Текст: ГодЛитературы.РФ
Арсен Ревазов – человек разнообразных и, главное, реализованных дарований: один из пионеров русской интернет-рекламы, венецианский галерист и аналоговый фотограф, даже клубный рок-музыкант. Его «Одиночество-12» – «русский ответ Дэну Брауну»: конспирологический роман, в котором из прискорбного, но частного происшествия, убийства московского химика, постепенно, с поступательной методичностью ночного кошмара, вырастет мировой заговор. Чтобы распутать его, главному герою, в меру успешному московскому представителю «креативной экономики», приходится начать расследование на трёх континентах, в которое вплывают Ватикан и Иерусалим, средневековая Европа и Древний Египет, российская тюрьма и буддийский монастырь.
Роман впервые появился в 2005 году и был сочувственно встречен критикой и читателями - именно как "русский код да винчи". В новой редакции автор полностью переписал его, придав новый конец. Даже два конца. А главное – внес жизненный и даже философский опыт, накопленный за 15 лет. Особенно – за уходящий странный год. "Мир стал другим, язык стал другим, все стало другое, - объяснил сам Ревазов "Году Литературы". - Пандемия не вошла, я не журналист, но она и так была предсказана и так 15 лет назад в старой версии. Просто предсказание сбылось".
Арсен Ревазов. "Одиночество-12"
М.: АСТ, Corpus, 2020
Глава третья
Без церемоний нет правосудия
Я поймал себя на мысли, что уже несколько минут не могу отвести взгляд от кровати, и тут меня позвал Писатель, который наконец оторвался от своих бумаг.
— Начнемте, господин Мезенин. Или лучше Иосиф? Как по батюшке?
— Яковлевич. Но можно просто по имени. Без церемоний.
—Просто без церемоний — это хорошо. Но мы любим церемонии. Обстоятельность, знаете ли. Это не то что, там вот, аккуратность. Или вежливость. Если в органах обходиться без церемоний и формальностей, то завтра от правосудия останутся одни воспоминания.
— А у нас от него что осталось? — максимально позитивным голосом поинтересовался я.
— Что удалось оставить, то и осталось. Не надо на нас всех со бак вешать. Полиция вне политики.
— Да что вы, — испугался я собственной смелости. — Я и не вешаю. Собак. И кошек тоже.
— Что кошек?
— Не вешаю.
— Ладно. Перейдем к делу. Вопрос такой. Где, Иосиф Яковлевич, вы были вчера вечером и сегодня ночью?
— Дома. Читал, работал, думал. Смотрел телевизор. Потом спал. Пил виски. Опять думал, — неожиданно сказал я.
— Думал, — поднял указательный палец Писатель. — Думал! Это ведь, в сущности, отлично. Но кто это может подтвердить?
— Никто.
— Совсем никто? — Он как-то расстроился. — Я не про “думал”. Я про то, что вы были дома. Никто не может подтвердить?
— Нет, ну почему. — Я вдруг опять почувствовал себя в опасности. Теперь я заметил, что от стресса у меня шея покрылась испариной. Я протер ее рукавом. — Мой интернет-провайдер может подтвердить. Мой сотовый оператор. У них остались логи.
Писатель аккуратно записал данные моего интернет-провайдера и поинтересовался номером контракта сотового оператора.
— Почему вы все записываете ручкой на бумаге? Почему? — спросила Лиля. Ее это вдруг очень обеспокоило. — У полиции нет диктофонов и видеокамер?
— У кого-то есть, у кого-то нет. — Писатель философски пожал плечами. — А подписывать протокол вы как будете? По телевизору?
Он тяжело вздохнул. Я удивился, до какой степени участковые менты далеки от проблемы универсальной электронной подписи, но настоящий, хоть и дурацкий, допрос отвлек меня от мыслей о несовершенстве правоохранительных органов. У нас ушло еще много времени на бессмысленные, с моей точки зрения, разговоры о том, почему я не работаю по специальности, а занимаюсь какой-то фигней, когда я последний раз видел Химика, не принимал ли он наркотики и алкоголь, из-за чего мы могли бы враждовать и самое главное — кого я подозреваю. Я никого не подозревал. Я сказал, что не знаю людей, не принимающих алкоголь. То есть я знаю, что эти люди существуют в природе, но я, к сожалению, лично с ними не знаком.
В самой мягкой форме мне удалось отказаться говорить о наркотиках. Я поклялся, что Химик не связан с кавказскими группировками, как и с любыми другими, хотя клясться меня никто не просил.
Потом мне пришлось по минутам расписывать Писателю мой вчерашний вечер. Я честно и осторожно помогал следствию, пока из соседней комнаты не раздался вопль Матвея:
—*****[ЧёртЪ], я не понял, что за *****[ерунда]? Сколько мы еще будем мозги друг другу *****[насиловать]?
