Текст: Михаил Эдельштейн *
Фото: Tvc.ru
Премия «Русский Букер», вручаемая за лучший роман года, объявила о приостановке работы минимум на сезон - ушел очередной спонсор, а нового пока найти не удалось. Если до зимы деньги не найдутся, премия будет закрыта, сообщил комитет премии.
Новость эта ставит наблюдателей в двойственное положение. С одной стороны, игра «падающего - толкни» очевидным образом не делает чести играющему. С другой - произнести «русская культура понесла тяжелую утрату» язык не поворачивается.
«Русский Букер» возник четверть века назад, это старейшая из негосударственных литературных премий России.
С ней связывались надежды на «реструктуризацию» литературного процесса, однако уже первое решение премиального жюри выявило базовый порок «Русского Букера»: судьи не могут сойтись на сильных и значимых фигурах, которые неизбежно восхищают одних и раздражают других, и тогда сам собой запускается «сюжет усреднения». В результате в первый сезон при очень сильном шорт-листе жюри предпочло Петрушевской, Горенштейну и Сорокину Марка Харитонова с романом «Линии судьбы, или Сундучок Милaшевича». На следующий год явным фаворитом был «афганский» роман Олега Ермакова «Знак зверя», однако премию получил образцово скучный текст Владимира Маканина «Стол, покрытый сукном и с графином посередине». Ко всему прочему «Стол…» никак нельзя было назвать романом - автор определял его как повесть, рецензенты не без оснований примеряли на него безразмерное слово «эссе».
Казалось, что после такого провала на старте премия обречена. Однако
следующие несколько лет показали, что «Русский Букер» вполне справляется с одной из главных задач любой премии - разметкой литературного поля.
Правда, и тогда каждое новое решение жюри встречалось взрывом негодования - недаром в 2003 году Александр Агеев иронически констатировал, что в русской литературе оформился новый «жанр деловой прозы»: «Гневное критическое рассуждение на предмет ублюдочности букеровского шорт-листа, а также общего ничтожества букеровской премии и зловредной ее роли в развитии отечественной словесности». Но само это бурление и кипение свидетельствовало о том, что «Букер» скорее жив, чем мертв.
В активе премии в этот период - ряд жанровых экспериментов, от «Альбома для марок» Андрея Сергеева до «Белого на черном» Рубена Гонсалеса Гальего. В 1998 году букеровским лауреатом стал Александр Морозов - одно из самых точных решений в истории премии отчего-то было сочтено скандальным, эхо тех споров звучит до сих пор. В 2000 году премия была вручена Михаилу Шишкину за роман «Взятие Измаила» - вновь под аккомпанемент затяжной истерики большой и влиятельной части «литературной общественности», обвинившей писателя в «апологии эмиграции» и едва ли не русофобии.
Конечно, промахи случались и тогда. Недаром Короткий список «Русского Букера десятилетия», вручавшегося в 2011 году, почти целиком состоял из книг, побывавших в шорт-листе, но премию не получивших. Но в целом это был, как теперь понятно, самый благополучный период букеровской истории.
Счастье кончилось в середине 2000-х.
В последние десять лет «Русский Букер» вызывает даже не раздражение, а скорее недоумение и неловкость.
Никто уже не шумит, не возмущается, не всплескивает руками - пожимают плечами, отводят глаза, иногда, как то было в момент награждения безграмотного романа Елены Колядиной «Цветочный крест», зажимают нос. Когда в начале 2010-х премия впервые осталась без спонсора и воспитанные люди начали писать прочувствованные некрологи, критик Мартын Ганин бросил - вот увидите, этот зомби еще встанет и пойдет играть в баскетбол. «Букер» тогда действительно воскрес, но жизнь после смерти радости никому не принесла: все те же решения жюри, в диапазоне от просто неинтересных до анекдотических, отсутствие концепции, нелепое соперничество с «Большой книгой», лауреаты которой, даже самые очевидные, мгновенно теряют шансы на «Букер»…
Проблема, разумеется, не в том, что современная русская литература по версии «Букера» не совпадает с моим выбором - это бы и пусть, один сажает в огороде капусту, другой морковку. Но тут вместо засеянных овощами грядок - пустырь с сорняками, выморочное пространство, лишенное всякого смысла. И почти консенсусное убеждение, что никакая прополка не поможет, этот участок, увы, для земледелия больше не пригоден. «Букер не нужен не только нашему обществу и, следовательно, спонсорам. Букер, по крайней мере, в нынешнем виде, не нужен и литературному сообществу. Никто о нем особенно не пожалел. Ни писатели, ни критики, только редкие читатели», - с грустью констатировала по итогам дискуссии в фейсбуке Майя Кучерская, относящаяся как раз к немногим «букерофилам» и считающая возможное исчезновение «Букера» с литературной карты событием «необыкновенно печальным».
Остаются, как обычно, вопросы «кто виноват?» и «что делать?». Глеб Морев предлагает считать виновным в печальной истории «Русского Букера» многолетнего литературного секретаря премии Игоря Шайтанова, которого «конфронтационные отношения с большей частью вменяемых литераторов заставляли искать членов жюри во все более сомнительных стратах. Результат - комические награждения, заставлявшие подозревать менеджмент премии в неадекватности». Увы, эту версию трудно не признать хотя бы отчасти справедливой. Впрочем, можно привести и ряд более объективных причин, от слабой структурированности литературного поля до низкого статуса литературы в общественном сознании.
Со «что делать?», разумеется, еще сложнее. Готовых рецептов, гарантирующих успех, тут попросту нет. Ясно одно -
премия за лучший роман нужна, более того, в перспективе она вполне может стать основанием для самоопределения литературы и строительства канона, как то происходит в англоязычном мире с настоящим «Букером».
Но для начала нужно, чтобы вместо зомби со стажем на площадку наконец вышли живые баскетболисты.
* Михаил Юрьевич Эдельштейн — литературный критик, историк литературы, преподаватель факультета журналистики МГУ