Текст: Денис Безносов
Обложки книг взяты с сайтов издательств
Член жюри Премии Андерсена, заведующий отделом культурных программ РГДБ, поэт и страстный книгочей Денис Безносов намеревается раз в месяц «отчитываться» нам о прочитанном. Вот что он отчитал в мае.
Ali Smith. Spring
Hamish Hamilton, 2019
Трудно судить о едином произведении по частям, особенно на третьей книге квартета. Тем не менее очевидно, что Али Смит задумала единое лироэпическое полотно, состоящее из отдельных, но симметричных сюжетов. Все три книги, будучи, безусловно, самостоятельными, следуют одним и тем же принципам: две ключевые сюжетные линии (история старика и девушки в «Осени», взаимоотношения сестер и сюжет с сыном и подставной женой в «Зиме», режиссер, переживающий смерть близкого, и девушка, работающая с беженцами, в «Весне»), художественная тема (соответственно Полин Боти, Барбара Хепберн и Тасита Дин), политическая тема (брекзит, природа протеста, беженцы), контраст надежды и безнадежности, а также дополнительные реминисценции из разных областей (литературы, музыки, перформанса и т. д.). Удивительным образом Смит соблюдает все эти (и некоторые другие) правила и формальные самоограничения, не лишая при том каждую следующую часть оригинальности. «Весна» - ничуть не хуже предыдущих двух книг - настолько же умеренно сентиментальна, полна стилистических украшений и небанальных наблюдений (при довольно банальных обстоятельствах). Осталось дождаться «Лета».
Amos Tutuola. Feather Woman of the Jungle
Faber & Faber, 2015
Творчество Тутуолы - сплошной устный рассказ у костра, где фольклор йоруба причудливо перемешан с современными реалиями. Как известно, нигерийцы не приняли успеха Тутуолы на Западе - поскольку герои его книг казались им чересчур простыми, суеверными и похожими на неотесанных туземцев. Наивный, но хитроумный рассказчик Тутуолы, любитель пальмового вина и сокровищ, то ли подобно акыну выдумывает истории на ходу, то ли повествует о событиях, действительно некогда приключившихся с ним в нигерийских джунглях. Если знаменитый The Palm-Wine Drinkard - книга сюрреалистическая, ни на что не похожая и потому очаровательная, то написанная чуть позже Feather Woman of the Jungle устроена куда логичнее и понятнее. Однако Тутуола не прекращает удивлять причудливыми персонажами (чего стоит загадочная женщина в перьях, что превратила любовницу своего мужа в страуса, который несет золотые яйца, обращающие тех, кто посмеет к ним прикоснуться, в изваяния). Проще говоря, если с кого и начинать знакомство с нигерийской литературой, так это с Тутуолы.
Gilbert Sorrentino. Red the Fiend
Dalkey Archive Press, 2006
Мизантропический гротеск, антиода (как будто) счастливой и благочестивой семье, роман недовоспитания, мрачная и смешная сатира с главным героем, напоминающим нечто среднее между витраковским Виктором и Фрэнком из «Осиной фабрики». Мальчик Рэд циничен и одержим зарождающимся в его нутре насилием, он послушно переваривает уроки своей изумительной семьи. Жестокость для него - неотъемлемая часть повседневной жизни, она же - единственный доступный метод познания окружающего мира. Но он еще не готов к «игре по-крупному», пока он способен разве что на пару-другую шалостей, пускай и садистских. В отличие от персонажа Бэнкса, Рэд - продукт своей семьи, выращенный в атмосфере своеобразной заботы и, пожалуй, самых лучших побуждений. Роман Соррентино наглядно демонстрирует, как в результате соответствующей модели воспитания происходит вырождение человека, а следом и человечества.
Ben Okri. The Famished Road
Vintage Classics, 1992
Магический реализм обыкновенно ассоциируется у нас с Маркесом и латиноамериканцами. Потому, вероятно, так свежо читается африканская версия чего-то, по структуре похожего на магический реализм. Населенный духами, причудливый, непривычный для европейской традиции африканский фольклор, синтезированный с современными реалиями, не может не увлекать (яркий тому пример - Тутуола). Нечто подобное попытался сделать и Бен Окри: в безымянной стране (которая, очевидно, на самом деле Нигерия) созданный бесконечно рождаться и умирать дух-абику решает прервать порочный круг, рождается настоящим мальчиком, но продолжает слышать и видеть духов, населяющих все вокруг. Первые страниц сто действительно интересно следить за жизнью героя (а ничего, кроме пересказа событий, в тексте нет), но когда начинаются нигерийские «гроздья гнева» с непростой жизнью бедняков, злыми политиками и борьбой за права, становится скучно. Не вполне понятно, зачем очередной книге про нелегкую (и романтизированную) жизнь бедных людей нужны эти затертые до дыр аллегории, сюжет про духов и перерождения, яркая метафора прожорливой дороги и далее по списку. Видимо, автору хотелось добавить колорита, иначе получилась бы обычная постколониальная книга о борьбе за кусок хлеба и гражданские права.
Arundhati Roy. The God of Small Things
Harper Perennial, 2004
На русском издана в переводе Л. Мотылева под названием "Бог мелочей"; СПб.: Амфора, 2004
Не будь в этой книге - почему-то почти обязательного - «исторического фона», всевозможной социальной проблематики и осуждения различных неравенств (в том числе, разумеется, кастовых и гендерных), получилось бы нечто на уровне The Sound and the Fury. Композиция романа выстроена мастерски - хронология не просто нарушена, она расщеплена на мелкие фрагменты, перемешанные между собой в весьма прихотливом порядке. Каждый фрагмент - наблюдение за той или иной небольшой, полумолчаливой ситуацией, что создает эффект постоянной недоговоренности, замалчивания чего-то, происходящего за пределами текста. Таким образом, жизнь героев будто собирается из разбросанных крупиц, маленьких переживаний, шепота, созерцания времени. В сущности, это и есть те самые мелочи, которые Рой вынесла в заглавие книги. И, конечно, такие переживания самоценны и едва ли нуждаются в каком бы то ни было политическом высказывании.
