы увидели, что в саду она очень много говорила и лишь один раз разрешила молодому человеку поцеловать кончики ее пальцев. Но этот проступок оказался достаточно серьезным. В итоге она призналась в церкви в своем грехе, бросилась в реку и утонула. Нам показалось, что за позволение поцеловать кончики пальцев это слишком большое наказание. У пьесы был и сюжет второго плана: параллельно трагедии женщины разворачивалась комическая история ее горничной и любовника последней, местного мужлана. Это был обыкновенный традиционный спектакль, но публике он нравился. На перемену декораций ушло целых полчаса, поэтому когда героиня бросилась наконец в реку, было уже далеко за полночь. Нам показалось странным, что люди в зале, познавшие настоящую трагедию, трагедию вторжения, смерти и разорения, так сильно волнуются за судьбу женщины, которой поцеловали в саду пальцы.