Текст: Владимир Григорьев
Фото: rg.ru
Владимир Маканин всегда был добротным и качественным, очень хорошим писателем, с самой первой книги, изданной аж в 1965 году. Не припомню, чтобы над ним сгущались тучи, из которых били ослепительные молнии разгромной критики. Нет, путь его в литературе отнюдь не был устлан розами и лилиями, но шел он по нему ровно, спокойно, обстоятельно, с большим запасом дыхания, как иноходец.
И это при том, что он никогда не вписывался в четко определенные схемы «свой-чужой». В советские времена не сиживал в высоких президиумах, не получал званий и орденов к юбилеям (скромный «Знак Почета» среди без малого двухсот награжденных — не в счет). И в диссидентских кругах замечен не был, рукописи на Запад не переправлял, писем протеста не подписывал. С началом перестройки критиковать все направо и налево не спешил, в народные депутаты не пошел и советов, как нам быстро перестроить страну, не давал.
И в «новой России» газетных колонок и менторских телепередач не вел и со светских раутов «густыми речами по жидким вопросам» не разражался. В общем, вел себя как-то не так, как многие собратья по цеху. Так что же он делал? А работал.
Кажется, на него вовсе не повлияла отмена цензуры — он не стал рассуждать о проблемах глобальных. Нет, он продолжил заниматься проблемой суперглобальной, то есть тем, чем занимался всю жизнь. Душой человеческой. И тем сохранил себя. А на упреки в аполитичности и каверзные вопросы типа «С кем вы, мастера культуры?» всем своим творчеством отвечал «С человеком».
Он выбрал третий (и, кажется, лучший) путь между советским «Делай, как я говорю» и постперестроечным «Ну вот, я тебе жуткую картинку твоей жизни нарисовал, ты тут сиди разбирайся, а я дальше побежал». Путь такой «Да, брат, наворочали мы делов. Давай посидим, подумаем, может, куда и выбредем».
Вот поэтому
Маканин как сразу стал хорошим писателем, так и остался им.
Ибо что может быть ценнее для читателя, чем приглашение его к равноправному диалогу? Маканин может подсказать, но диктовать он не станет никогда. А потом совершается тот волшебный переход от просто хорошего писателя к Мастеру, когда читатель говорит: «Да я же думаю так же, просто слов не хватало высказать».
Думаю, самое главное, что вывело Маканина в бесспорные лидеры современной прозы и обеспечит ему прочное место в истории русской литературы, — это откровенное нежелание (скажу больше — невозможность) снять с себя ответственность за читателя, за ту функцию литературы, от которой с легкостью отказались слишком многие, - осмысление нашей жизни. Не только лишь описание, но осмысление. Не столь модное сейчас «селфи на палочке», но объемное полотно, написанное уверенной рукой Мастера. Мимо первого пробежишь и не заметишь. У второго замрешь и задумаешься.
«Мода», а еще того пуще «Тренд» - это не из маканинского словаря. Но это не значит, что его произведения неактуальны. Просто мы сейчас забываем, что актуальное может быть и вечным. Война - вечная тема в литературе, но каждое новое произведение о новой войне - актуально. Поиски человеком своего места в жизни - да две трети мировой литературы об этом, а как актуально (особенно если это касается тебя лично и сейчас). Чуть подробнее об этих темах у Маканина. Дело в том, что мне в бытность директором издательства «ВАГРИУС» выпала честь издавать и повесть «Кавказский пленный», и роман «Андеграунд, или Герой нашего времени». К слову об актуальности: название повести — явная отсылка к «Кавказскому пленнику» Льва Толстого, да и тема та же. Кавказская война, только полтора века спустя. Казалось бы, чего проще переложить старый сюжет на новые реалии (знаю многих писателей, которые так бы и поступили. И имели бы успех). Но Маканин (при всем уважении к Льву Николаевичу) идет дальше и глубже. И заурядный военный случай, описанный Толстым, вырастает в своеобразный парадокс: допустим, я выживу на войне. Но останусь ли я живым, не погублю ли сам себя? И если для толстовского пленника клеткой становится натуральная яма в земле, то для маканинского пленного клетка - это Кавказ, война и... собственная душа. Позднее Маканин значительно разовьет эту тему в романе «Асан» и, пожалуй, впервые вызовет на себя шквал критики - нет, не за художественные недостатки романа, а за то, что «посмел» писать о Чеченской войне, не повоевав на ней. Что ж, Толстой тоже не принимал участия в Бородинском сражении...
«Андеграунд» же я искренне считаю лучшим отечественным романом конца XX века. Название поначалу ставило в тупик — герой подчеркнуто «антигероичен», к нему даже лермонтовскую иронию примерить невозможно. Печорин имел хотя бы некоторые внешние признаки, некоторые фразы в лексиконе и некоторое соответствие представлению о герое в «продвинутой» части тогдашнего бомонда, а здесь — типичный «маленький человек»... И тут не случаен «Андеграунд» - не столько как модное тогда словцо, сколько как отсылка к «Запискам из подполья» Достоевского. И тут все встало на свои места - герой не тот, кто сумел шикарно устроиться в «лихие 90-е» и кого не уставал славить «продвинутый» бомонд, а тот, кто не захотел иметь с такими «героями» ничего общего и ушел в «подполье». Нет, там он не будет делать самодельные бомбы или печатать прокламации, но там он, по крайней мере, будет избавлен от мозолящего глаза «нового времени». Подполье собственной души. А там и подумать можно...
Букет литературных премий, которые посыпались на него в конце девяностых — начале двухтысячных (Государственная, «Большая книга», «Ясная Поляна», «Букер»...), воспринимал спокойно и достойно, как и подобает большому писателю. Они, премии, больше выигрывали от того, что ОН украшал их своим именем.
Ссылки по теме:
Не стало писателя Владимира Маканина
«Ясная Поляна»: Маканин, Абгарян, Памук
Григорьев Владимир Викторович — заместитель руководителя Федерального агентства по печати и массовым коммуникациям