Текст: ГодЛитературы.РФ
Мусор незаметно для жителей Запада — но более чем заметно, например, для жителей Африки — наступает на беспечное человечество. А вопросов относительно нашей ответственности по поводу этой экологической катастрофы войны до сих пор уйма. Что лучше — безопасно закапывать, правильно сжигать или перерабатывать? Каковы успехи движения сопротивления и партизанской войны на местах? Способен ли в принципе мировой капитализм заработать на уничтожении общего врага?
Об этом Анна Титова размышляет в своей книге. Размышляет — потому что готовых рецептов преодоления мусорного кризиса в России и других странах нет. Но это не мешает героям приведенного нами фрагмента — простым, как говорится, людям — их искать. Потому что каким бы ни было государство и сколько бы внимания оно ни уделяло экологии, победить в этой войне без частной инициативы каждого из нас ни одному государству не удастся.
Анна Титова «Невыносимый мусор: Записки военкора мусорной войны»
М. : Альпина Паблишер, 2021
ПЕРЕРАБОТКА СМЫСЛОВ
Глава 5, в которой пойдет речь о маленьком подвиге осознанного человека
Каждый месяц Яна Камильянова утрамбовывает мытые пакеты из-под молока и прочее вторсырье в туристический чемоданчик и едет на метро на другой конец города, чтобы сдать все в переработку. К этой степени осознанности Яна шла долго.
— Впервые о количестве мусора я задумалась лет в 16, когда еще жила в Чите. Это Забайкальский край, недалеко от границы с Китаем. Поездки на выходные в соседнюю страну тогда для нас были главным развлечением: сел в автобус и поехал гулять, ходить по магазинам или даже праздновать день рождения. За окном автобуса пейзаж всегда один и тот же — степь. Только на территории России она почему-то всегда была усыпана пластиковыми пакетами и бутылками, а сразу после блокпоста — та же степь, только чистая. Это бросалось в глаза, и я тогда подумала: «А что китайцы делают с собранным мусором? Какая у него судьба?»
Особые отношения Яны с мусором, как у многих, начинались с обычных субботников в парках: осточертел беспорядок. Но в Чите тогда ни о каких экодвижениях никто даже не мечтал и собранный мусор отправлялся на свалки, потому что больше отправиться ему было некуда. Прошло много лет, специалист российско-китайского туристического рынка Яна Камильянова переехала в Москву и, как многие москвичи на мусорном перепутье, начала сортировать бумагу, пластик и стекло в дворовые баки для раздельного сбора. С очень робкой надеждой, что кто-то его все-таки переработает. Но авторы видео с мусорными островами и загубленными пластиком китами до нее все-таки достучались: Яна начала вникать во все тонкости сортировки. Оказалось, что сырье надо мыть. Что далеко не весь пластик можно переработать. Что надеяться на разумное обслуживание придомовых контейнеров в России еще рано. Что соседи не только не моют свой пластик, но и пуляют его в контейнеры как придется. Оказалось, что единственный способ отправить в переработку свой личный мусор в Москве 20-х гг. XXI в. — сложить его в чемоданчик и отвезти активистам из проекта «Собиратор».
Зачем Яна и ее единомышленники предпринимают такие усилия?
Мода на экологическую сознательность в XXI в. очень понятна (особенно в России). Ведь у нас нет никаких прорывных идей. XX век скомпрометировал классические идеологии, оставив нас, миллениалов, с тревогой наблюдать за чередой экономических кризисов мирового капитализма. Система ценностей в эпоху глобализации стала слишком размытой. Куда податься совестливому гражданину, который хочет жить и ратовать за все самое хорошее, да так, чтобы не ошибиться в векторе? Просто делать добрые дела, чувствовать себя нужным и получать одобрение от себе подобных? Забота о лесах и океанах — беспроигрышный вариант. Леса и океаны нуждаются в защите. Идея ценности чистой воды и воздуха — истина без субъективного преломления, ее невозможно поставить под сомнение. Встать в одну боевую шеренгу с капитаном Чарльзом Муром однозначно почетно. За идею заботы об окружающей среде в мире, где все ценности изменяются ежесекундно, можно держаться довольно крепко.
