Текст: Дарья Андреева
Новых постов не было уже неделю.
Еще 15 августа она нежилась на травке в парке: «На чилле, ловлю лето». Бесконечные ноги, зеленая лужайка, коктейль с трубочкой. 10 августа ела в кафе с версальскими интерьерами. «Асаи-боул и ласси, – серебряные ложечки, свежие бархатцы. – А как завтракаете вы?» 7 августа ходила в спа-салон – селфи в зеркале, среди дубовых панелей и золоченых иероглифов, за стеклянной стеной облако розовых цветов – кривоватое деревце с сыкучим названием. «Вам от меня промокод на массаж RADOST». Это, конечно, реклама, и получена за нее, как следует из переписки в директе, кругленькая сумма.
А уже 18 числа – ориентировка в красной рамке: ушла, местонахождение неизвестно. На фото – типичная ботоксная гузка. Встретишь – не узнаешь.
– Здравствуйте, вы не могли бы прокомментировать исчезновение…
– Не могла бы, – спину ломило, погоны рвали плечи. – Будешь еще звонить, привлеку нахрен!
Дома ждет любимый пес Буран, ждет самошитый пояс из его шерсти, и вечером, когда старший следователь Егорская растечется в кресле, боль наконец отступит. Но под китель попробуй шерсть засунь. Надо быть по форме.
– Заманали!
«Пропала инстадива Регина Рекс!» – орали заголовки желтяковых ресурсов, хотя половина из них про эту самую диву узнала только из ориентировки. Кликуха, конечно, была фальшивая – никакая она была не Рекс, а Шматченко, родом из Кременчуга. «Задержан муж пропавшей – известный фотограф Константин Авдеев…»
Известный фотограф был потерханный, в линялой футболке, физиономия разбомблена подростковыми угрями. Глаза что объективы: радужно зеркалят, а внутри – омут и тьма.
– У вас были ссоры, конфликты?
Щелк – схлопнулись лепестки диафрагмы.
– Слушайте, ну конечно, мы ссорились иногда. Ну а кто не ссорится? Жили не хуже других!
Жили они определенно не хуже других. Дом совковый, но в квартире все снесено, перестроено, переделано, белые стены, теплые полы, подвесное кресло из ротанга на кухне. Под окнами – сверкающая «Ауди» и старый плосконосый «Мерседес». Ни в машинах, ни на ясеневом паркете – никаких подозрительных следов. Камеры у подъезда, конечно же, не работают.
– Я вообще на выставке был, в Нижнем. Прошла, кстати говоря, с успехом. Вы интересуетесь фотографией?
– Больше фотороботами, – рыкнула Егорская.
Фото с выставки она посмотрела – тьфу, а не фото. Какие-то куски арматуры, выбитые переплеты, лужи на бетоне. Увы, алиби было такое же арматурно-бетонное. 15-го Регина Рекс «чиллила» на лужайке, а он презентовал волжской публике «эстетику промышленного угасания», как гласила статья в интернете.
И все же фотограф Егорской не нравился. Наглые зенки словно отпечатывали ее на матрице, а она фотографироваться ой как не любила – квадратные плечи, жопа размером со стул, с детства дразнили слонопотамшей.
Да еще это лютая ломь в спине…
Наверное, больше всего из-за спины она его и задержала. И злилась на себя за это. Потому что по истечении положенных сорока восьми часов предъявить все равно было нечего, а спина болеть не перестала. Зато арт-тусовка в фейсбуке возбудилась, кто-то настрогал я/мы-шных мемов, и к тухлому запаху висяка прибавился острый душок скандала.
Какое ей, в сущности, дело, где ходят – или лежат – эти загорелые ноги? Инстадива, мать ее! Лучше б кассиршей в «Пятерочку» работать пошла – толку было б больше. «А как завтракаете вы?» Не видела она тех ломтей хлеба с колбасой, которые наворачивает по утрам Егорская, подкидывая кусочки Бурану. Буран ловит их на лету, роняя длинные слюни, а когда промахивается, потешно лязгает клычищами. Промокод RADOST…
Как же крючит спину!
