Текст: Тимофей Малышев/Литературный институт
Каждый год по весне в "Год Литературы" приходят на практику дипломники Литературного института имени Горького - что вполне естественно, учитывая "кадровый состав" самой редакции. И этот год, каким бы исключительным он ни был, исключением не стал. Знакомясь с молодыми (будущими) коллегами, мы, естественно, спрашиваем, что они пишут и чем интересуются. Ответы всякий раз оказываются неожиданными. Как и в этом случае.
В дни карантина полезно вспомнить о том, что существует отшельничество — добровольная самоизоляция, продиктованная не обстоятельствами, а этическими мотивами, личным выбором человека. Можно по-разному оценивать это явление, но сейчас, когда мы вынуждены оставаться внутри своих квартир, примеры добровольного уединения могут помочь нам переносить свое положение, а может быть, даже позволят по-новому взглянуть на него.
Отшельничество неоднократно становилось темой литературных произведений разных эпох и стран, где оно предстает как возврат человека к самому себе, к простым радостям жизни и наполненности существования. Часто уединение имеет под собой религиозную основу. Так, японский писатель и поэт Камо-но Тёмэй (1154—1216) — автор знаменитых «Записок из кельи» — был буддийским монахом. «Записки», представляющие собой автобиографическое произведение в жанре дзуйхицу (эссе), были написаны Тёмэем в преклонном - по меркам того времени - возрасте, после того как он оставил жизнь в обществе и поселился в одиночестве на горе Тояма.
Текст «Записок» изобилует рассуждениями о непостоянстве и горечах жизни: Тёмэй описывает пожар, ураган, голод, землетрясения — стихийные бедствия, убивающие людей и уничтожающие имущество. Перед лицом катастрофы равно бессильны и богатые, и бедные. Но даже вне этих бедствий люди испытывают различные страдания: боятся за свое имущество или, наоборот, стыдятся своей бедности. Любая жизнь в обществе полна огорчений и неприятностей: «Где же поселиться, каким делом заняться, — восклицает Тёмэй, — чтобы хоть на миг найти место своему телу, чтобы хоть на мгновенье обрести покой для своей души?»
Отвечая на этот вопрос, он создает апологию уединения.
Отшельническая жизнь гораздо более свободна: отшельник никому не подчиняется и никого не заставляет себе служить, уменьшение имущества уменьшает заботы и беспокойство.
Отшельник всегда в движении и наслаждается красотой природы. Он достигает безмятежности вне суеты городской жизни: «Существо моё - что облачко, плывущее по небу: нет у него опоры, нет и недовольства. Вся радость существования достигает у меня предела у изголовья беззаботной дрёмы, а все желания жизни пребывают лишь в красотах сменяющихся времен года».
Но не всегда самоизоляция связана с религией. Американский писатель Генри Дэвид Торо (1817—1862) руководствовался скорее философскими мотивами, когда поселился на берегу Уолденского пруда. Плодом такой жизни стала книга «Уолден, или Жизнь в лесу», в которой художественная автобиография сочетается с публицистикой — пространными рассуждениями о заблуждениях цивилизации, призывами к уменьшению потребностей, упрощению жизни. Торо детально описывает постройку дома на берегу пруда, свой рацион, занятия, дает геологические сведения о местности, чтобы возбудить интерес к созерцательной жизни среди Природы (в тексте это слово с прописной буквы), показать возможность альтернативы жизни в обществе.
Увеличение комфорта жизни, согласно Торо, не только не является синонимом прогресса, но и тормозит прогресс человечества.
Настоящие же, необходимые потребности на самом деле малы, и, удовлетворив их, человек должен, наконец, начать жить. Речь идет, конечно, о духовном прогрессе и духовной жизни: «Когда я думаю приобрести роскошный особняк, меня удерживает мысль, что страна еще не возделана под человеческую культуру и что наш духовный хлеб мы нарезаем куда тоньше, чем наши предки нарезали пшеничный».
