Текст: Дмитрий Шеваров
Фото: из архива автора
Станция Жизнь.
Первозданный рассвет.
Звон колокольный.
На яблоньках — цвет.
Но утомленно
бубнит проводник:
— Поторопитесь, стоим только миг.
Алексей Решетов
В зимних сумерках я долго плутал во дворах на улице Малышева, пытаясь отыскать нужный мне дом. Все пятиэтажки-хрущевки похожи друг на друга как детдомовцы. Сейчас бы я не заблудился: на пятиэтажке под номером 152 «Б» теперь висит мемориальная табличка: «В этом доме с 1983 по 2002 год жил и работал выдающийся русский поэт Алексей Леонидович Решетов».
А тогда, пятнадцать лет назад, меня согрели с мороза чаем, и мы долго-долго говорили, перебирая дорогие имена, и казалось, что нет лучшего места для разговора о русской поэзии, чем эта тесная кухонка. А потом я ехал в Москву, устроившись поудобнее на верхней полке с решетовским сборником. По страницам бежали свет и тени, тени и свет... Давно заметил, что у вагонного окна книги читаются совсем иначе, чем дома. В дороге чтению сопутствует быстрое чередование простора и глухомани. То весенний лес спешит навстречу, перепрыгивает через канавы, озера и затопленные огороды.
В такие минуты забываешь, что лирика, как состояние русской души, - понятие, по мнению многих, безвозвратно ушедшее. Конечно, и стихи в руках должны быть хороши, одного заоконного пейзажа мало.
Мирный дворик. Горький запах щепок.
Голуби воркуют без конца.
В ожерелье сереньких прищепок
Женщина спускается с крыльца...
Ты никогда не был в этом уральском дворике, но помнишь и запах щепок, и женщину в ожерелье сереньких прищепок. И девочку Свету.
Вот девочка Света допьет молоко,
И мы с ней усядемся в легкие санки
И вдруг улетим далеко-далеко,
Обнявшись, в воздушные синие замки...
На Урал потомок русских офицеров и грузинских аристократов Алеша Решетов попал при трагических обстоятельствах. В 1937 году отец будущего поэта, известный хабаровский журналист, был арестован по доносу и вскоре расстрелян. Мать, Нину Вадимовну, выгнали с работы, а в 38-м тоже арестовали. Полугодовалый Алеша и его двухлетний брат остались на руках у бабушки Ольги Александровны.
Перед отправкой в Казахстан Нине Вадимовне удалось выбросить из вагона письмо, это заметили охранники и даже поезд остановили, но письма не нашли, и оно каким-то чудом дошло до бабушки Оли. А Нину Вадимовну отвезли в Караганду, а потом по этапу - в лагерь на Каму. Женщины-заключенные работали там на лесосплаве. Нина Вадимовна вспоминала позднее: «С севера сплавляли лес по Каме. Бревна вмерзали в лед. Мы их вырубали изо льда...»
В 1945 году бабушка привезла внуков в поселок строителей близ Соликамска, где Нину Вадимовну оставили на поселение. Через два года строителей Соликамскстроя, а вместе с ними и семью Решетовых перебросили в соседние Березники. Там Алексей закончил школу и горно-химический техникум. С тех пор (и на целых двадцать шесть лет) он - горный электромеханик на Березниковском калийном комбинате. Был награжден «Шахтерской славой» третьей степени.
Один из самых значительных русских поэтов конца ХХ века, Решетов при жизни получил лишь одну премию - имени А. Гайдара, от пермской газеты «Звезда». Сто двадцать рублей. За границей никогда не был. Сборники его выходили редко.
О себе он рассказывать не любил, ужасно смущался и уводил разговор, к Пушкину или к своим товарищам-шахтерам.
