Текст: Дмитрий Шеваров
Фото: Сергей Нохрин. Екатеринбург/Анатолий Лаптев
Статья была опубликована 22.07.2018
У Серёжи есть стихотворение "Веселый шум", оно о сыне. "Когда заходит в дом веселый шум..." Так и он входил везде и всегда.
Можно было сидеть спиной к двери, но легко догадаться: пришел Нохрин.
Даже его тень намагничивала всеобщее внимание.
Опоздав на лекцию или какой-то общий сбор, Сергей с виноватой улыбкой и множеством почти неуловимых мимических жестов пробирался куда-нибудь в угол, в последний ряд. Однокурсники и лектор наблюдали за этим проходом так, как если бы в середине спектакля из-за кулис наконец-то вышел любимый актер. И пусть его роль была без слов, улыбки бродили по лицам. Сергея обожали.
А вот: ночь, студенческая общага, ты только задремал, но откуда-то является Нохрин и ласково треплет тебя по плечу, приговаривая: "Не бужу, не бужу..." И тебя распирает не от злости, а от смеха.
На него невозможно было рассердиться. То есть, конечно, сердились, но потом. А в ту минуту, когда ты попадал в облако его обаяния, ты оказывался совершенно обезоружен. Серёга знал об этой своей особенности и пользовался ей с блеском (не случайно он после журфака Уральского университета пошел на режиссерские курсы ВГИКа).
Но при этом "выезжать на обаянии" Сергей не хотел. Ничего в жизни он не получил "за красивые глаза".
Ни разу не увернулся от того, что предлагала судьба.
В колхоз - так в колхоз, грузчиком - так грузчиком, с утра до ночи - так с утра до ночи. На студенческую практику - в Магадан. Если обижают слабого или оскорбляют девушку - в драку. После университета - по повестке в армию (а ведь он был уже отцом двоих детей!).
Нет, в нем не было ни капли социальной наивности и комсомольского романтизма. В университет он поступил, имея уже четыре года рабочего стажа и абсолютно ироническое отношение ко всему, что исходит от государства. Ироническое, но не циничное. Власть и Отечество находились для него на разных полюсах, как Арктика и Антарктида.
Песня Сергея Нохрина «Машины» в двух вариантах исполнения — Александра Башлачёва и автора
Александр Башлачев. Из альбома «Zaycev.Net»
[audio mp3="https://godliteratury.ru/wp-content/uploads/2018/07/Aleksandr-Bashlachev-poet-pesnyu-Sergeya-Nokhrina-Mashiny.mp3"][/audio]
Нохрин Сергей, 1984. «02 Машины»
[audio mp3="https://godliteratury.ru/wp-content/uploads/2018/07/Sergey-Nokhrin-poet-svoyu-pesnyu-Mashiny.mp3"][/audio]
Стихи и песни Сергея были вызваны к жизни целомудренной нежностью к своей стране и глубоким к ней состраданием, но выражалось это не в пафосных словах, а в интонации, в музыке, в выборе героев, отринутых судьбой на обочину. Его учителями были Галич и Высоцкий, а самым близким другом - Саша Башлачёв.
Как всякий сильный и мужественный русский человек, Серёжа прятал слезы за шутовством, самоиронией и балагурством, заставляя слушателя подивиться абсурду происходящего.
Скрытым, но хорошо всем понятным рефреном его стихов и песен было одно: "Прорвемся, мужики! Надо жить.."
Над нохринскими балладами как дети смеялись и работяги, и университетские профессора.
Без капли скоморошества трудно перенести темную уральскую зиму, а тем более черную полосу в судьбе. Можно, конечно, терпеть всерьез, угрюмо скрипя зубами, но разве это жизнь? Только нечаянная радость выручает нас из тины липкого уныния.
Как сценарист и режиссер Сергей успел снять семь документальных фильмов. Среди них: "Ветхозаветная история", "Формула счастья", "День города", "Семионова вода", "Революция на Урале"...
В художественном кинематографе он не успел осуществиться, и это горько. Нохринское кино было бы непременно авторским, а не коммерческим, но оно никогда не погружало бы зрителя в тоску и мрак. Сергей как никто знал, что русский человек ждет не зрелищ, а улыбки и света.
...Хорошо б поставить точку
(пишешь правду - выйдет ложь)
и нырнуть в большую бочку,
где стоит вчерашний дождь.
P.S. Как сообщила нам Анна, вдова Сергея, двухтомник поэта с дисками его фильмов и записями песен можно заказать по адресу ее электронной почты или приобрести в екатеринбургском филиале "Российской газеты".
ИЗ СТИХОВ СЕРГЕЯ НОХРИНА
Попрошайка
Он как бы не просил,
он как бы так сидел,
как будто бы устал,
как будто бы присел.
Ушанка, в ней пятак —
в сторонке от него,
как будто просто так,
как будто не его.
