Текст: Ольга Лапенкова
Мы не знаем, когда люди перестанут решать конфликты с оружием в руках и произойдёт ли это вообще. Но в наших силах — не забывать о том, через какие испытания проходили наши предки. И для этого нужно не только расспрашивать дедушек-бабушек о Великой Отечественной войне — время неумолимо, и ветеранов осталось очень мало, — но и читать стихи, рассказы, повести о том, что происходило в середине прошлого века.
Говоря об ужасах войны, мы чаще всего имеем в виду то, что происходило на поле боя. Но как быть с фронтовиками, которые вернулись домой — живыми и более-менее здоровыми, — но так и не смогли начать всё с чистого листа? А с матерями, которые после гибели своих сыновей-солдат остались в одиночестве? Об этом рассуждает Егений Иванович Носов — писатель, который знал о войне не понаслышке: он ушёл на фронт в 1943 году, когда ему было всего 16 лет, и, тяжело раненый за три месяца до победы, встречал 9 мая в госпитале.
«Кукла»
Один из способов наполнить жизнь смыслом — творить добрые дела, хотя бы самые мелкие и малозаметные, а для окружающих — непонятные, даже диковатые. Так решил для себя бравый солдат Акимыч, который «брал белорусские и польские города», пока не получил тяжёлое ранение:
- Ранило Акимыча бескровно, но тяжело: дальнобойным фугасом завалило в окопе и контузило так, что и теперь, спустя десятилетия, разволновавшись, он внезапно утрачивал дар речи, язык его будто намертво заклинивало, и Акимыч, побледнев, умолкал, мучительно, вытаращенно глядя на собеседника и беспомощно вытянув губы трубочкой. Так длилось несколько минут, после чего он глубоко, шумно вздыхал, поднимая при этом острые, худые плечи, и холодный пот осыпал его измученное немотой и окаменелостью лицо.
Прежде чем идти дальше, проясним два слова: «фугас» и «контузия».
Словом «фугас» называют любые снаряды, которые, попав в цель, взрываются. В момент ранения Акимыч находился в окопе, откуда он отбивался от неприятеля. Но в какой-то миг снаряд попал прямо в окоп, и солдата придавило: осколками взорвавшегося фугаса, либо боевого орудия, которое находилось в окопе и повредилось от попадания немецкого орудия, либо комьями земли — а может, всем вместе.
Теперь о контузии: так называется травма, которую получают под воздействием ударной силы, причём это не столько телесное повреждение, сколько его последствие. Автор не случайно написал, что «ранило Акимыча бескровно». Тяжёлые последствия для здоровья героя принесли не только удары, но и то, что было перед ними, а именно — звуковая волна. Если человек слышит слишком громкий звук, то пузырьки воздуха могут закупорить артерию и кровь на какое-то время перестанет поступать к сердцу и мозгу.
Подробно описывая момент ранения, автор оставляет читателю свободу: как относиться к Акимычу, чем объяснить сочувствие, которое он испытывает к изуродованной кукле. Можно просто сказать, что это — тоже последствие контузии, что солдат повредился умом и поэтому почти не различает живых людей и игрушки. Такое объяснение будет самым простым и логичным, но вряд ли правильным. Акимыч грустит не потому, что кукла пришла в негодность: если бы какая-то детская игрушка сломалась случайно, он бы вряд ли придал этому значение. Нет — солдата возмущает то, что над куклой издевались, как над живым человеком:
- В грязном придорожном кювете валялась кукла. Она лежала навзничь, раскинув руки и ноги. Большая и всё ещё миловидная лицом, с лёгкой, едва обозначенной улыбкой на припухлых по-детски губах. Но светлые шелковистые волосы на голове были местами обожжены, глаза выдавлены, а на месте носа зияла дыра, прожжённая, должно быть, сигаретой...
Акимыч не может понять, почему подростки, чьи родители прошли через войну, не получили «прививку» от жестокости. Почему они позволяют себе мучить — пусть и не живое существо, но куклу — с таким же садистским удовольствием, которое испытывали нацисты, расправлявшиеся с живыми, ни в чём не повинными людьми. Показательно, что Акимыч винит не только ребят, выбросивших куклу, но и людей, которые, проходя мимо, не обращали на неё внимания:
- С куклой это не первый случай. Езжу я и в район, и в область и вижу: то тут, то там — под забором ли, в мусорной куче — выброшенные куклы валяются. Которые целиком прямо, в платье, с бантом в волосах, а бывает, без головы или: без обеих ног... <...> Вроде и понимаешь: кукла. Да, ведь облик-то человеческий. Иную так сделают, что и от живого дитя не отличишь. <...> А люди идут мимо — каждый по своим делам, — и ничего... Проходят парочки, за руки держатся, про любовь говорят, о детках мечтают. Везут малышей в колясках — бровью не поведут. Детишки бегают — привыкают к такому святотатству. Вот и тут: сколько мимо прошло учеников! Утром — в школу, вечером — из школы. А главное — учителя: они ведь тоже мимо проходят. Вот чего не понимаю. Как же так?! Чему же ты научишь, какой красоте, какому добру, если ты слеп, душа твоя глуха!..