Яна говорит:
— Я не хочу оставлять после себя мусорную среду. Мой принцип: «Делай, что можешь, и будь, что будет». Я верю, что один человек может что-то изменить. Чем больше будет таких людей, тем быстрее что-то сдвинется. Все хотят услышать какое-то готовое решение сверху. Но его нет. И неизвестно, будет ли. Единственное, что остается, — пока хочу и могу, что-то делать самой.
Лично я испытываю по этому поводу сильное замешательство. Практически душевную боль, это без шуток. Я уже давно мою коробки из-под яблочного сока и складываю в отдельную кучку ненужную бумагу. Но мне решительно не нравится мир, в котором вредный хлам обретает шанс стать безвредным ценой таких усилий. Это какой-то очень кривой мир. Но, видимо, выбора у нас нет, как нет его у тех, кто затягивает пояса в период мировых кризисов, сотворенных на биржах Лондона, Нью-Йорка и Гонконга. Однажды погрузившись в детали мусорного гротеска, развидеть его невозможно. Пустые пластиковые бутылки стоят перед глазами, как кровавые мальчики. Счастлива Яна, увидевшая смысл в одиночном подвиге. Она мудра и в высшем смысле смиренна. А что делать мне?
Есть ли у XXI века для нас другой план? Похоже, что пока нет. Признаться, этот факт меня раздражает и демотивирует. Но ничего не поделаешь, бремя условной пластиковой бутылки должен нести обыватель. И рутинному подвигу маленького человека тоже нужна помощь. Доплестись до Мордора Фродо и Сэму так или иначе помогали эльфы, гномы, волшебники и говорящие деревья.Обыкновенному жителю нашей планеты для начала нужно объяснить его неочевидную роль в судьбе мировой экосистемы. А потом вежливо предоставить пространство для совершения ежедневного подвига. И если отдельные страны Европейского союза последние 40 лет учат своих граждан сортировать мусор начиная с детского сада и давно поставили во дворах разноцветные контейнеры, то в России потенциально героический гражданин пребывает в полном неведении, оставленный один на один со своим мусорным ведром и своей неспокойной совестью.
Между Сциллой и Годзиллой
Между адом беспощадного консюмеризма и чистилищем осознанного потребления в одном из торговых центров Челябинска — хлипкий лестничный пролет. Чтобы попасть в благотворительный секонд-хенд «Вещеворот», нужно пройти через лавку кричащего барахла для торжеств.
- Мимо полок посуды с рожицами русалок,
- мимо шаров воздушных с кошками и котами,
- мимо свечей юбилейных размером с двух юбиляров,
- мимо лент разнополых — розовых, голубых.
В общем, мимо всего нарядного и прекрасного, что делает праздник бессмысленным и беспощадным. Так должна выглядеть штаб-квартира клоуна Пеннивайза.
В «Вещевороте» все ровно наоборот: каждый предмет одушевлен и несет на себе отпечаток образа прежнего хозяина. После рядов штампованного пластика эта человечность вещей странным образом завораживает. Забытый театральный билетик в маленькой кожаной сумке, зеленый крокодил с глазами-пуговицами, клетчатое пальто с протестной нашивкой. У вещей уже есть своя история, и она продолжится, когда их заберут новые владельцы. Винтажные платья, старые свитеры, советские спортивные костюмы — все это попадает на вешалки благодаря челябинцам, которые несут и складывают ненужную одежду в специальные контейнеры. Сотрудники секонд-хенда их разбирают и сортируют: большая часть отправляется на переработку, остальное попадает в магазин. Нуждающиеся получают одежду бесплатно, хипстеры вроде меня покупают за небольшие деньги.
«Вещеворот» — один из проектов Дмитрия Закарлюкина, известного в городе экоактивиста и социального предпринимателя.
— У меня нет мотивации спасти мир. Мир без нас справится, у него все хорошо. Я просто не могу этого не делать. Не могу, и все. Это как творчество.
