16.05.2017
Рецензии на книги

Самое трудное. Воспоминания командиров о лете 1941-го

В конце 40-х Генштаб обязал командиров Красной Армии записать свои воспоминания о начальном периоде войны. Тогда это было опасное задание, а сейчас — трудное, но необходимое чтение

Текст: Яна Ларина *

В 1949—1957 гг. Военно-научное управление Генерального штаба Красной Армии разослало письма офицерам и генералам, командирам-артиллеристам, бывшим командующим ВВС армий, бывшим начальникам разведывательных отделов приграничных округов, а позднее и командному составу дивизионного и полкового звена, занимавшим командные должности в приграничных (Ленинградском, Прибалтийском, Западном, Киевском, Одесском) военных округах в 1941 году, с просьбой представить воспоминания по начальному периоду войны с июня по сентябрь. Ответы-воспоминания 79 командиров изданы в двух 500-страничных томах:

«Пишу исключительно по памяти…» Командиры Красной Армии о катастрофе первых дней Великой Отечественной войны. В 2 тт./ Составитель, автор предисловия, комментариев и биографических очерков С. Л. Чекунов. М.: Русский фонд содействия образованию и науке. Университет Дмитрия Пожарского, 2017.

Интерес военных теоретиков понятен, и его трудно назвать теоретическим. Как так вышло, что за три месяца Красная Армия оставила огромные территории и допустила врага к столице? Подробно рассмотреть причины поражений начального периода войны было сложно из-за отсутствия документации: она либо не велась из соображений секретности или в условиях отступления, либо была утрачена в ходе боевых действий.

Рассылать запросы начали в 1949 году (то есть еще при жизни Сталина), и формулировки были таковы, что получивших эти «письма счастья» боевых генералов мог пробить холодный пот — действительно ли сведения собирают, чтобы «полнее и объективнее разработать описание Великой Отечественной войны»? Они же прекрасно помнили время большого террора и расстрел в 1941 году командующего войсками Западного фронта генерала Д. Г. Павлова, генерал-лейтенанта авиации П. В. Рычагова и его жены, тоже летчицы, майора М. П. Нестеренко, с формулировкой: «будучи любимой женой, не могла не знать об измене». Отголоски этого напряжения возникают в воспоминаниях генерал-майора К. П. Сазонова, начальника штаба 51-го стрелкового корпуса: «Мало того, что нас противник бил, но мы еще сами себя избивали. Стали искать виновных, а вместо этого шарахнулись в крайность». А формуляр содержал, например, такие вопросы:

«Был ли доведен до Вас и частей Вашего соединения в части их касающейся план обороны государственной границы. Если этот план был известен Вам как командиру соединения, то когда и что было сделано Вами по обеспечению выполнения этого плана?» Или: что было сделано командованием ВВС такой-то армии во исполнение распоряжения о приведении ВВС в боевую готовность и насколько они были готовы к отражению внезапных налетов? Не самые приятные вопросы с учетом катастрофических потерь первых месяцев войны… Неудивительно, что некоторые отказались отвечать письменно, а многие просто годами «мариновали» просьбу.

Хотя вопросы были стандартизированными, ответы были разными — краткие и формальные соседствуют с подробными многостраничными описаниями, в которых военачальники анализировали ошибки 1941 года и старались донести до Генштаба свои представления о правильной, с их точки зрения, организации вооруженных сил. Практически все ответившие указали, что сообщают сведения по памяти, без использования архивных материалов и даже карт. Конечно, тут просятся на ум строки из «Войны и мира»: «Ростов после Аустерлицкой и 1807 года кампаний знал по своему собственному опыту, что, рассказывая военные происшествия, всегда врут, как и сам он врал, рассказывая; во-вторых, он имел настолько опытности, что знал, как всё происходит на войне, — совсем не так, как мы можем воображать и рассказывать». Но нужно сразу пояснить, что опубликованные воспоминания командиров Красной Армии о начальном периоде войны — это не абстрактное описание «русских Фермопил». В основном это сухие донесения о составе и численности, укомплектованности (техникой, людьми, боеприпасами и прочим), дислокации соединений ко времени начала войны, их движении и потерях в последующие три месяца.

Нужно постоянно держать в уме, что многие ошибки и недочеты казались мемуаристам очевидными постфактум, а их представления были «опрокинуты в прошлое», но тем важнее читать их в комплексе: с учетом всех оговорок, артиллеристы, инженеры, связисты, разведчики из разных военных округов отмечают одни и те же проблемы. Они, как механики, ищут причину поломки военной машины Красной Армии, разбирают ее, вытаскивают детали и указывают на их внутренние, скрытые дефекты: оборонительные рубежи были расположены непосредственно по линии государственной границы, строительство новых укреплений не окончено, а старые — демонтированы; войска и артиллерия на лагерных сборах, а боеприпасы и все имущество — на складах в пунктах постоянного расквартирования; начало боевых действий застает соединения на марше, без связи; неопределенность первых часов (пограничный инцидент или война?); телеграфно-телефонная связь повсеместно прервана бомбардировками немецкой авиации, а радиосвязь не используется из-за отсутствия техники или «радиобоязни» — излишней подозрительности; управление войсками потеряно, на некоторых участках фронта связи нет по несколько дней; эвакуация семей командного состава вглубь страны была запрещена, а вопрос, как и на чем их вывозить в случае войны, продуман не был… И так далее, вплоть до каждой неудачной переправы, потери каждого склада.

Ценность (и парадоксальность) этих документов не только в том, что они отвечают на многие вопросы о причинах поражений первых месяцев войны, но и ставят новые, например, почему наиболее оправданными оказались личные решения командиров, принятые ими часто в нарушение директив? Многие жаловались на острую нехватку горюче-смазочных материалов, тракторов, машин и запчастей — с чем бы мы подошли к войне, если бы не была проведена форсированная индустриализация? Но помимо специальных, казенных цифр и сведений, на каждой странице проступают люди: жена и дочь одного из командиров, которые должны были уехать 22 июня в военный санаторий в подмосковном Архангельском, но не успели; Сазонов, который набрал ночью, пока все спали, четыре стальных шлема малины, когда нечего было есть; те, кто попал в Киевский котел… Непросто 79 раз подряд прочитать о начале войны и трехмесячном постоянном отступлении, 79 точек зрения на одни и те же события, казалось бы, хорошо известные. Но, как мы убеждаемся и сейчас, в 2017 году, — нет, по-прежнему полные умолчаний и белых пятен.


* Яна Ларина — аспирант исторического факультета МГУ. Тема ее диссертации - русско-немецкие связи петровского времени.