И, головой в наклон,
как будто на пальто
царапал пальцем он
как будто бы пятно.
Не клянчил, не просил,
как будто так сидел,
как будто бы он был
как будто бы у дел.
Порою с глаз его
спадала пелена
и улыбался он
как будто после сна.
Как будто бы сейчас
он понял весь вокзал
и будто никому
об этом не сказал.
Просьба
Отдайте деньги, славу и любовь
обманутым, завистливым и бедным.
Мужам — чины, служакам — эполеты,
покой — безумцам, а бездомным — кров.
Отдайте без ненужных лишних слов
всё то, что просят в городах и весях.
Часы пробьют — наступит равновесье
на чашах человеческих весов.
Пожалуй, всё. Теперь верните мне,
простив мой пыл и напускную грубость,
тот снег, тот дом, то яблоко, те губы,
тот ясный и холодный зимний день.
Вопрос
Мой друг, зачем стихи писать?
Ты можешь просто закричать,
стоп-кран у поезда сорвать
и по сугробам побежать.
Потом споткнуться и упасть,
ползти и выреветься всласть
да и уснуть среди снегов...
Не надо никаких стихов!
Шарик
Я нашел закатившийся шарик!
С ним мне стало обратно светло.
В теплоте размножаются твари,
им по кайфу покой и тепло.
Залижу языком свои раны,
вновь на спину закину свой крест.
Дай мне, Бог, видеть жаркие страны,
но спаси от любых теплых мест.
Поэты
Лаская вес прозрачных строк,
как четки их перебирая,
поэтов любит слушать Бог.
И самых лучших забирает.
Они летят на дальний свет
к его ладони, словно птицы,
оставив пепел сигарет
на недописанных страницах.
Воскресенье
Воспет вербальным воскресеньем,
внимая чутко Божий глас,
на ярком солнышке весеннем
дед беззаботно щурил глаз.
Он гладил солнечную спицу,
несущую ему покой,
сжимая желтую синицу
своей морщинистой рукой.
Над головой его звучала
прозрачно музыка небес.
Он начинал свой век сначала,
поскольку лишь вчера воскрес.
Он раздвигал улыбкой дали,
глядел от дома, от земли,
как в синем небе пролетали
на север с юга журавли.
* * *
Гольфстрим замёрз.
Народ сместился к югу.
Такое вот печальное кино.
В Безье мороз.
В Антверпене ждут вьюгу.
В Европе холодно, в Италии темно.
Грызя каблук,
голодные солдаты
бредут без строя строго на восток.
Распался блок.
Естественно, блок НАТО.
Какой ещё распасться мог бы блок?
Темно и мрачно.
Зрелище страшнее
увидеть можно разве что во сне.
За спины прячут
руки брадобреи,
поскольку отвратительны оне.
Повержен шёлк
Романского штандарта.
С утра то золотуха, то понос...
Похоже, что таинственная карта
Европы изменилась, Ариост.
Псалом 9
Я верую, что Ты меня сегодня слышишь.
Прошу Тебя: восстань, взыщи за кровь и смерть.
Народы ни на шаг не стали к небу ближе.
Мы все вросли по грудь в земную нашу твердь.
В надмении людском, в потоках зла и скверны
потоплены и те, кто в сердце Имя нёс.
Что ожидает нас? Шипы бескрайних терний,
таких, что впереди совсем не видно звёзд.
Мы свой тяжёлый крест несём, но Ты пока что
не начинал вершить свой справедливый суд.
Когда к престолу молча понесут
то, что в душе из нас имеет каждый,
Ты накажи наш древний грешный род,
но отличи злодеев от сирот.
Вселенская лампада
Свети, гори, сияй, вселенская лампада,
покуда далека вселенская зола.
Неси нам новый день согласия и лада,
прочь отгоняя ночь бесчестия и зла.
Мы обретём покой, свои расправив плечи,
мы будем понимать иные языки.
Бескрайний свод небес расчищенный и вечный
забьётся точно в такт с запястием руки.
Омоет тёплый дождь ослепнувшие стёкла,
час музыки шагнёт по звонким струнам лир,
и нежно-золотым, искристым ярким током
согласье и покой заполнят этот мир.
Ангелы
Три ангела в белом
по белому снегу
держали дорогу
к теплу и ночлегу.
Проворные крылья
белели над телом.
По снегу скользили
три ангела в белом.
Легко и привольно
велась их беседа.
Глазам было больно
от белого света.
По солнечной пыли,
по лисьему следу
три ангела плыли
по белому свету.
Хрустели сугробы,
кривились дороги.
Белели от злобы
людские пороги.
Встречали со страхом,
встречали с поклоном,
а в душах - с размаху
топор по иконам.
Но ангелы плыли
спокойно над снегом.
Они уже были
над лесом, над веком.
Держали дорогу
уже за пределом
по белому снегу
три ангела в белом.
Свердловск—Екатеринбург, 1990-е годы