Александра Зайцева, г. Астрахань
- Это ваша девочка?
- Что?
Сотрудница аэропорта тяжело вздохнула и повторила в два раза громче:
- Ваша девочка?!
Почему некоторые люди думают, что вопрос становится понятнее, если его проорать? И что помятая сонная женщина средних лет, то есть я, взбодрится и перестанет клевать носом после очередного раздражённого повтора? Загадка.
Я подняла глаза на даму за стойкой регистрации. Почти зеркало. Те же уныло ссутуленные плечи, рыхлое лицо цвета лежалой брынзы, а в глазах ещё бродят тревожные обрывочные сны. Четыре утра — не день и не ночь. Омерзительное время для бодрствования.
- Девочка! — моя собеседница по-птичьи дёрнула головой в сторону подростка у этой же стойки.
- Да, - согласилась я, - девочка.
- Она с вами? Ваша?
- Не моя.
Девчушка лет тринадцати переводила озабоченный взгляд то на неё, то на меня. Несмотря на раннее время, она выглядела вполне свежей. Пружинистая, гладкая и румяная. Если подойду ближе, наверняка почувствую запах яблок.
- А чья? — не унималась сотрудница аэропорта.
Захотелось ткнуть даму пальцем, чтобы убедиться в реальности происходящего, до того абсурдным становился наш диалог. Это ведь легко — протянуть руку и потрогать пуговицу синего форменного жилета, например. Но я лишь неопределённо хмыкнула.
- У неё перевес, надо доплачивать, - пояснила дама и повернулась к подростку: - У тебя слишком тяжёлая сумка, понимаешь меня?
Девчушка часто заморгала, всплеснула руками и начала оглядываться по сторонам. Выражение её простоватого курносого личика постоянно менялось: тревожное непонимание, испуг, надежда, досада, злость. Она явно кого-то искала, и через несколько секунд шумно выдохнула с заметным облегчением.
- Я сопровождающий, что случилось? - К стойке подошёл мужичок лет пятидесяти, крепыш-боровик в ярком спортивном костюме. - Документы в порядке, показать?
Девочка тронула его за плечо, привлекая внимание, и принялась бешено жестикулировать.
- Давай, конечно, - согласился мужчина. Его подопечная полезла во внутренний карман болоньевой куртки, край оттопырился, показался ворот красно-белой олимпийки.
Сотрудница скользнула взглядом по протянутой бумажке:
- Нет, льгот нет, - угрюмо отрезала она. - Надо доплачивать.
- Сколько?
Округлая евросумма воздушным шариком повисла в воздухе.
- Ну это… знаете… совсем, - вяло возмутилась я.
- Можно часть её вещей переложить в чей-нибудь багаж, - предложила дама в синем жилете.
Все мы как по команде уставились на сумку, плотно упакованную в несколько слоёв прозрачного полиэтилена. Руки девочки снова пришли в движение. Женщина за стойкой вымученно закатила глаза и потянулась к трубке внутреннего телефона. Я покорно вздохнула. А что делать, если довелось родиться вечной страдалицей, на которой заканчивается лента в кассовых аппаратах и начинается обеденный перерыв в госконторах. Человек-очередь, человек-задержка. Девочкин сопровождающий виновато улыбнулся, я кивнула и повернулась к нему спиной.
Гулкий и пустой прежде зал быстро заполнялся людьми. Красно-белая толпа весёлых гомонящих подростков бурлила и пульсировала, напоминая единый организм, который то сжимался вокруг взрослого ядра, то распадался на отдельные хаотичные клеточки. Высокие плечистые мальчишки с модными стрижками оживлённо переговаривались, шутили, таращились в экраны смартфонов, возбуждённо перебивая друг друга. Они выкрикивали приветствия и энергично пожимали руки только что пришедшим, небрежно бросали сумки на чёрные резиновые ленты у стоек. Девочки с аккуратно забранными волосами, прохаживаясь по двое-трое, хихикали или беззлобно огрызались, обмениваясь репликами с ребятами. И всё это кипение, возгласы, насмешки и болтовня, всё это рядом, но словно за толстой стеклянной перегородкой. Ти-ши-на. Ни слова, ни звука, только оживлённая мимика и быстрые отточенные жесты.
«Мы здесь, возле этой стойки, будто медленные персонажи старого фильма. Стоим по другую сторону телеэкрана и смотрим на неудержимое будущее». Подумала, но не сказала я. Кому нужны мои высокопарности? Глупо.
А вот ребята не стеснялись, не прятали слуховые аппараты под волосами или кепками, не помнили о сдержанности в публичных местах. Они толкались, ерошили волосы друзей, соприкасались ладонями, скользили кончиками пальцев по плечам и спинам товарищей.
Легко и просто понимали друг друга. Бессловесно. Человек-очередь, человек-задержка позавидовал юным.
- Спортсмены? - повернулась я к мужичку у стойки.
- Юниоры паралимпийцы.
- На соревнования летят?
- Угу.
- Счастливчики.
- Это точно.
- А вы?
- Тренер.
- Им повезло с вами, так ведь?
- Или мне с ними, - мягко не согласился он и хотел добавить что-то ещё, но сотрудница аэропорта со стуком положила трубку на рычаг.
Щелчок, ровный гул механизма, и слишком тяжёлая сумка юной спортсменки поползла к остальному багажу, щеголяя жёлтой биркой на раздутом боку.
- А как же?.. - начал было сопровождающий и осёкся.
Дама пару раз шлёпнула печатью и подняла тусклые глаза:
- Счастливого пути.
Я протянула билет и паспорт, она подалась навстречу. И тут, сама не знаю, как это вышло, мои пальцы воровато прикоснулись к пуговице на форменном жилете. Я чуть нажала на неё, словно на блестящую кнопку, и смущённо отдёрнула руку:
- Простите.
- Ничего, - в голосе женщины послышался смех, - вы не первая. Правда, взрослые редко обращают внимание, а детям бывает интересно.
- Серьёзно? - Я недоверчиво вглядывалась в её лицо и не находила подвоха. Похоже, мы всё-таки поняли друг друга. И стали заодно. Будто заговорщики, соучастники или командные игроки. Ненадолго, но по-настоящему.