Текст: Роман Сенчин
Фото: Любовь Кабалинова
«Сталин и Советская власть — не одно и то же», - написал Варлам Шаламов в «Вишерском антиромане». Этот принцип он подтверждал и своими произведениями, и жизненной позицией.
В последние десятилетия Сталин и социализм, советская власть стали практически синонимами. В этом сходятся и враги социализма, и его сторонники, в том числе и совсем молодые. Сторонники находят оправдания репрессиям, доказывают, что количество пострадавших от них значительно завышено… Но при чем здесь количество?
Каждый расстрелянный, замученный, искалеченный, расчеловеченный — преступление сталинского режима. И чтобы не только понять это, но и почувствовать, прочувствовать, необходимо читать произведения Варлама Шаламова.
Их нужно издавать огромными тиражами, раздавать каждому человеку, нужно читать его рассказы по радио, телевидению, со сцены. И спектакль «Колымские рассказы» театральной платформы «В Центре», располагающейся в «Ельцин-центре», – очень важное событие не только культурной, но и общественной жизни Екатеринбурга.
В спектакле нет ярко выраженного сюжета. Впрочем, как и в циклах рассказов Шаламова. Ему нередко задавали вопрос: «Почему вы не пишете одно большое произведение о Колыме?» На что Варлам Тихонович отвечал, что если покажет все происходящее глазами одного, выжившего героя, ему не поверят. Сам Шаламов считал чудом, что уцелел, не сошел с ума, не стал животным. Абсолютное большинство тех, с кем он был в колымских лагерях, погибли. Физически, нравственно.
Отталкиваясь от рассказов Шаламова, создатели спектакля — автор инсценировки Ярослава Пулинович, режиссер Алексей Забегин, художник Константин Соловьев и саунд-дизайнер Лиза Неволина, а также актеры Дмитрий Зимин, Ильдар Гарифуллин и Александр Фукалов показали истории тех, кто сгинул там, на Колыме.
Не раз звучат слова «Север», «золото». Золото добывают заключенные. Ради золота из них выжимают последние силы, морозят, избивают. Но настоящее золото, золото Севера, — это люди. Каждый из которых неповторим, полезен не только как рабочая сила. Но их уничтожают партию за партией, складывают их трупы «штабелями, как дрова»…
В спектакле почти нет театральных приемов, декораций, реквизита. Лишь бочка-печка по центру площадки и белый, видимо, символизирующий зимнюю тундру, экран на стене. Актеры не разыгрывают действие, а рассказывают, рассказывают под жуткие звуки бурана, хомуса, потрескивание перемороженного льда…
Здесь нет рассуждений о политике, о том, кто умирает за дело, а кто безвинно. В произведениях Шаламова вообще очень мало о вине и невиновности.
Ведь и он сам, как бы мы сказали сегодня, абсолютный «левак», ленинец, десятилетия носил на себе ярлык «фашистской сволочи». Есть люди, их судьбы, их гибель.
И продирает мороз ужаса, когда, сидя над сценой — пространство платформы устроено так, что зрители словно бы сжимают сцену с двух сторон, почти нависают над нею, - слушаешь о тех, кто сгинул, стал окоченевшим поленом в длинных штабелях…
«Все умерли... Николай Казимирович Барбэ, один из организаторов российского комсомола, товарищ, помогавший мне вытащить большой камень из узкого шурфа, бригадир, расстрелян за невыполнение плана участком, на котором работала бригада Барбэ. У Николая Казимировича Барбэ была бережно хранимая вещь — верблюжий шарф, голубой длинный теплый шарф, настоящий, шерстяной. Его украли в бане воры — просто взяли, да и все, когда Барбэ отвернулся. И на следующий день Барбэ поморозил щеки, сильно поморозил — язвы так и не успели зажить до его смерти...
Умер Иоська Рютин. Он работал в паре со мной, а со мной работяги не хотели работать. А Иоська работал. Он был гораздо сильнее, ловчее меня. Но он понимал хорошо, зачем нас сюда привезли. И не обижался на меня, работавшего плохо. В конце концов старший смотритель - так и назывались горные чины в 1937 году, как в царское время, - велел дать мне "одиночный замер" - что это такое, будет рассказано особо. А Иоська работал в паре с кем-то другим. Но места наши в бараке были рядом, и я сразу проснулся от неловкого движения кого-то кожаного, пахнущего бараном; этот кто-то, повернувшись ко мне спиной в узком проходе между нар, будил моего соседа: «Рютин? Одевайся». И Иоська стал торопливо одеваться, а пахнущий бараном человек стал обыскивать его немногие вещи. Среди немногого нашлись шахматы, и кожаный человек отложил их в сторону. «Это — мои. Моя собственность. Я платил деньги». — «Ну и что ж?» — «Оставьте их». Овчина захохотала. И когда устала от хохота и утерла кожаным рукавом лицо, выговорила: «Тебе они больше не понадобятся...»
Умер экономист, Семен Алексеевич Шейнин, добрый человек. Он долго не понимал, что делают с нами, но в конце концов понял и стал спокойно ждать смерти. Мужества у него хватало… Иван Яковлевич Федяхин. Мы с ним ехали одним поездом, одним пароходом. Попали на один прииск, в одну бригаду. Он был философ, волоколамский крестьянин, организатор первого в России колхоза. За организацию первого колхоза он и получил срок… Умер Дерфель. Это был французский коммунист, бывавший и в каменоломнях Кайенны. Кроме голода и холода, он был измучен нравственно — он не хотел верить, как может он, член Коминтерна, попасть сюда, на советскую каторгу. Его ужас был бы меньше, если бы он видел, что он один такой. Такими были все, с кем он приехал, с кем он жил, с кем он умирал…»
Читая романы писателей конца XIX столетия — русских, английских, немецких, французских, — часто можно встретить мысль: «Мы европейцы, люди просвещенного века, в котором не повторится деспотия древности, ужасы инквизиции, не прольются потоки крови революций и гражданских войн, завоевательных походов. ХХ век перекрыл количество убитых, замученных, искалеченных чуть ли не всей предыдущей истории человечества».
Сегодня утверждают, что новый Гитлер, новый Сталин невозможны. Но неплохо бы «навести порядок, покончить с провокаторами и врагами». Каким способом? А способ история знает только один — уничтожение неугодных и тех, кто может стать неугодным.
Произведения Шаламова — это не только документ о том, что было. Это и предупреждение, предостережение. Всё может повториться.
И поэтому на такие спектакли, как «Колымские рассказы», нужно ходить. По крайней мере чтобы не влиться в хор тех, кто требует «покончить и навести порядок». Чтобы оставаться человеком.
Ссылки по теме:
Немецкая выставка о Варламе Шаламове добралась до Перми, 13.04.2017
Мемориал дарит книги о Шаламове, 20.07.2016
Варлам Шаламов появился на стене, 12.12.2015
Неизвестные стихи Шаламова, 20.06.2015