Текст: Арсений Замостьянов, зам. главного редактора журнала «Историк»
Изображение: Иван Смирновский. Портрет Гаврилы Романовича Державина, Эрмитаж
«Бывший статс-секретарь при императрице Екатерине Второй, сенатор и коммерц-коллегии президент, потом при императоре Павле член верховного совета и государственный казначей, а при императоре Александре министр юстиции, действительный тайный советник и разных орденов кавалер, Гавриил Романович Державин родился в Казани от благородных родителей, в 1743 году июля 3 числа», - так писал поэт сам о себе в третьем лице. 3 июля — это, конечно, по старому стилю, по новому — 14-го. И было это 275 лет назад.
Поэтическое наследие Державина огромно. Не будучи перфекционистом, он создавал стихотворные массивы. Жанры — на любой вкус. Но и шедевров в этих зарослях немало. Выбрать «десятку» оказалось делом непростым — и её легко можно дополнить и даже утроить.
1. РАЗЛУКА, 1776 г.
Ранний Державин, безвестный Державин. Поэту за тридцать, он уже повидал и суму, и тюрьму, и против Емельки повоевал, но слава ещё не навестила будущего своего баловня. Непризнанные стихи, которые гвардии поручик, а потом и чиновник прокуратуры писал и после, и вместо службы. Вроде бы обыкновенная любовная песня в духе Сумарокова. Но ввинчивается смелый натуралистичный образ - и стихотворение - на редкость «складное» - получает державинский эротический оттенок:
Лобызаю, умираю,
Тебе душу отдаю,
Иль из уст твоих желаю
Душу взять с собой твою.
2. НА СМЕРТЬ КНЯЗЯ МЕЩЕРСКОГО, 1779 г.
А это уже хрестоматия. Канонизированная классика. Впечатляющее рассуждение о смерти, которая особенно страшна для жизнелюбов и эпикурейцев. Да еще и с крылатыми выражениями:
Где стол был яств, там гроб стоит;
Где пиршеств раздавались лики,
Надгробные там воют клики,
И бледна смерть на всех глядит.
Александр Мещерский не был ни полководцем, ни государственным деятелем, ни злодеем, ни даже родственником Державина… Писать оды по такому поводу не полагалось, но Державин на каноны не оглядывался. Державин бывал у него, вероятно, они вместе пировали. Однажды Мещерский - видный масон - попросил Гаврилу Романовича написать песню о Петре Великом для застольного исполнения на заседаниях вольных каменщиков. Державин не отказал. А вскоре 48-летний Мещерский умер. По-видимому, скоропостижно. Быть может, именно тогда Державин (тоже в известной степени эпикуреец) впервые остро переживал смерть…
3. ФЕЛИЦА, 1782 г.
Неужели кто-то считает эти стихи торжественной одой? Державин разрушил каноны этого жанра. Получился непринужденный разговор со множеством намеков и скрытых цитат - на уровне авторских отступлений в «Онегине», но задолго до Пушкина. У Державина «летом сладкий лимонад», у Пушкина - «брусничная вода»… Повесть в стихах, в которой автор не стремился себя приукрасить, написанная, по словам Державина, «в забавном русском слоге». Это и подкупило Екатерину, которая уже пресытилась велеречивыми «античными» одами Василия Петрова. Екатерина приняла «Фелицу» не только в качестве неутомительного комплимента. Ей понравились шаржи на Орлова, Потемкина, Вяземского и других сановников империи. Но сатира у Державина переходит в самоиронию - и это самое интересное:
А я, проспавши до полудни,
Курю табак и кофе пью;
Преобращая в праздник будни,
Кружу в химерах мысль мою:
То плен от персов похищаю,
То стрелы к туркам обращаю;
То, возмечтав, что я султан,
Вселенну устрашаю взглядом;
То вдруг, прельщаяся нарядом,
Скачу к портному по кафтан.
Современники не сомневались: здесь речь идёт о Потёмкине. Узнаваемый шарж. Но Державин писал это и о себе, и о своих слабостях. Не только Потёмкин «кружил в химерах мысль свою». Вот вам и «энциклопедия русской жизни»: «Таков, Фелица, я развратен!.. Но всякий человек есть ложь». Годится для цитирования в любой ситуации.
4. ВИДЕНИЕ МУРЗЫ, 1783—1784 гг.
Державин отвечает на упреки. Но не в публицистическом духе. Он сочиняет сказку, в которой он - петербургский мурза, а она - императрица Фелица.