Я замолчал и с легким ужасом дожидался полицейского ответа. Мне показалось, что после такого выступления Моти нас для начала арестуют, а потом попытаются еще и пришить дело. Зачем дразнить гусей? Ответ ментов меня приятно удивил. Они поднялись со своих мест, разрешив нам сесть рядом, и начали оправдываться.
— Если расследование не начать по свежим следам, все улики могут быть утрачены очень быстро, — сказал Писатель бесцветным голосом, цитируя не то учебник, не то устав.
— Тогда вперед! — не унимался Матвей. — Опрашивайте со седей! Катайте пальцы! Бегите за распечаткой звонков! Допрашивайте сослуживцев! Какого *** [лешего] второй час на нас терять?!
Фотограф, ничего не ответив, прошелся по комнате гусиной походкой, словно разминая застоявшиеся от долгой сидя чей работы мышцы. В процессе разминки он, бегло осмотрев книжные полки, дошел до кухни и остановился перед холодильником.
— Вы позволите? — спросил он и, не дожидаясь ответа, открыл дверцу.
— Конечно, — отозвалась Лиля. — Там есть кока-кола. И сок, кажется, еще остался.
Кока-кола явно не заинтересовала Фотографа, потому что он копался в холодильнике заметно больше времени, чем нужно было бы для ее поиска.
— А это что? — спросил он таким резким голосом, что мы все вздрогнули. Он держал двумя пальцами какую-то ампулу.
Я на всякий случай пожал плечами, всем видом показывая, что не готов нести ответственность за содержимое холодильника Химика и Лили.
— А что это? — отозвался Мотя таким ленивым голосом, как будто ему было лень отвлекаться от своих мыслей на находку Фотографа.
— Калипсол, — медленно, по буквам прочел вслух Фотограф надпись на ампуле. — Кетамина гидрохлорид.
— Интересно, — оживился Писатель и пошел в сторону кухни. — А много там его?
— Нет. Две ампулы. По крайней мере, в холодильнике больше нет. Может, еще по квартире поискать? — Наконец-то сыщики стали похожи на сыщиков, но меня это совершенно не обрадовало.
— Шприцы есть? — деловито спросил Писатель.
— Упаковка, — твердо ответил Фотограф.
— Тогда искать по квартире бесполезно, — покачал головой Писатель. — Второй холодильник у покойного отсутствует. А без холодильника эта дрянь не живет. Что молчите, молодые люди?
Сильнодействующее наркотическое средство
Мы и правда качественно молчали, отводя взгляды от ментов в разные стороны.
— А вы что скажете, сударыня? Почему у вас дома хранится сильнодействующее наркотическое средство?
— Не знаю, — почти шепотом произнесла Лиля.
Я понял, что сейчас начнется что-то ужасное. Химика убили, Лилю сажают за хранение наркотиков, нас вербуют в качестве свидетелей обвинения под угрозой привлечь соучастниками. У меня побежали мурашки по спине. Руки стали липкими. Я опустил взгляд в пол, почти совсем как страус, зарывающий голову в песок. Сработал какой-то древний эволюционный инстинкт: раз я ничего не вижу, значит, и меня не видно.
— У вас, кстати, есть ордер на обыск квартиры? — поинтересовался Мотя тем же ленивым безразличным голосом.
И все замолчали. Менты внимательно посмотрели друг на друга. Потом перевели взгляд на Мотю. Потом скользнули взглядом по нам. Наступила длинная пауза. Я стал готовиться к самому страшному.
— Ладно, — прервал угрожающее молчание Писатель. — Из сочувствия к вашей трагедии и в связи с тем, что наркотик найден в незначительных количествах и, очевидно, хранился для личного использования, мы его в протокол вносить не будем. Но если вы думаете, что калипсол может быть как-то связан со смертью вашего мужа, лучше нам про это рассказать.
К этому времени я, еще не веря в чудесное избавление, все же поднял голову и увидел, что Писатель внимательно смотрит на Лилю.
Лиля отрицательно помотала головой. Писатель, не ожидая другого ответа, скептически развел руками.
— Ну, как знаете, барышня, как знаете.
Затем он мрачно сказал, ни к кому не обращаясь, что все необходимые следственные действия они осуществили (он так и сказал — “осуществили”) до нашего приезда, велел мне и Лиле расписаться в протоколе и сказал совершенно официальным голосом: “Спасибо за помощь следствию”.
Фотограф, глядя на него, тоже засобирался.
— Мы пойдем. Наш телефон у вас есть. Вспомните что-нибудь — звоните.
Он подсунул протоколы Моте и Антону, но они, в отличие от меня, сначала их внимательно прочли и только потом подписали. В конце концов, неуверенно потоптавшись, следователи ушли. История с наркотиками оборвалась, толком не начавшись. Менты оказались людьми. Просто людьми. Какими они, собственно, и должны быть.