Дмитрий Закарлюкин — человек, рядом с которым хочется пережидать апокалипсис. Его обаяние замешено на редком сочетании легкого отношения к жизни и результативной предприимчивости. Он не боится слушаться собственных желаний, все время экспериментирует и уверен, что сможет выбраться из любой передряги. Он с хохотом рассказывает, как сел в лужу в кризис 2008-го: аккурат после крупных покупок для своего рекламного бизнеса. Без злобы рассуждает об интригах между активистами, чиновниками и бизнесменами. Закарлюкин — главный зеленый трикстер города. С ним сложно договориться о чем-то на неделю вперед: он подопечный бога счастливого мгновения Кайроса. Но если он где-то появляется, то всегда к месту: увидит возможность, свяжет нужных людей, запустит все важные процессы. А потом снова исчезнет, увлеченный новыми идеями.
Конечно, в экологическую тему его принесло случайно. Увлек друг, позвав на мегауборку всероссийской акции «Сделаем!». Тогда, в 2012-м, Закарлюкин управлял небольшим рекламным агентством, уже подустал от антуража пелевинского «Generation “П”» и всматривался вдаль в поиске новых ориентиров. И как только его друг слился посреди организации очередного мероприятия, ввязался рулить сам.
— Сначала я жутко не любил волонтеров. У них движуха какая: опоздать, пообниматься, поесть печенек, ни фига не сделать и разбежаться. А я все-таки человек бизнеса, мне важно, чтобы был результат. Но вместо результата у нас получалась какая-то коллективная безответственность. Поэтому я сказал: «Ребят, давайте печеньки в сторону, говорим о деле». Ну, все волонтеры печеньки побросали и ушли. Я понял тогда: «Братан, это фиаско, ты высушил болото, в котором зарождается цивилизация».
Да, они приходили лечить какую-то свою боль, которой у меня не было. В этом их сила — живая и честная. Но все занимались движухой по остаточному принципу, нужен был хоть кто-то, кто взялся бы за это как за свое дело.
Закарлюкин долго не мог принять решение, пока в дело наконец не вмешался случай.
— Я ехал ночью за рулем и спокойненько так думал: «Что делать дальше, оставаться в движухе или нет?» Тут раз — передо мной перекатилась бутылка. Я едва обратил внимание. Через несколько километров — хоп! — еще одна. Думаю: «Елки-палки, что за перекати-бутылки!» Ну, и когда в меня прикатилась третья, я понял: Вселенная просто не знает, как еще мне намекнуть, что мне именно сюда. В этот момент я и принял решение.
«Движуха» теперь происходит на базе небольшого подвальчика на улице Худякова. За рисунком белого дерева на железной двери прячется уютная нора для просветленных. Чай в пиалах, стол из палет, книги, игры, гитара, гамак, атмосфера причастности к благородному подполью — здесь есть все, что нужно пристанищу экотимуровцев в XXI в.
— Раньше тут было нелегальное казино. Я не шучу — все ходил мимо, ну и как-то заглянул в окно, а там вискарь пылится на пустых столах. Оказалось, что полиция этот притон давно накрыла и помещение пустует. Ну, круто, мы его и арендовали.
«Эколофт» — база для обсуждения и координации всех проектов, которые Закарлюкин запускает как бумажных змеев в небо: экотакси, удобрения из компоста, «Крышки добра», «Челябинск, дыши!», «Разделяйка», «Вещеворот» и другие. Закарлюкин пытается сокращать объемы мусора на свалках, вылавливая из общего потока конкретные виды отходов и придумывая им новую судьбу. Для этого он связывает в одну цепочку очень разных людей по принципу «win-win-win».
— Мы потихоньку формируем веер небольших проектов, каждый разрабатывает своя команда. В итоге не даем сырью стать мусором еще на подлете к контейнерам и интегрируем его в какую-то систему. Например, вытащили из мусора крышечки — маленький процент от кучи, но зато отдельный поток однородного сырья.
Поставили для них контейнеры. Крышечки забирает ПИК «Политех» — фирма по переработке вторичного сырья. И все, что на этом получается заработать, мы отдаем движению помощи онкобольным детям «Искорка».
В этой же логике развивается «Вещеворот». Все началось в 2014 г., когда в Челябинск хлынули беженцы с Донбасса. Активисты кинулись собирать для них одежду.
— Бам! Все эти кучи одежды оказались в подвале. Большая часть — ветошь, в которую людей одевать нельзя. И что с ней делать, не выбрасывать же? Я предложил компании по производству геосинтетических материалов «ВторКом»: «Давайте переработаем». Получилось. А текстиля в общей куче мусора довольно много, значит, можно придумать, как собирать отдельно и перерабатывать его системно.
