Текст и интервью: Михаил Визель
Появившийся ровно сто лет назад в Москве Персимфанс – то есть созданный консерваторскими музыкантами «Первый симфонический ансамбль», взявшийся исполнять сочинения классического симфонического репертуара без дирижера, был вызван к жизни двумя причинами. Практической – отбытие из советской России большого числа высококлассных дирижеров. И идейной: музыканты искренне считали, что в стране, сбросившей цепи монархического угнетения, не место «угнетению» оркестра единоличным лидером с дирижёрской палочкой!
Немудрено, что уже к началу тридцатых подобный подход, отрицающий руководящую и направляющую роль отдельных ответственных товарищей, начал отдавать откровенной антисоветчиной. И к 1933 году Персимфанс был распущен – хорошо еще не пересажен. А рассказы о большом оркестре, на диво слажено играющем сложнейшие сочинения, стали казаться чем-то легендарным, вроде прогулок членов общества нудистов по улице с одной только лентой «Долой стыд» через плечо.
Но, в отличие от таких прогулок, Персимфанс сумел возродиться в совершенно другую историческую эпоху, в 2009 году, стараниями таких же авангардистов-ниспровергателей с консерваторской выучкой. В первую очередь – пианиста Петра Айду, вообще-то специализирующегося на историческом исполнительстве и даже преподающем его в той же Консерватории. Появившись как одна из его реконструкций, Персимфанс зажил полноценной концертной жизнью, а случившееся в этом году столетие встретил, среди прочего, книгой «100 лет Персимфанса» – фундаментальным компендиумом, объединяющим исторические документы, воспоминания «тогдашних» и «нынешних» участников, и даже некий «сон Персимфанса» – концептуальную арт-вклейку, подготовленную художником Ярославом Шварцштейном, «заведующим изочастью» Персимфанса.
Впрочем, помимо сна, первый же текст авторства самого Айду, «председателя правления», называющийся «Программа на сто лет», дает представление, почему и зачем авангардный эксперимент времен революционной романтики оказался продлен в настоящее (и будущее):
«Идея достижения сверхкачества исполнения [симфонической музыки], сформировавшаяся в эпоху звукозаписи, уже не актуальна в новом столетии. Живой процесс, общение – вот главные причины для существования столь архаического типа музицирования. … Музыканты Персимфанса должны не ограничиваться функциональным выполнением своей работы и использовать совместное музицирование по прямому назначению – для живого человеческого общения».
Это живо напоминает наблюдение музыканта из совсем другой области – создателя нововолновой группы Talking Heads Дэвида Бирна: «я понял, что сыгранность – это не когда все играют точно в такт, а когда все играют вместе».
Можно ли считать Персимфанс рок-оркестром? С этого и начался наш разговор с Петром Айду на первой неформальной презентации книги в Галерее на Солянке.
Михаил Визель: Сейчас Персимфанс появился в совершенно другом контексте, чем сто лет назад. А именно, в контексте больших рок-групп, которые показали нам, слушателям, что можно играть очень сложную музыку достаточно большими составами без дирижера. King Crimson, другие прогрессив-группы, не говоря уж про джаз-бэнды и современные «кроссоверные» составы.
Петр Айду: Конечно, рок-музыка каким-то образом повлияла на наш подход, но надо все-таки иметь в виду, что джаз и рок выходят из другого принципа музицирования. Мы все-таки используем академический, традиционный способ, который подразумевает, что есть некие написанные ноты, то есть партитура, которая исполняется живыми музыкантами, это не импровизация. Конечно, у тех же King Crimson, у каких-нибудь Gentle Giant – зачастую бывает сложная структура, которая требует большого искусства и сплоченности музыкантов, но все-таки это немножко другое. Хотя сам образ и вообще идея рок-группы как объединения единомышленников, которые сохраняют свою индивидуальность, при том что играют вместе, конечно, повлияли на новый Персимфанс.
100 лет назад, как следует из воспроизведенных в книге рецензий того времени, высказывался такой упрек: «понятно, они играют Бетховена, они играют то, что все наизусть прекрасно знают, им поэтому не нужен дирижер, это ведь такие известные, заигранные вещи». Сейчас бы вы что на эту претензию ответили?
Петр Айду: Дело в том, что эта претензия устарела сразу. Она была высказана самом начале 1922 года, и она устарела буквально через год, в ближайшие месяцы работы ансамбля, поскольку всем известно (тем, кто хотя бы немножко что-то пытался узнать о Персимфансе), что Пермсифанс сделал премьеру современных сочинений Прокофьева, Мийо, Шиллингера (советско-американский композитор-новатор, пионер симфо-джаза – ред.) и многих других авторов, так что этот упрек улетел мимо цели, он устарел 99 лет назад.
