Текст: Владимир Гуга
Лера Манович. «Прощай, Анна.К»
Нур-Султан: Фолиант, 2021
Лере Манович на глаза лучше не попадаться – «пропишет». Надо быть весьма смелым, жестким и даже жестоким автором, чтобы «прописать» как лирический герой, alter ego автора, бросает больную, беспомощную собаку посреди огромного города. Оказывается, на лютое предательство способен добрый, порядочный человек, а непорядочный, социально-безответственный тип, наоборот, обладает совестью.
Палитра цветов и гамма звуков в рассказах Леры чувство комфорта у обывателя точно не вызовет. Шелковый платок в её текстах – не просто зелёный, а обязательно ядовито-зелёный. Между прочим, производные от слова «яд» в текстах Леры встречаются очень часто. Фирменная идиллическая зарисовка Леры Манович: «В окне покачивал ветвями желтый клен. Из детского сада доносилось поросячье повизгивание малышей. Анна Петровна долго, задумчиво сидела. Достала из пакета персики, подошла к раковине. Покрутила туда-сюда ручку крана – вода то не текла, то била мощной струёй. Вымыла персики, аккуратно вырезала гнилые пятнышки, положила персики на фарфоровое блюдце» (рассказ «Добрые люди»). Даже у пепельницы, в одном из рассказов, «страдальческое выражение лица». Живописное сочетание «гнилых пятнышек» с чем-то возвышенным, а порой ласковым и нежным делает творчество Леры Манович «особым случаем». Это – точно не жэпэ, то есть не «женская проза», хотя женская наблюдательность, женская трезвость и женская чувствительность здесь очевидны. Ошеломительно, например, чисто девичье, нежное восприятие антисемитизма:
«Второгодник Голосов спрятался на большой перемене под лестницей и, когда я проходила мимо, высунулся и прошипел мне в самое ухо: "Жидо-о-овочка". Я сделала вид, что не расслышала, и пошла дальше. Но лицо горело так, как если бы меня неожиданно поцеловали» (Рассказ «Голубой дог»).
Лера Манович по своему первому образованию математик. В детстве она – шахматист, подающий большие надежды. Вероятно, эти особенности и способствовали холодному анализу изображенных ситуаций: автор делает несколько удачных ходов, ухмыляясь, объявляет мат и перед нами предстаёт абсолютно голый проигравший персонаж рассказа во всей своей неприглядности. Её рассказы настораживают: сейчас, думаешь во время чтения, и до меня доберётся, вернее, до такого (такой), как я. А потом с облегчением вздыхаешь: «Нет, вроде пронесло… Пока пронесло…»
Иногда сдержанная ухмылка Леры переходит границы так называемого дозволенного. В жутком рассказе с нейтральным, обыденным названием «Мокасины» мать на похоронах своего единственного сына просит знакомую купить ей гигиенические прокладки. Это – образцовое чеховское переплетение трагического и рутинного. А завершается этот текст убийственной сценой:
«Спустя месяц встретила их в городе. Юля и отец Олега шли, держась за руки. На отце были рыжие мокасины.
– Донашиваю, – он виновато улыбнулся. – У нас размер почти одинаковый».
Из контекста рассказа известно, что Юля – это бывшая девушка погибшего Олега, а его отец, новый «бойфренд» Юли, донашивает обувь своего убитого сына… Ну чем не Ларс фон Триер? Кстати, о Триере. Лера Манович имеет сценарное образование. Может быть, из-за этого её рассказы предельно кинематографичны. В них нет никаких рефлексий – только развитие действий, с минимальным «размышлизмом». Высококачественное сырьё для сценария. Анализ и выводы в книге «остаются за кадром», как домашнее задание для читателя.
Самый, что называется, «смешной и легкий» рассказ, включенный в этот сборник, «Немец» (по своей структуре он больше напоминает повесть) повествует о вторжении молодого мужчины иностранного происхождения в изолированное царство женщин четырёх поколений. Его появление переворачивает размеренную жизнь семейки. Но череда забавных ситуаций и чисто киношных гэгов не разрушает одиночества персонажей. Сериала-ситкома не получилось. Вместо улыбающейся влюбленной парочки в завершающем кадре – вновь грустно-ироничная ухмылка.
Для чего Лера стебётся над моралью и постоянно констатирует «несвежесть» общепринятых ценностей? Причём делает она это легко, мастерски, стильно. Ну, во-первых, это красиво…
А если серьезно, лирическая ирония – отличный инструмент примирения с окружающей жизнью, метод, дающий возможность жить без особого вранья, но и не вступая в особую конфронтацию с реальностью. Впрочем, в завершении книги, уже на последней странице, вдруг прекратив ухмыляться, Лера прямо, без иронических подколок, признаётся в нечто важном, к чему приближали все ранее идущие тексты: «И ответ на вопрос «Зачем?» лежит здесь по-простому, сверху. И знает его даже старуха, которая, отерев руки о фартук, садится возле своего бессмысленного огорода на лавку и смотрит в небо».