Мир не без добрых людей, и после «Фелицы» многие сочли Державина удачливым льстецом.
Он ответил в высшей степени художественно. Стиль Державина - великолепное косноязычие. Но это стихотворение гармонично по-пушкински:
На темно-голубом эфире
Златая плавала луна;
В серебряной своей порфире
Блистаючи с высот, она
Сквозь окна дом мой освещала
И палевым своим лучом
Златые стекла рисовала
На лаковом полу моем.
Сама Фелица, явившаяся поэту, отвергла всяческие похвалы… В результате получилась изысканная лесть:
Но, венценосна добродетель!
Не лесть я пел и не мечты,
А то, чему весь мир свидетель:
Твои дела суть красоты.
Я пел, пою и петь их буду,
И в шутках правду возвещу;
Татарски песни из-под спуду,
Как луч, потомству сообщу;
Как солнце, как луну поставлю
Твой образ будущим векам;
Превознесу тебя, прославлю;
Тобой бессмертен буду сам.
5. БОГ, 1784 г.
Комментарии излишни. В русской духовной лирике нет ничего сопоставимого.
Самое мощное и вдохновенное стихотворение XVIII века.
Его признавали классическим уже при жизни поэта. Державин с жаром писал и о высоком, и о низком, не говоря уж о смешении этих начал. Но «Бог» - это стихи о высоких, космических материях, в которых поэт подвел итоги многолетним рассуждениям. Тут и религиозное чувство, и осмысление научных знаний… К этой оде Державин шёл долго и слагал ее в пылу невероятного прилива вдохновения. Звучит банально, но иначе не скажешь. Один из мотивов оды - связь божественного и человеческого в каждом из нас:
Я связь миров, повсюду сущих,
Я крайня степень вещества,
Я средоточие живущих,
Черта начальна Божества.
Я телом в прахе истлеваю,
Умом громам повелеваю;
Я царь, — я раб, — я червь, — я Бог! —
Но будучи я столь чудесен,
Отколь я происшел? — Безвестен;
А сам собой я быть не мог.
Есть там и такой образ - «Без лиц, в трёх лицах Божества». В одном из объяснений к оде Державин писал: «Автор, кроме богословского православной нашей веры понятия, разумел тут три лица метафизические, то есть: бесконечное пространство, беспрерывную жизнь в движении вещества и нескончаемое течение времени, которое Бог в себе совмещает». Наверное, такая ода могла появиться только в рациональном XVIII столетии и только в России.
6. ВЛАСТИТЕЛЯМ И СУДИЯМ, 1780 г.
Удивительно, но это «якобинское» стихотворение написал один из наиболее влиятельных политиков Российской империи и убежденный противник Французской революции. Быть монархистом - не означает быть слепцом. Державин умел и обличать пороки - на высокой ноте, со смелыми обобщениями. И библейские истины звучали дерзновенно:
Цари! — Я мнил, вы боги властны,
Никто над вами не судья, —
Но вы, как я, подобно страстны
И так же смертны, как и я.
И вы подобно так падете,
Как с древ увядший лист падет!
И вы подобно так умрете,
Как ваш последний раб умрет!
Державину пришлось оправдываться за эти строки. Он даже составил своего рода «объяснительную записку», в которой «ясно доказал», что автор псалма «царь Давид не был якобинцем». А толчком к написанию оды стал забавный случай, который не раз вспоминался Державину: «В 1779 г. был перестроен… Сенат, а особливо зала общего собрания, украшенная... лепными барельефами..., между прочими фигурами была изображена скульптором Рашетом Истина нагая, и стоял тот барельеф к лицу сенаторов, присутствующих за столом; то когда изготовлена была та зала и генерал-прокурор князь Вяземский осматривал оную, то, увидев обнаженную Истину, сказал экзекутору: «Вели ее, брат, несколько прикрыть». И подлинно, с тех пор стали отчасу более прикрывать правду в правительстве». Это стихотворение Державин многократно переписывал - но не смягчал. Тема попранной Правды проявилась и в других его стихотворениях. Революционно настроенные граждане переписывали эти стихи, декламировали их в узком кругу - как Достоевский, будучи петрашевцем. А все поколения советских школьников знакомились с Державиным именно по этому - почти революционному - стихотворению. Между прочим, далеко не худший вариант.
7. ВОДОПАД, 1791—1794 гг.