Тогда давайте непосредственно обратимся к книге. Как появилась идея отметить столетие Персимфанса именно книгой? Не серией концертов, не фильмом, не статуей, как предполагает ваша программа...
Петр Айду: Серией концертов мы отметили. У нас был юбилейный концерт в зале Чайковского в феврале 2022. И после этого мы поехали в турне по России.
А я был на этом концерте! И обратил внимание, что фотографии с него успели войти в книгу.
Петр Айду: Да, есть такое. У нас планируются и документальные фильмы о Персимфансе, которые будет снимать Маша Сорокина. Ну а книга… мы подумали: с тех пор как Арнольд Цуккер написал “Пять лет Персимфанса” прошло почти 95 лет. Она является библиографической редкостью, ее мало кто читал даже из музыковедов, не говоря уже о людях, которые просто интересуются музыкой. Это во-первых. А во-вторых – у нас накопилось очень много материалов. Как касающихся работы Персимфанса в 20-е – начало 30-х прошлого века, так и касающихся его возобновления в 2009 году. И поскольку столетие бывает один раз при нашей жизни, мы решили, что мы должны обнародовать эти материалы. Ну, по понятным, в общем, причинам: Персимфанс был вычеркнут из советской, то есть сталинской истории музыки. И наша задача вернуть его туда обратно на достойное место.
Книга довольно прихотливо устроена. Она, с одной стороны, неимоверно красивая, очень «дизайнерская», с другой стороны, она невероятно раскрепощенная. Из этой книги я узнал про висящий у вас в комнате под потолком мотоцикл, узнал любовные истории, юношеское любовное томление современных «отцов-основателей». Почему книга сложилась именно такой?
Петр Айду: Мы хотели сделать так, чтобы нам самим бы она нравилась и чтобы нам самим было интересно её читать. Вот поэтому, с одной стороны, она состоит из исторического материала – из документального материала, который связан с нашими собственными воспоминаниями и ощущениями от работы и жизни в Персимфансе. С другой стороны, эти 100 лет для Персимфанса очень неоднозначные, потому книга и делится на три периода. Первый период – это деятельность ансамбля с начала образования до остановки деятельности в 1932-33 годах. Второй период мы обозначили как “Сон Персимфанса”, потому что, как мы считаем, Персимфанс не перестал существовать, но он перестал существовать в реальном физическом мире и продолжал существовать в мире идей, в мире метафизическом. И третья часть — это современность, это начало возобновления его в 2009 году и по сей день. И все эти три периода очень разные. Во всех отношениях. Поэтому они решены совершенно по-разному.
Тогда последний вопрос, традиционный. Творческие планы. Я слышал ваш доклад в зале Чайковского, включая башню Леонидова на Красной площади – а есть что-то более приближенное к нашим дням? А не на «следующие сто лет»?
Петр Айду: Поскольку у нас столетие в этом году, то и планы мы старались построить на сто лет вперёд таким образом, чтобы они не были, как бы сказать… компромиссными. Потому что сама идея Персимфанса достаточно кристально-ясная, чистая, и она не имеет в виду какое-то подстраивание под необходимость. Это, по сути дела, воплощенная утопия, поэтому и планы наши тоже достаточно амбициозные, собственно, с них и начинается книга – с планов на сто лет. Мы попытались их каким-то образом сформулировать.
Для вас пишут сочинения композиторы, вы, может быть, сами заказываете?
Петр Айду: Дело в том, что в принципе наша задача заключается в том, чтобы воплотить в реальности тот огромный объем симфонической музыки, который накоплен и который на самом деле очень мало слышим широкому зрителю, слушателю. Мало кто знает просто огромное количество музыки, и наша задача расширять этот репертуар за счёт, с одной стороны, малоизвестных сочинений авторов, очень интересных и важных с нашей точки зрения. С другой стороны, наша задача – играть широко известную музыку как бы “заново”, с чистого листа. Пока что нам хватает этих задач. И обычно сочинения, которые пишутся специально для чего-то или для кого-то, редко бывают, на мой взгляд, удачными.
Разные есть примеры.
Петр Айду: Разные есть примеры, вы правы совершенно. А ещё надо сказать, что симфонический оркестр – это такой рудимент на сегодняшний день, и я вижу его актуальность в современности (сейчас и в ближайшем будущем) исключительно в возможности совместного музицирования без диктатуры, и все остальное, в общем-то, не имеет большого значения. Потому что смысл музыки в том, что это инструмент общения между людьми.
Редакция благодарит Екатерину Лошакову за помощь в подготовке материала.