Закарлюкин и товарищи поставили первый контейнер с просьбой бросать в него чистую ненужную одежду. Он заполнился очень быстро. В партнерстве с переработчиками Закарлюкин развил проект до команды 25 человек. Благотворительный секонд-хенд «Вещеворот» есть не только в Челябинске, но и в Екатеринбурге, Магнитогорске, Сатке и Копейске.
«Вещеворот» — типичный региональный социальный бизнес: зарабатывает немного, но решает проблему там, где до нее не дотягивается государство.
— Смешной случай: мы готовили к открытию магазин в Магнитогорске. Где-то в том же Магнитогорске одна женщина в сложной ситуации написала письмо Путину: помогите одеждой. Аппарат президента спускает распоряжение в Министерство социальных отношений Челябинской области, а они — к нам. Знали, что открываемся. В итоге мы выдали ей одежду буквально через день. Красивая история: отправила запрос куда-то в космос, а он сработал. Ну и хорошо!
Перекати-бутылка с ночной дороги Закарлюкина не обманула. За семь лет его жизнь сильно изменилась к лучшему. Он создал и заставил работать в плюс кучу полезных проектов и обрел среду — людей, которые думают дальше своего мусорного ведра. Ему не хватало их в прежней жизни. Его единомышленники — живые, эмпатичные, интересные. Только среди таких людей ему хочется быть. И это важное обретение. Но тем не менее рано или поздно каждый активист, даже самый системный и продвинутый, даже с самой лучшей на свете командой, упирается в потолок. Он может вывести на субботник тысячи людей, но не миллион. Он может собирать тонны пластиковых бутылок, но не все бутылки в городе. Он может вдохновить дюжину молодых людей стать экологами, но не сотню. О проблеме потолка активист не может не думать. Каждый вынужден для себя ее как-то решать. Странно было бы думать, что Закарлюкин остановится на крышечках. За следующие пять лет он решил поставить эксперимент над целым городом — Копейском. Городком, попавшим в юмористическое шоу Ивана Урганта, потому что никто не хотел становиться его мэром.
— Следующий шаг, конечно, должен быть политический: опыт нужно масштабировать. Есть в США два примера судьбы промышленных городов: Питтсбург и Детройт. Первый перестроил экономику на нейрохирургию и IT, и теперь там хипстеры, все хорошо. А второй все еще депрессивный, но это огромная земля, инфраструктурные мощности, которые рано или поздно должны сработать. В этом смысле Копейск очень интересен с точки зрения ресурсов: дешевая рабочая сила есть, электричество есть. Идеальное место для производства. Только не вредного, а современного. Продукты, под которые заточен Челябинск, постепенно уходят с рынка, это нисходящий мировой тренд. В какой-то момент здесь точно будет Детройт, а в Копейске Детройт уже случился. Можно экспериментировать.
Закарлюкин хочет внедрить в городке систему «ноль отходов» и проекты по возобновляемой энергетике. Пока для сонных чиновников местной администрации его планы выглядят как рисунки из дурдома. Но Закарлюкин еще поборется. А потом тоже уедет из Челябинска в какую-то новую жизнь. В цветущий сад на развалинах советской промышленности он не верит.
— Почему большой бизнес или те же богатые владельцы мусорных свалок не экспериментируют, как вы?
— Инерция, просто инерция. Это еще неизведанное поле. Мало успешных кейсов. Когда это заработает в чуть больших масштабах, они придут и купят эти проекты, как готовые решения.
— Но для этого должен быть кто-то, кто принесет себя на алтарь?
— Так это я и есть. Я готовлю эти решения и показываю, что они работают.
У всякой общественной трансформации должны быть свои герои, и сегодняшняя ситуация глобального сдвига в межчеловеческих отношениях и отношениях с окружающим миром нуждается в переработке смыслов. Если мусор не получается безопасно закопать и грамотно сжечь, его нужно полюбить и перестать считать мусором — или перестать его производить. Возможно, именно в этом выход из ситуации — помимо, конечно, волшебной бактерии, которая через пять лет съест все наши отходы (а потом и нас).