Большое место в книге занимает Природа: герой находится в обществе зайцев, кроликов, белок, куропаток, уток, лис; слушает шум дождя, пение лягушек и козодоев; наблюдает за жизнью прудов. Поэтому одиночество Торо трактует в одноименной главе не как отчужденность, но как близость с Природой и миром, ощущение себя частью Вселенной. Французский ученый Пьер Адо называет это ощущение Торо «космическим сознанием»: человек никогда не бывает по-настоящему одинок, ведь «самое мягкое, самое нежное, самое отзывчивое общество может встретиться в каком угодно естественном объекте».
«Уолден» — не единственное американское произведение о радостях одиночества: в романе «Бродяги Дхармы» Джека Керуака (1922—1969) по соседству с алкоголем, вечеринками, освобожденной сексуальностью нашлось место и отшельничеству. Рэй Смит — центральный персонаж романа — увлечен буддизмом и потому временами стремится к созерцанию, безмятежности, единству с миром. Он со своими друзьями поднимается на горы, а приехав в деревню к родителям, уединяется в лесу для медитации.
Вольно трактуемый буддизм и отшельничество у Керуака — это не формы самоограничения, а выражение полноты жизни, ощущение свободы и радости.
Движимый желанием освобождения (а также для того, чтобы подзаработать), Рэй Смит нанимается пожарным наблюдателем на пик Заброшенности, откуда он должен следить, не загорелся ли где лес, и оповещать пожарных в этом случае. Оказавшись в одиночестве на вершине, герой вначале испытывает испуг и подавленность, но через некоторое время туман над горами рассеивается и Рэя поражает красота открывшегося ландшафта: «С самого детства не был я так счастлив, я наслаждался одиночеством и никуда не торопился. "Тра-ля-ля, тру-ля-ля!" — распевал я, гуляя и поддавая ногами камешки. Наступил мой первый закат — невероятный. Горы покрыты розовым снегом, кружевные облака вдали — как древние дальние роскошные города в стране Будды, ветер без устали трудится, дует, раскачивая мой корабль. <…> Где-то, казалось, вершится золотой праздник радости».
Европейская литература тоже не обходит стороной тему отшельничества: в рассказе «Лес зимой» нобелевского лауреата, норвежца Кнута Гамсуна (1859—1952) мы находим то же противопоставление цивилизации и одинокой жизни среди природы. Персонаж, от лица которого ведется повествование, живет в торфяной юрте поблизости от реки Шель. Его внутренняя речь обращена к воображаемому жителю города. Она расписывает красоту жизни в лесу и обличает нездоровье городской жизни: «Ты лежишь в кровати до 10 или 11 часов дня и, тем не менее, встаёшь усталый и истомленный. Я вижу тебя перед глазами, когда ты выходишь на улицу, ты щуришь глаза, как будто утренний рассвет наступил слишком рано. А я встаю в 5 часов и чувствую, что выспался. Наружи ещё темно, но света все же достаточно, чтоб наблюдать за луной, звёздами, облаками и приметами погоды».
Герой рассказа блуждает в зимнем лесу по следам оленя, иногда теряется, и если снежная ночь застигает его в пути, останавливается на ночлег в укромном уютном месте, защищенном от бури. Так, устроившись в непогоду, он ощущает блаженство, недоступное воображению тех, кто этого не испытал.
В лесу размышления о немногих простых вещах исполнены скрытой глубины: «День прошёл. Всё было хорошо, и у меня не было никаких тревог. Среди величественного покоя, меня окружающего, я единственный взрослый человек, скиталец, становлюсь будто бы больше, значительнее, — ближним Бога. С великими мыслями дело идет хорошо, так как во внимание к своим ближним Бог совершает великие вещи».
Может показаться, что между этими примерами и нынешним положением нет ничего общего, ведь большинство из нас сейчас находится не в горах и лесах, а в городских квартирах. В лучшем случае - в небольшом загородном домике. Однако сквозная идея приведенных произведений в том, что, где бы мы ни находились, главное всегда с нами: внутреннее пространство, обычно заслоняемое внешними вещами, внутренний голос, который мы в тишине изоляции сможем наконец услышать. Если захотим.