В финале герой пытается хоть как-то исправить ошибку, совершённую жестокими подростками, чем изумляет случайно встреченного сослуживца — и тот, кажется, тоже проникается сочувствием к кукле. Но намного больше его волнует судьба самого Акимыча, который после войны остался совсем один. Родители Акимыча, скорее всего, погибли во время войны или просто умерли от старости, а собственной семьи герой не завёл. Да и с жильём не задалось. Поначалу Акимыч работал перевозчиком (то есть помогал людям переправиться через реку) и жил в тростниковом шалаше, а когда этот шалаш сгорел, устроился сторожем в школу, где ему, очевидно, отвели какую-то комнатку. Но что будет с Акимычем через пятнадцать-двадцать лет, когда он не сможет работать?..
«Живое пламя»
Ещё один человек с трагической судьбой — тётя Оля, главная героиня рассказа «Живое пламя». Она, как и контуженный Акимыч, после войны осталась совсем одна: её единственный сын — Алексей — был лётчиком и героически погиб, «спикировав <...> на спину тяжелого фашистского бомбардировщика». Чтобы заработать на хлеб, она сдаёт комнату, в которой раньше жил сын, — так что о буднях тёти Оли мы узнаём благодаря одному из её постояльцев.
С первых строк бросается в глаза, что женщина относится к новому жильцу не как к чужому человеку, а как к родственнику, приехавшему в гости. Она по-дружески журит его за сидячий образ жизни и просит помочь ей вскопать клумбу, что главный герой с удовольствием исполняет, — а потом позволяет себе маленькую шалость.
- Тётя Оля заглянула в мою комнату, опять застала за бумагами и, повысив голос, повелительно сказала:
- — Будет писать-то! Поди проветрись, клумбу помоги разделать. — Тётя Оля достала из чулана берестяной короб. Пока я с удовольствием разминал спину, взбивая граблями влажную землю, она, присев на завалинку и высыпав себе на колени пакетики и узелки с цветочными семенами, разложила их по сортам.
- — Ольга Петровна, а что это, — замечаю я, — не сеете вы на клумбах маков?
- — Ну, какой из мака цвет! — убежденно ответила она. — <...> Цветом он всего два дня бывает
- <...>. Для клумбы это никак не подходит, пыхнул и сразу сгорел. А потом всё лето торчит эта самая колотушка, только вид портит.
- Но я всё-таки сыпанул тайком щепотку мака на самую середину клумбы.
- Увидев взошедшие маки, тётя Оля сказала: «Ах озорник ты этакий!» — и выполола их, оставив, из уважения к постояльцу, три цветка. Казалось бы, мелкое, ничего не значащее событие, — но по тому, как героиня общается с молодым писателем, мы понимаем: такими же словами она обращалась к сыну, с такой же лёгкостью терпела и его проказы…
И опять автор предлагает читателю порассуждать: может, для тёти Оли важна не столько плата за комнату, сколько возможность поделиться с другим человеком крупинками неизрасходованной любви, которая раньше изливалась на её сына? Не случайно ближе к концу главный герой упоминает, что, даже переехав, он какое-то время навещал знакомую:
- Я теперь живу в другом конце города и изредка заезжаю к тёте Оле. Недавно я снова побывал у неё. Мы сидели за летним столиком, пили чай, делились новостями…
Но почему молодой человек, у которого наверняка хватает собственных забот, продолжает ездить к ней в гости — и навсегда запоминает её доброту, трудолюбие, гостеприимство? Вряд ли главный герой навещал знакомую просто из жалости. Может, и он потерял кого-то важного на войне — и, общаясь с тётей Олей, пытался «напомнить» своей душе, что хороших людей в мире ещё очень много?
Вместо заключения
Если человеку повезло и он вернулся с войны, это ещё не значит, что его ждёт долгая счастливая жизнь: физические и психологические травмы никуда не исчезают. Не менее тяжело приходится и тем, кто потерял дорогого человека — или даже всю семью. А значит, послевоенный «след» тянется ещё долгие десятилетия, калеча человека изнутри.
Такие люди, как Акимыч и тётя Оля, сохраняют умение заботиться о других, сострадать, рассуждать о высоком. Но многие, психологически «сломившись», не могут найти новый смысл жизни, озлобляются, срываются на ближних — и передают эти «ценности» молодому поколению. Поэтому мы должны не только помнить о том, через что прошли наши деды и прадеды, но и понимать, как работает этот психологический механизм, эта страшная эстафета насилия и ненависти — и помогать тем, кому мы в силах помочь.