*
Свидетель Авдеев, так и не ставший подозреваемым, запивал кефиром вчерашнее торжество по поводу своего освобождения, когда залился трелями домофон.
– Костенька, это Алина!
Алина притащила пакет из «Азбуки вкуса»: вино, сыр с плесенью, клубника и пачка презервативов. Плюхнулась в ротанговое кресло, задрала ноги. Легкая плиссированная юбка упала к бедрам.
– Лапулька, ты пахнешь тюрьмой!
Он вчера даже и не помылся. Сразу рванул в бар.
– Слушай, ну что про Регинку-то – ничего не слышно? Мы с ней переписывались недавно – потрепались за жизнь, ничего необычного...
Регина была ее подругой. Конечно же, заклятой. В свое время они вместе шатались по кастингам-шмастингам, выслушивали сальные намеки всяких креативных директоров, чьей креативности не хватало даже на собственный кожаный диван. Потом Регину на каком-то фуршете подобрал Костик.
– Да это же наши органы, – Костик плеснул вино прямо в остатки кефира. Содержимое кружки приняло марганцовочный оттенок. – Ты думаешь, они будут что-то расследовать?
Он стал снимать Регину – в лофт-студиях и заброшенных цехах, у кирпичных стен, на сломанных станках и с голыми лампочками во всех местах. Это была лучшая его серия, лучшая выставка – в огнях вспышек и в запахе спермы, объективом наголо.
– Следовательница – питбуль, а не баба! Ей бы намордник, а не погоны…
Регину заметили, посыпались предложения, одно дурнее другого, и вот она уже качает губы и рекламирует второсортную косметику в инстаграме. Все реже он обращал к ней свой взыскательный объектив.
– Лапулик, тебя надо помыть!
Горячий душ, мокрые губы, сочные августовские дыньки грудей. Косметика с нее не смывалась – татуаж, – на боках белели тонкие шрамики – росчерки улучшайзинговых скальпелей.
«Такая же фальшивка», – с презрительной ненавистью думал он, звонко шлепаясь бедром о ее бедро.
– Костик… Костик!
Она попыталась отпихнуть его, но он притиснул ее к стене – холодный кафель, пенные струпья, чмоканье мокрых кож…
– Мог бы и понежнее, – обиженно процокала она, перекидывая через плечо пережженные краской сырые прядки.
***
– Здрасьте, я на массаж.
Егорской казалось, что инстаграм ожил и обступил ее со всех сторон. Зеркальные потолки, фонтанчики из камней, живой, прости господи, мох на стене – помесь торгового центра и фудзийской пагоды. Глаза у девочки на ресепшне стали по пятаку, когда она увидела погоны.
– Мне это… по этому… по коду… RADOST! – выпалила Егорская, чувствуя себя идиоткой. Зачем она вообще сюда снарядилась? Сидела бы сейчас в Бураньей шерсти, сериальчик смотрела…
– Присядьте, подождите пять минуточек! – девочка умоляюще сложила ручки с длинными салатовыми ногтями, на которых блестели стразы. Егорская вжала в ладони свои по мясо обкромсанные сосисочные пальцы.
Кресло было – провалиться и утонуть. Она прихлебывала чай из наперсточной плошки и листала интернет, который ожидаемо подбрасывал ей пропащую Регину Рекс. Фотограф Костик многословно и мутно благодарил в фейсбуке за сочувствие и писал, что обрел вдохновение для нового проекта, доминантой которого станет «эстетика каталажки». Егорская вздохнула с сожалением. Хороший был подозреваемый.
