Текст: Сергей Дмитриев
Иллюстрация: Виктор Евгеньевич Артамонов. «Пушкин и Жуковский у Глинки», 1953
Фото: ru.wikipedia.org
Издатель, поэт и историк Сергей Дмитриев выпустил уже около двадцати книг, в том числе десять стихотворных, а также книги «Последний год Грибоедова», «Владимир Короленко и революционная смута в России». Он — вдохновитель и создатель интернет-антологии «Поэтические места России», которая связывает имена русских поэтов с историей различных мест нашей страны.
Сергей Дмитриев и сам много путешествует, он уже много лет следует путями русских поэтов. В том числе — Александра Сергеевича Пушкина. «Год Литературы» публикует его дорожные записки — своего рода «блог русского путешественника», в котором описывается его путешествие по следам Пушкина в Арзрум — современный турецкий Эрзурум.
Пост № 14
Завершая тему путешествий Пушкина, самым ярким и важным из которых было именно путешествие в Арзрум, мы не можем не затронуть более подробно главное творение поэта — роман в стихах «Евгений Онегин», который Пушкин писал почти восемь с половиной лет, с мая 1823 по октябрь 1831 г., во время многих своих странствий и скитаний, а значит, этот роман не мог не вобрать в себя не только саму тему путешествий, но и конкретные моменты жизни автора-скитальца. Закончив роман вчерне в Болдине осенью 1830 г., Пушкин в особой табличке перечислил девять написанных глав с их предполагаемыми заголовками и с указанием дат и мест, где они писались. Приведем этот документ, датируемый 26 сентября 1830 г. и раскрывающий «кухню» работы поэта:
«ОнегинЧасть первая. Предисловие
- I песнь. Хандра. Кишинев, Одесса.
- II Поэт. Одесса 1824.
- III Барышня. Одесса. Мих. 1824.
Часть вторая.
- IV песнь. Деревня Михайлов. 1825.
- V. Именины Мих. 1825. 1826.
- VI. Поединок Мих. 1826.
Часть третья.
- VII. песнь Москва Мих. П. Б. Малинн. 1827. 8.
- VIII. Странствие Моск. Павл. 1829 Болд.
- IX. Большой свет Болд.
Примечания.
1823 год 9 мая Кишинев — 1830 25 сент. Болдино.
26 сент. АП
И жить торопится и чувствовать спешит. К. В.
7 лет 4 месяца 17 дней».
Пушкин до дня высчитал, сколько времени прошло с начала его работы над романом в Кишиневе. Но в Болдине в сентябре 1830 г. правка романа автором не закончилась. В дальнейшем Пушкин исключил из состава романа всю восьмую главу «Странствие», перенеся часть строф из этой главы в последнюю главу романа, которая и стала восьмой. В нее же Пушкин включил и письмо Онегина к Татьяне, написанное им в Царском Селе 5 октября 1831 г. П. А. Катенин в письме к П. В. Анненкову, правда, через много-много лет, в 1853 г., объяснил причины, по которым поэт выкинул главу «Странствие» из текста романа: «Об осьмой главе Онегина слышал я от покойного в 1832-м году, что сверх Нижегородской ярмонки и Одесской пристани Евгений видел военные поселения, заведенные гр. Аракчеевым, и тут были замечания, суждения, выражения, слишком резкие для обнародования, и потому он рассудил за благо предать их вечному забвению и вместе выкинуть из повести всю главу, без них слишком короткую и как бы оскудевшую».
Кроме упомянутых девяти глав, Пушкин работал и над десятой, не предназначая ее для печати, в том числе потому, что там рассказывалось о декабристах. Эту главу Пушкин сжег в Болдине 19 октября 1830 г., зашифровав ее на нескольких листках, из которых сохранился лишь один листок, содержащий четверостишия нескольких начальных строф. Кроме того, сохранились черновики трех строф десятой главы, что позволило пушкинистам восстановить ее частично. Исчезли и те строфы из «Путешествия Онегина», где говорилось о новгородских поселениях.
