Текст и коллаж: ГодЛитературы.РФ
Фото из семейных архивов
На оглашении Длинного списка "Большой книги" организаторы особо подчеркивали важность того, что в числе "полуфиналистов" главной литературной премии оказались прошло- и позапрошлогодние лауреаты молодежной премии "Лицей": таким образом наглядно проявляется преемственность литературных поколений. Поэтому мы сочли возможным включить в наш "Бессмертный полк Большой книги" победителя поэтической номинации "Лицея"-2017 Владимира Косогова. Ведь эта акция - тоже про поклонения, человеческие. А еще она про то, что у всех участников русских литературных премий, при всех разностях их убеждений, вкусов, опыта, есть — кроме литературного таланта, разумеется, — и нечто общее: хранящиеся в семейных альбомах фотографии отцов, дедов, других ближайших родственников, принимавших участие в Великой Отечественной войне. И часто — не вернувшихся с нее. Точно такие же, как у всех граждан современной России.
Михаил Егорович Косогов
Владимир Косогов Крошки ефрейтора Косогова
На фоне закопанных в чернозем европейских сыров и полыхающего пламенным патриотическим огнем хамона я все чаще вспоминаю своего дедушку. Михаил Егорович Косогов знал цену простой человеческой пище.
В далеком 1942 году в возрасте 17 лет он впервые услышал канонаду вражеских орудий, год спустя получил похоронку на отца и старшего брата. Война не дала шанса подготовиться к самому страшному: в ноябре 43-го рядовой Косогов М. Е. в составе 203-го танкового батальона освобождал Псковскую область. Затем почти год плена и долгожданное освобождение в 1944-м. Дальше — Белоруссия, Польша и Берлин. Типичный маршрут простого русского солдата из деревушки Высокое, затерянной в партизанских брянских лесах. Маршрут солдата, которому удалось выжить в кровавой мясорубке, которую невозможно даже представить.
Медалей у деда Миши было не много. Парадная форма сгорела при пожаре в 1951-м вместе с документами на награды. Восстанавливать не стал, поднимать с колен родной колхоз оказалось куда более важным делом для двадцатисемилетнего тракториста. Крупицы свободного времени отнимала растущая семья. Всего у дедушки с бабушкой было восемь детей. Чтобы сосчитать всех внуков и правнуков, не хватит пальцев даже четырех рук. Большая война постепенно уходила за горизонт, но до конца не покидала. Нам, оголтелым внукам, выросшим на руинах страны, которую защищал танкист Косогов, было это особенно заметно.
Первая посылка из далекой Германии пришла на сельский почтамт в июле 1996-го. Отправители из Мюнхена рассчитывали, что придет она аккурат ко Дню Победы. Дедушка забрал большую коробку и поставил ее под стол, даже не желая открывать. Вскрыли заветный импортный сундучок мы с двоюродным братом. Консервы, копченая ветчина, конфеты, табак и даже бутылка спиртного - всего много, в ярких обертках, где не было ни единого русского слова. Я даже не успел ничего взять из бумажных кульков, как дедушка выгнал нас с братом из кухни. Он взял посылку и выкинул содержимое в помойное ведро, а саму коробку потом превратил в скворечник. На наши вопросы и наше искреннее возмущение он ответил просто: «Свои харчи есть». В итоге к 2000 году, когда уже сильно постаревший Михаил Егорович перебрался в Брянск, в его родной деревне осталось как минимум пять кормушек, сколоченных из мюнхенской крепкой фанеры.
Фронтовик и ветеран Косогов умер 1 сентября 2010 года, как раз на мой день рождения. До конца дней он оставался крепким человеком, с характером и принципами. Со времен войны он сохранил всего одну привычку, которая ему «жизнь спасла» - после еды дедушка собирал хлебные крошки в кулек. На всякий случай. И эти хлебные крошки в национальном сознании не сможет уничтожить ни один Россельхознадзор.
Клеонский Илья Иосифович 1924 г. р.
Григорий Служитель
Оба моих деда прошли всю войну. Их истории, как и истории каждого выжившего в те годы, одинаковы и в то же время не похожи ни на одну другую. Дед Гриша (в честь кого меня назвали) был связистом. При этом, по долгу службы обеспечивая переговоры другим, сам он о войне говорить не любил. На расспросы отвечал сухо и односложно.
Часто повторял фразу, известную слишком многим советским семьям: «Не надо вам этого знать». Он умер до моего рождения. Зато я застал деда Борю. На войне он дослужился до лейтенанта. Прошёл от Москвы до Берлина. В доме у него был настоящий немецкий нож, которым он доверял мне (семилетнему ребёнку) разрезать для него газеты. Но мне хотелось бы рассказать не о них. Выделенный кружочком мальчик на фотографии - это Клеонский Илья Иосифович 1924 г. р., мой двоюродный дедушка. Он не форсировал Днепр, он не был одним из первых вошедших в Будапешт или Вену, он не попадал в Ржевский котел и не подрывал себя ввиду неминуемого плена. Вместо этого он подхватил менингит в поезде по дороге на фронт и умер в госпитале г. Выкса 18 лет от роду. О том, как умер Илья, наша семья узнала только четыре года назад, когда на свете уже давным-давно не было никого из его близких: ни матери, ни отца, ни сестры (моей бабушки). Это изображение на общем фоне и моя заметка для «Большой книги» - в общем-то, всё, что осталось от Ильи в этом мире. Впрочем, будем надеяться, что, как говорили в Древнем Риме, Бог действительно сохраняет всё. Хотя в случае с Ильёй могут возникнуть некоторые трудности. О сохранении чего может идти речь? Едва ли он успел нажить опыт, привычки, которые пронес бы через всю жизнь. Не знаю, в кого он был (и был ли?) влюблен. И кем хотел стать после войны (в успешное окончание которой, разумеется, не мог не верить). Что именно может подлежать воссозданию? Всматриваясь в изображение своего деда-подростка, я испытываю чувство неловкости от того, что смею знать, что с ним совсем скоро произойдет. А он нет. Или все-таки да? Преимущество знающего потомка - по сути эфемерность. На самом деле, мне кажется, Бог сохраняет не только сбывшееся, но и, что главное, даже то, что только могло произойти. А значит, и вся непрожитая жизнь Ильи еще вполне может состояться. Когда-нибудь.