Cormac McCarthy. The Border Trilogy: All the Pretty Horses
Everyman, 2008
На русском издана в переводе С. Белова под названием "Кони, кони..."; М.: Азбука, 2011
Кормак Маккарти «для чайников», или то самое произведение, с которого, пожалуй, можно начать знакомство с великим и угрюмым классиком современной американской литературы, по нелепой случайности до сих пор не удостоенным Нобелевской премии. Любого, кто читал «Кровавый меридиан» или даже «Дорогу» (не говоря уж о макабрических Outer Dark и Child of God), несомненно, удивит романтический вестерн о приключениях двух шестнадцатилетних друзей на границе США с Мексикой. Здесь собраны все необходимые клише: загадочные незнакомцы по дороге, перестрелки, кражи лошадей, любовь к юной мексиканке с влиятельным и недружелюбным отцом, разборки в грязной мексиканской тюрьме, верность другу в самой трудной ситуации и т. д. Маккарти как будто прячется за мишурой приключенческого романа, давая о себе знать, например, в описаниях бегущих по равнине лошадей или превращая бытовую болтовню со случайным прохожим в полуфилософский диалог. Важно помнить, что для автора происходящее в романе - не авантюрная история про бравых ковбоев, а скорее притча, под нее замаскированная.
Cormac McCarthy. The Border Trilogy: The Crossing
Everyman, 2008
На русском издана в переводе В. Бошняка под названием "За чертой"; М.: Азбука, 2013
Во втором томе Маккарти становится похож на себя. Особенно любопытно, какая метаморфоза происходит с сюжетом, структурно скопированным из All the Pretty Horses. Снова главный герой в сопровождении брата отправляется из США в Мексику, пересекает границу, но теперь пересечение становится своего рода ритуалом, необходимым для обретения себя. На этот раз он совершает три таких пересечения, завершая последнее в своем личном Гефсиманском саду. Вторая книга зеркально отражает первую, как бы давая другую версию происходящего. То же, в сущности, происходит и стилистически - текст заметно усложняется, периодически впадает в медитативное наблюдение либо в столь же медитативные диалоги.
Cormac McCarthy. The Border Trilogy: Cities of the Plain
Everyman, 2008
На русском издана в переводе В. Бошняка под названием "Содом и Гоморра. Города окрестности сей"; М.: Азбука, 2014
Третья книга «Пограничной трилогии» кажется необязательной. В центре повествования - голливудский сюжет о том, как герой влюбился в проститутку, решил выкупить ее у сутенера, а оказалось, что тот тоже в нее влюблен, и т. д. В романе нет медлительных описаний, мрачной религиозности, путаной притчеобразности, рассуждений о насилии и человеческой природе - иными словами, нет почти никаких элементов, характерных для Маккарти. От него остался только сухой стиль повествования, диалоги без знаков препинания и пара-другая угрюмых пейзажей. Так, третий том трилогии неизбежно разочаровывает - особенно на фоне предыдущей части и ее финала. Нечто подобное напрашивалось и здесь (тем более, что в названии романа - отсылка к библейскому сюжету о Содоме и Гоморре), но, увы.
Ian McEwan. Machines Like Me
Jonathan Cape, 2019
Надо полагать, работая над новым романом, живой классик вдохновлялся Азимовым, «Черным зеркалом», «Миром дикого Запада» и прочими подобными историями про андроидов и их переживания. Кроме того, новый роман Макьюэна - это еще и альтернативные британские 1980-е, где все происходит почти так же, как в действительности, но немного не так: Тьюринг, например, жив-здоров, и не без его участия на свет появились те самые андроиды. Сюжет развивается до комичности коряво, персонажи произносят шаблонные монологи, потом (к слову) всплывает тема мусульманства, после - насилия и справедливости, и до кучи из всего этого предлагается извлечь урок-другой. В итоге получилась крайне неумелая и самая странная книга Макьюэна, которая местами попросту выглядит как халтура (еще бóльшая, чем предыдущая Nutshell). Будто Machines Like Me писались, дабы продемонстрировать: автор идет в ногу со временем, интересуется самыми разными проблемами современности, пишет просто и понятно, как того требует нынешняя эпоха.
В. Г. Зебальд. «Головокружения» (пер. Е. Соколовой)
М.: Новое издательство, 2018
Первый роман Зебальда представляет собой коллаж из четырех сюжетов-травелогов, объединенных темой обретения памяти, обретаемой в ходе созерцания окружающей реальности и исследования связанной с этим тревоги. «Головокружения», сделанные ожидаемо грубее, чем «Аустерлиц» и более поздние книги, - это синтез музыки, живописи и поэзии (в большей степени, чем прозы). Тревога, которую запечатлевает герой Зебальда (говоря о себе, а также о Стендале-Бейле и Кафке, фигурирующем под именем Доктор К.), напоминает картины Эндрю Уайета, в частности, ту, где ветер колеблет занавеску, или ту, с задутыми свечами. Именно такое ощущение, пожалуй, является ключевым в романе и создает состояние того самого головокружения. В остальном же книга кажется чересчур фрагментарной, в ней видны швы и шероховатости будущего - неповторимого - зебальдовского письма.