В массажном кабинете струилась музыка, курились ароматы, простыни на кушетке были нестерпимо белоснежны. Ее устроили, умастили, промяли, продавили. Обложили какими-то теплыми камнями, растерли щеткой. Все это было совершенно дико, но вообще-то в кайф.
Боль в спине утихла, убаюканная притираниями, и Егорская, вдыхая свежестираный запах полотенца под щекой, стала сама не зная зачем рассказывать:
– У меня пес, Буран. Косматая такая дворняга, из приюта взяла. Тварь тварью, но ласковый! Так вот у него шерсть прямо целебная…
Она вышла из массажного кабинета человеком, а не ломаной клюкой. И все золоченое сверкание стало ей совершенно по барабану.
У крыльца росло деревце – то самое, с писючим названием. Зеленые листочки вздыхали на ветерке.
– А это настоящая у вас сакура? – обернулась она с порога.
Девочка с салатовыми ногтями заменжевалась.
– У нас все документы на нее есть, – неуверенно пробормотала она. – В ботсаду покупали…
Егорская сжала мелкую темно-красную ягоду. На сосисочные пальцы брызнул алый сок.
***
Питбульи глаза смотрели непроницаемо.
– Зачем вы меня вызвали? Только же отпустили…
– Как давно, – рыкнула следовательница, – Регины Шматченко на самом деле нет в живых?
Костик когда-то видел, что собак дрессируют в толстенных ватных варежках. Жаль, у него такой нет. Он бы целиком в нее залез.
– Да года два как! – он бесшабашно хохотнул. – Спросите, кто ее убил? Регина Рекс. Масками-фильтрами задушила, шприцами да скальпелями заколола...
Питбульша развернула компьютер экраном к нему, и он подавился смехом. На экране была мозаика фоток – Регинкин инстаграм.
– Смотрите. День Святого Валентина. Вы в ресторане в обнимку, на стене сердечки. Это точно 14 февраля, и Регина тут настоящая. А дальше: ноги, ногти, природа, жратва… Есть селфи, но они могут быть и старыми – по ним сезон не определишь. А вот тут – 15 августа. Тут у вас сакура в цвету.
Костик как-то криво дернул плечами.
– Подумаешь, архивное фото… Это же рекламная публикация, а не документальная съё…
Питбульша клацнула зубами.
– Ну сакура, ну в цвету! Залайкано? Значит, годный контент! А все остальное несчитово!
Как же душно в этом казенном кабинете, мерзко, муторно…
– Кого интересует, что там, за кадром? Весна, осень, хлам, бардак, немытая посуда, салоны красоты по акции, часами ждать света, часами фотошопить… Вы же этого не видите – значит, этого нет!
– Где Регина?
В тошнотном тумане он видел, как хлопьями падают слюни с вывороченных губ.
– Да вот же, – он кивнул на экран. – Аккаунт в инстаграме. Фотки. Переписка. С подругами, с мамашей из Кременчуга. Это совсем просто: жесть, огонь, ахаха и смайлики побредовей... Что вам еще надо-то?
– Тело.
Челюсти сомкнулись на варежке, хряснула ткань, белая вата повисла между клыков.
– Да разложилось уже поди, – прохрипел он.
– Сколько времени прошло?
На клыках хрустели кости, чавкало мясо – так же, как там, в красной ванной, в поту, с шеф-ножом…
– С марта…
– А почему сейчас заявили о пропаже?
– Мамаша в гости намылилась … Из Кременчуга…
Егорская распрямилась. В спине все ходило масляно и шарнирно. Воистину – промокод RADOST…
– За что ж вы ее?
Глаза у него были тусклые и плоские, как залапанная камера смартфона.
– Тупая фальшивка… еще объяснять мне будет, кто делом занят, а кто фигней…
И вдруг бухнул:
– А вот вы настоящая. Такая… неформатная, но настоящая. Хотите, сниму вас?
– Не стоит кадры тратить, – ощерилась она. – Вся эстетика каталажки впереди!