Алексей Леонидович Решетов, 14 января 2002 года:
- Чем больше отдаляюсь от тех лет, тем больше переживаю. Мне снятся мои погибшие товарищи. И они все дороже становятся, все ближе. Я же пришел после техникума, учился по электрооборудованию, но не умел даже лампочки поменять. Шахтеры меня учили. И ни разу не упрекнули. Еще на практике я встретил хорошего человека по фамилии Лоскутов, все хочу о нем написать... Помню, мы попали с ним в ночную смену. Отчего-то мы оказались в шахте немного раньше, и он говорит: «Ищи деревяшки - мы их постелем, вздремнем пока...» А деревяшки - от ящиков с аммонитом. Поспали чуток. «Теперь давай бурить, - говорит Лоскутов, - ты меня только придерживай...» Сверло двадцать два кило весит. И нам с ним надо забуриться на три метра в тоннель над головой, чтобы сделать верхний шпур - отверстие, куда вставляют аммонит. А ни стремянок, ни лестниц — ничего нету. Только ящики поломанные из-под взрывчатки. И вот Лоскутов бурит, а я его держу, чтобы не свалился. Сделали мы шпур, а другие сделали свои шпуры, пришли взрывники, аммонит заложили, и по свистку все укрылись куда надо. А я неосознанно, в порыве неведения, побежал в обратную сторону. Темно, страшно, но я бегу, как ошалелый, хотя в тоннеле не очень удобно бегать. И вот Лоскутов бросился за мной, поймал, как щенка, а в это время рвануло. Нас присыпало, но только пылью, а не камнями. «Ну, - сказал он, - теперь ты будешь жить вечно...»
Алексея Леонидовича Решетова не стало 29 сентября 2002 года. После его кончины супруга Тамара Павловна еще долго находила стихотворные записи мужа на скомканных листках по подоконникам, книжным полкам и углам дома. Так сложилась его посмертная книжка «Овен», стихи из которой мы публикуем сегодня.
Из стихов Алексея Решетова
В двадцатом беспощадном веке
Кто думал, разве только Бог,
О беззащитном человеке,
Но что один Он сделать мог?
* * *
Эта первая любовь!
Скрип качелей в детском парке,
Замирающая кровь,
Сладкий клей почтовой марки...
До сих пор душа болит,
Ни отрады, ни покоя.
Что ты делаешь, Лилит,
Полстолетия со мной?
* * *
Давайте радостней смотреть
На жизнь свою, как дети.
Ведь только временная смерть
Нас ждет на этом свете.
Давайте зря не унывать:
Бог шефствует над нами.
И надо вещи называть
Своими именами.
* * *
Жду тебя, а ты нейдешь,
Зря гляжу в окошко,
Там идет то снег, то дождь,
То пуста дорожка.
Там идет то дождь, то снег,
То чужие люди.
Видно, кончится мой век,
А тебя не будет.
* * *
По звездному поясу - Овен,
По склонности - мирный поэт,
Не звал я к пролитию крови,
Не славил кровавых побед.
И сам не пойду на закланье
До самых остаточных сил.
И кровь сберегу для писанья
Стихов своих, вместо чернил.
* * *
Пустой барак, пустая зона.
Ни слез, ни горя, ни костей.
Глядишь - и, вроде, нет резона
Корить за прошлое властей.
И кто мешал поэтам нервным
И пайку черную жевать,
И ногу с биркою фанерной
Шутливо ножкой называть?..
* * *
Скажите, правители наши,
Пройдет ли в России разлад?
Одни из нас сеют и пашут,
Другие на нарах сидят.
А третьи под дудочку пляшут
И пишут, о чем им велят.
* * *
Мне в окошко стукнул голубь.
Это был не благовест.
Это был безумный голод,
Наступающий окрест.
Я ему насыпал крошек,
А потом в теченье дня
Вспоминал людей хороших,
Не оставивших меня.
* * *
Ты становишься все красивее,
Я - убогий старик, но смотрю
На тебя, мою нежную фею,
Как на первую в мире зарю.
Ничего мне на свете не надо,
Мои счеты с судьбой сведены.
Только две виноградинки взгляда
Для меня в этом мире важны.
* * *
«Люблю грозу в начале мая»,
Люблю январский белый снег,
Когда в кибитке обнимает
Один другого человек.
И милый почерк на конверте,
Над коим тихо слезы лью;
Все в это жизни, кроме смерти,
Я обожаю и люблю.
Оригинал статьи: «Российская газета»