Для нас из этой творческой хроники важно уяснить, что Пушкин работал над своим романом в Кишиневе, Одессе, Михайловском, Петровском, Бернове, Малинниках, Москве, Болдине и Царском Селе… Вот она, география странствий поэта на протяжении более 8 лет, но эта география не совпадает с географией самого романа, действие которого происходит лишь в Петербурге, Москве и в той местности, где расположены имения Лариных, Онегина и Ленского (Пушкин не называет названия мест этих имений, кроме поместья Ленского, расположенного, по всей видимости, в вымышленном автором Красногорье). Правда, Пушкин все равно наполнил содержание романа многими географическими названиями и топонимами: конкретными местами Петербурга (Нева, Летний сад, Мильонная улица, Охта), Москвы (Петровский замок, Тверская улица, Дворянское Собранье, места «у Харитонья в переулке» и «у Симеона»), названиями, упоминаемыми в повествовании о героях романа (например, «очаковская медаль», «dandy лондонский», «английский сплин», «страсбургский пирог», «лимбургский сыр»), и названиями, которые присутствуют в личных отступлениях автора («гордая лира Альбиона», «венецианка младая», «пленницы берегов Салгира», «глушь Молдавии печальной» и т. д.).
Однако особняком в романе стоит «Путешествие Онегина»: чтобы разобраться с этим важным фрагментом, придется снова вспомнить о Грибоедове, чья гениальная комедия «Горе от ума» оказала сильное влияние на многие произведения Пушкина, особенно на «Бориса Годунова» и «Евгения Онегина». Не вдаваясь в подробности и не упоминая скрытые параллели и созвучия, укажем лишь на то, что в «Онегине» поэт трижды прямо ссылается на «Горе от ума»: в шестой главе, когда он воспроизводит строку Грибоедова: «И вот общественное мненье!»; в эпиграфе к седьмой главе со словами из комедии: «Гоненье на Москву! что значит видеть свет! // Где ж лучше? // Где нас нет»; и в восьмой главе, где Онегин, «убив на поединке друга», «ничем заняться не умел» и отправился в путешествие:
Им овладело беспокойство,
Охота к перемене мест
(Весьма мучительное свойство,
Не многих добровольный крест).
Оставил он свое селенье,
Лесов и нив уединенье…
И начал странствия без цели,
Доступный чувству одному;
И путешествия ему,
Как всё на свете, надоели;
Он возвратился и попал,
Как Чацкий, с корабля на бал.
Здесь Пушкин не только следует за Грибоедовым, который писал о чувствах, «Которые во мне ни даль не охладила, // Ни развлечения, ни перемена мест», но и прямо сравнивает Онегина с Чацким, загадывая нам очередную загадку: а где же странствовал главный герой пушкинского поэтического воображения? Там же, где и Чацкий? Вспомним, что Чацкий появляется зимним утром 1819 г. в московском доме Фамусова после того, как провел три года где-то в далеких краях, проехав на лошадях больше семисот верст, видимо, из Петербурга в Москву. Очевидно, что в Россию Чацкий прибыл водным путем, вероятнее всего, с лечебных вод (в Германии?), в комедии упоминается также, что он побывал во Франции. Получается, что и Онегин, отсутствовавший также три года, тоже «на корабле» вернулся в Петербург из Европы. Однако не все так просто.
Дело в том, что в 1827 г. Пушкин хотел в своих черновиках ввести путешествие Онегина в седьмую главу романа в стихах, написав, что его герой, «убив неопытного друга», решился «в кибитку сесть» и отправился, скорее всего, за границу:
Ямщик удалый засвистал,
И наш Онегин поскакал
Искать отраду жизни скучной -
По отдалённым сторонам,
Куда не зная точно сам.
Потом, в 1830 г., поэт решил посвятить путешествиям Онегина отдельную восьмую главу, и весьма важно, что тогда в плане всех глав он назвал её «Странствие». Однако в 1831 г. Пушкин изменил свое намерение, вынув «Странствие» из системы глав и поместив отрывки из «Путешествия Онегина» в качестве отдельного приложения к своему роману. Сам поэт позднее чистосердечно признался в предисловии к этим отрывкам, что «он выпустил из своего романа целую главу, в коей описано было путешествие Онегина по России», причем «по причинам, важным для него, а не для публики». При этом, публикуя отрывки, автор не включил в них следующую ключевую строфу, в которой прямо говорилось о европейских странствиях Онегина:
Наскуча или слыть Мельмотом
Иль маской щеголять иной,
Проснулся раз он патриотом
Дождливой, скучною порой.