Из многих стихотворных откликов «на смерть» выдающихся полководцев и сановников эта пространная ода - жемчужина. Григорий Потёмкин не был благодетелем Державина. Их интересы и пристрастия не всегда совпадали… Но после смерти всесильного князя Таврического Державин метафорически ощутил грандиозность потери:
Чей одр — земля; кров — воздух синь;
Чертоги — вкруг пустынны виды?
Не ты ли счастья, славы сын,
Великолепный князь Тавриды?
Не ты ли с высоты честей
Незапно пал среди степей?
Под стать таким рассуждениям о земной славе, о жизни и смерти - образ водопада, этой «алмазной горы». Тут возможны разные ассоциации. Яков Грот - знаменитый исследователь Державина - видел в «Водопаде» «исполинский исторический образ России XVIII века». По крайней мере, любой рассказ об этой эпохе без Державина окажется куцым. Пушкин называл «Водопад» лучшим произведением Державина.
8. ЛАСТОЧКА, 1792, 1794 г.
Это стихотворение, посвященное памяти первой жены, которую Державин в стихах называл Пленирой, он многократно переписывал. В письме Ивану Дмитриеву овдовевший Гаврила Романович признавался, что из-за горести не может упорядочить мысли, и потому стихи получаются сбивчивые. Растрепанный ритм, напоминающий народные припевки и причитания, вызывал недоумение начитанных современников, знатоков Буало и Поупа. Поэты того времени были воспитаны на строгих канонах классицизма, а тут:
О домовитая ласточка!
О милосизая птичка!
Грудь краснобела, касаточка,
Летняя гостья, певичка!
Ты часто по кровлям щебечешь,
Над гнездышком сидя, поешь,
Крылышками движешь, трепещешь,
Колокольчиком в горлышке бьешь.
Друзья предлагали Державину подредактировать «Ласточку». В архивах хранятся разные варианты. Но Державин и в окончательной редакции сохранил сбивчивость.
9. ЕВГЕНИЮ. ЖИЗНЬ ЗВАНСКАЯ, 1807 г.
Самые известные свои стихи Державин написал после 35-ти. Он - поэт зрелости, один из немногих в истории литературы.
Но есть и поздний Державин — поэт многословный, но мощный.
Ему за шестьдесят. Митрополит (а, главное - литератор и горячий поклонник державинской поэзии) Евгений Болховитинов в известной степени вернул отставного министра в литературу.
В этом послании немало повседневной фактуры и бытовых рассуждений. Оказывается, Державину удается и повествовательный тон - без ярости и сарказма, с мягкой иронией. Державин доводит до совершенства один из всегдашних своих мотивов - гастрономический:
Багряна ветчина, зелены щи с желтком,
Румяно-желт пирог, сыр белый, раки красны,
Что смоль, янтарь — икра, и с голубым пером
Там щука пестрая: прекрасны!
Эти строки известны даже тем, кто никогда не заглядывал в Державина. Словом, «припас домашний, свежий, здравый». И вполне «антисанкционный»: даже репертуар вин у Державина патриотичен: «донских и крымских кубки вин». Впрочем, это лишь фон стихотворения. Главное - жизнелюбивый душевный настрой, выраженный в подробностях. Повествование о «жизни Званской» подводит итоги державинской анакреонтике. Как никто другой, он опоэтизировал старость - не только шаловливую, но и мудрую. Знаменитый портрет кисти художника Василевского, изобразившего Державина в халате и ночном колпаке, стал примечательным дополнениям к этим стихам.
10. ПРИЗНАНИЕ, 1807 г.
Державин не раз определял в стихах свое кредо, набрасывал автопортрет, раскрывал свою «программу». В этом позднем стихотворении получилось и откровенно, и задиристо - по-державински. Он и сам понимал, что это - «объяснение на все мои сочинения». Здесь проявилось и классическая державинская небрежность: «походить» - «вид» - рифма, конечно, не самая изящная. Но слишком интересен характер, который проявляется в этих стихах - парадоксальный, непарадный, да еще и с вызовом. Обаяние Державина в том, что он не гримировался, не скрывал собственных недостатков. Автопортрет получился такой, что разглядывать его можно подолгу:
Не умел я притворяться,
На святого походить,
Важным саном надуваться
И философа брать вид…
Словом, жег любви коль пламень,
Падал я, вставал в мой век.
Брось, мудрец! на гроб мой камень,
Если ты не человек.
Мудрено не процитировать эти стихи при любом разговоре о Державине. Да и не только о Державине. Истинно державинская программа - быть человеком со слабостями, но чистосердечным. А иначе просто скучно.