Текст: Михаил Визель
Фото: cdkino.ru
Название полнометражного документального фильма сценариста Антона Желнова и режиссера Ильи Белова (и при участии Юрия Сапрыкина), снятого и выпускаемого нынче в прокат Центром документального кино при поддержке онлайн-кинотеатра Nonfiction.film, явственно отсылает к пьесе самого Сорокина “Dostoevsky-Trip” (1997), в которой описывается, как бомжи «торчат» на русской классике. Аллюзия более чем понятна: 64-летний
Владимир Георгиевич Сорокин, бывший ниспровергатель и буян, зафиксировал таким образом свой переход в ранг «живых классиков» со всеми присущими этому статусу атрибутами.
Вообще, надо сказать, что писатель-прозаик в целом гораздо менее выигрышный персонаж для документального фильма, чем рок-звезда, театральный режиссер или хотя бы художник, как Илья Кабаков, герой предыдущего фильма Желнова и Белова. Его нельзя заснять в апофеозе славы на рок-концерте или в чаду работы на репетиции. Да и визуальный ряд писателя куда беднее, чем художника. Все, что может делать писатель в кадре - задумчиво ходить и веско говорить. Чем Сорокин со значением и занимается - зимой и летом, в Москве и в Берлине, в городской квартире, загородном доме, в кунсткамере с заспиртованными в банках гадами и эмбрионами и даже в некоей заброшенной на вид мастерской.
Говорит он тоже веско - и даже прорывающееся порой заикание этой вескости только добавляет. А главное - говорит он действительно интересно и об интересном. О своем в какой-то степени учителе Андрее Монастырском и о круге московских концептуалистов, сумевших отстраниться и увидеть окружающую их советскую действительность как набор готовых изобразительных кодов для соц-арта (как Уорхол прозрел поп-арт в банках томатного супа). И в котором он сумел занять вакантную в блестящем кругу художников и поэтов «валентность» прозаика. О том, как, найдя свой стиль, он почувствовал себя пахарем с острым лемехом в начале нетронутого поля - бери и возделывай! О том, как возникли его известные тексты разных периодов, от «Нормы» до «Теллурии», - и мимоходом «переворачивает мир» для многих его восторженных (по)читателей, несколько раз отчетливо произнеся «Марти́н Алексеевич», вопреки напрашивающемуся при чтении «Нормы» с листа (а не в авторском исполнении) «Мáртин Алексеевич».
А главное - о том, как писатель, сколько бы он ни уверял, что рыдал над смертью героини, в сущности, энтомолог - и для выражения как раз этой мысли выбран антураж кунсткамеры.
Впрочем, зрителям, не озабоченным вопросами стиля и писательского мастерства, этот полуторачасовой фильм тоже будет интересен. Потому что
едва ли не впервые раскрывает не только то, «из какого сора» растет «сорокинщина»
(известно из какого - не самое счастливое рядовое советское детство, народная в плохом смысле подмосковная школа, ригористичная юношеская «внутренняя эмиграция» из «совка»), но то, к какому настоящему этот путь концептуалиста привел.
Настоящее, прямо сказать, если судить по предъявляемой картинке, вполне нормальное - не в концептуальном, а в человеческом смысле: благоустроенная квартира и еще более благоустроенный загородный дом с камином, две умненькие хорошенькие дочки-близняшки (не отсюда ли страсть Сорокина к клонам?), очаровательные собачки и премьеры в модных театрах, на которые увенчанный лаврами сочинитель приходит под руку с женой. Даже известный скандал со спусканием сорокинских произведений в огромный бутафорский унитаз сейчас, про прошествии 15 лет, можно вспоминать с мягким юмором, как этап большого пути.
Особенно эффектны поставленные встык с видео 80-х, с молодым гривастым андеграундщиком, современные «проходы» (говоря телевизионным языком) по зимнему лесу -
зрелый писатель неторопливо прогуливается в круглой меховой шапке, из-под которой красивой волной ниспадют седые кудри - ни дать ни взять Иван Сергеевич Тургенев в Спасском-Лутовинове.
Известно, что в России нужно жить долго. К счастью, нижняя планка этого «долго» постепенно снижается: Сорокин в свои 64 - уже признанный классик, с соответствующим этому положению общественным вниманием и уровнем жизни. «Сорокин-трип» завершился благополучно, дальше продолжается сорокинское поприще.