Россия, господа, мгновенно
Ему понравилась отменно,
И решено. Уж он влюблен,
Уж Русью только бредит он,
Уж он Европу ненавидит
С её политикой сухой,
С её развратной суетой.
Онегин едет; он увидит
Святую Русь: её поля,
Пустыни, грады и моря.
Вот так и получилось, что в своем романе Пушкин вообще не поместил прямых свидетельств о заграничном вояже Онегина. Владимир Набоков в своих обстоятельных «Комментариях к «Евгению Онегину» Александра Пушкина» писал, что «в окончательном тексте» романа «мы не находим ничего такого, что давало бы веские основания исключить возможность странствий Онегина (после того, как он побывал на черноморских берегах…) по Западной Европе, откуда он и возвращается в Россию». Однако, согласно исследованиям того же Набокова, получается, что, выехав из Петербурга вскоре после дуэли летом 1821 г., Онегин направился в Москву, Нижний Новгород, Астрахань и на Кавказ, осенью 1823 г. он попал в Крым, навестил Пушкина в Одессе и в августе 1824 г. возвратился в Петербург, «закончив круг своего русского путешествия, - никакой возможности того, что побывал и за границей, не остается».
Не будем углубляться в доказательства Набокова, отметим только, что уж очень долгим было путешествие Онегина по России - более трех лет, при том, что он посетил не так уж много мест. За такой срок можно было бы объехать всю Россию. Поэтому я бы не стал исключать того, что в замыслах Пушкина было все-таки запланировано заграничное путешествие Онегина, просто автор ждал и надеялся, что он сам рано или поздно отправится в собственные заграничные странствия и опишет их в онегинских строфах. Однако жизнь никак не дарила Пушкину дальние поездки, и пришлось исключить заграничные вояжи из сюжета романа.
Хронология, в которой первая глава отнесена к зиме 1819—1820 г., последняя глава (возвращение Онегина в Петербург) к осени (у Набокова — к августу) 1824 г., а финал — к весне 1825 г., сложилась весьма давно и была предложена еще Р. В. Ивановым-Разумником в начале XX в. Большинство пушкинистов придерживались именно этой хронологии, которая как бы подводила Онегина к восстанию декабристов. Такую точку зрения отстаивал и В. В. Набоков, и Ю. М. Лотман, и Н. Л. Бродский. Однако ряд исследователей (В. М. Кожевников, А. А. Аникин) отстаивают иную периодизацию, отталкиваясь от важного указания Пушкина в тексте романа, что по ходу повествования Татьянин день накануне дуэли Онегина с Ленским был в субботу, а это могло произойти в те годы только 12 января 1824 г. Они не оспаривают пушкинское указание из предисловия к первой главе, что ее события относятся к зиме 1819 г. и что друзья - Онегин и Пушкин - были разведены судьбой летом 1820 г., но дальнейшие события, по их мнению, были намного дольше развернуты во времени: знакомство Онегина с Лариными не могло состояться в тот же 1820 г., когда ближе к осени герой романа прибыл в дядино имение; знакомство Татьяны с Онегиным произошло, скорее всего, уже весной 1823 г.; после дуэли 14 января 1824 г. Онегин отправился в свое трехлетнее путешествие - до 1827 г., причем, возможно, и по зарубежью (не зря же Ф. М. Достоевский в «Речи о Пушкине» говорил, что Евгений «скитается по землям иностранным»); Татьяна Ларина приехала в Москву зимой, в январе - феврале 1825 г., а в конце этого года вышла замуж за генерала; восьмая глава описывает Санкт-Петербург, уже почти забывший восстание декабристов, события в ней разворачиваются поздней осенью 1827 г., а завершается действие романа весной 1828 г.
В пушкинском романе много загадок, и одной из них до сих пор остается хронология событий «Евгения Онегина». Будем надеяться, что эта загадка будет когда-либо разгадана полностью и бесповоротно. Нам же следует обратить внимание вот на это важное заключение: фактически Онегин странствует только путями самого автора. Жизнь не подарила Пушкину других больших странствий, хотя в период написания романа он несколько раз надеялся на свои путешествия за границу. Поэтому-то глава «Путешествие Онегина» и осталась незаконченной: поэт не хотел писать о том, чего сам не видел. Он описал в ней только те места, которые посещал лично, и не его вина, что это были только точки на карте России, а не всего мира.
Между тем у поэта была затаенная страсть воочию увидеть далекие страны. О ней лучше всех рассказала в своих записках А. О. Смирнова-Россет, с которой Пушкин часто встречался в салоне вдовы историка Е. А. Карамзиной. Вот как она передала весьма красноречивые для нашего повествования слова поэта: «Я желал бы видеть Константинополь, Рим и Иерусалим. Какую можно бы написать поэму об этих трех городах, но надо их увидеть, чтобы о них говорить. Увидеть Босфор, Святую Софию, посидеть в оливковом саду, увидеть Мертвое море, Иордан! Какой чудесный сон!»
«Затем он говорил о Риме сперва идолопоклонническом, потом христианском, - продолжала Смирнова-Россет, - говорил об Иерусалиме, причем я заметила, что он был взволнован. Глаза его приняли выражение, которого я не видала ни у кого, кроме него, и то редко. Когда он испытывает внутренний восторг, у него появляется особенное серьезное выражение: он мыслит. Я думаю, что Пушкин готовит для нас еще много неожиданного. Несмотря на веселое обращение, иногда почти легкомысленное, несмотря на иронические речи, он умеет глубоко чувствовать. Я думаю, что он серьезно верующий, но он про это никогда не говорит. Глинка рассказал мне, что он раз застал его с Евангелием в руках, причем Пушкин сказал ему: “Вот единственная книга в мире; в ней все есть”. Я сказала Пушкину: “Уверяют, что вы неверующий”. Он расхохотался и сказал, пожимая плечами: “Значит, они меня считают совершенным кретином”».
Заметим, что из трех великих городов, выделенных Пушкиным, Иерусалим и Константинополь - это жемчужины Востока, Рим был когда-то столицей империи, простиравшейся на три континента - Европу, Африку и Азию, а Библия вообще самый выдающийся памятник восточной культуры. А. О. Смирнова-Россет, в воспоминаниях которой, правда, некоторые исследователи находят сомнительные сведения, уверяла также, что совсем не случайным был интерес Пушкина и к Китаю: «Я спросила его: неужели для его счастья необходимо видеть фарфоровую башню и великую стену? Что за идея смотреть китайских божков? Он уверил меня, что мечтает об этом с тех пор, как прочел «Китайского сироту», в котором нет ничего китайского; ему хотелось бы написать китайскую драму, чтобы досадить тени Вольтера». В черновиках первой главы «Евгения Онегина» сохранились недописанные пушкинские строки о Конфуции:
Конфуций - мудрец Китая
Нас учит юность уважать -
От заблуждений охраняя,
Не торопиться осуждать.
Она одна дает надежды…
Китайский эпизод в мечтаниях Пушкина о дальних странствиях еще раз демонстрирует, насколько отзывчивым он был к истории и жизни самых разных народов мира, как увлеченно он бредил Востоком, понимая, вероятнее всего, ту великую миссию, которую суждено было выполнить русскому народу в Азии. Косвенно об этом осознании свидетельствует записанный Пушкиным в дневнике его разговор 30 ноября 1833 г. с английским поверенным в делах в Петербурге Блаем: «Долго ли вам распространяться? (мы смотрели карту постепенного распространения России, составленную Бутурлиным). Ваше место Азия; там совершите вы достойный подвиг цивилизации…»
Нам же важно еще и еще раз подчеркнуть, что и в своем главном поэтическом творении Пушкин отдал весомую дань теме путешествий, создав, по сути, своим «Путешествием Онегина» один из первых поэтических травелогов в России.