Текст: Елена Яковлева/РГ
24 мая - день рождения Михаила Шолохова. Каждый год в последнее воскресенье мая станица Вешенская, где жил писатель, проводит фестиваль "Шолоховская весна", собирающий писателей, литературоведов, артистов, фольклорные коллективы. Наш корреспондент, работая на удаленке, целый год прожила в Вешенской. О планах и стратегиях самой "литературной станицы" мира - наш разговор в день рождения писателя.
Герой и роман, который первыми сегодня назовут ополченцы ДНР и ЛНР, - Гришка Мелехов и "Тихий Дон". Современная история неожиданно и драматично актуализирует Шолохова.
Что же касается маленьких Вешек, то Михаил Шолохов здесь по-прежнему градообразующий человек. А музей Шолохова - градообразующее предприятие.
Внук писателя и депутат Госдумы Александр Шолохов вообще считает, что, не живи здесь писатель, райцентр бы сделали на другом берегу Дона, в Базках. И мост через Дон никогда бы не построили. А мост, "пробитый" когда-то великим писателем для Вешек, сейчас федерального значения.
Хотя можно столкнуться и с неожиданными покушениями на свой локомотив развития. Так, при освоении областного бюджета по благоустройству райцентров разгорелся нешуточный спор, когда Вешенской неожиданно был предложен проект, сметающий мемориальность и память о "времени Шолохова". Молодая архитектор из Ростова начала свое выступление со слов: "Вот посидела я вчера в вашем парке, и мне, простите, захотелось пойти и напиться".
- А мы вчера посидели и вспомнили, как здесь гулял Чарльз Сноу, - возразили ей музейные люди. - И Мартти Ларни. И Шукшин, и Бондарчук.
Мемориальность места отстояли, шоу-проект с большой каруселью отодвинули.
Но покушения на шолоховоцентричность, по-моему, не исчерпаны. Начиная с бесцеремонных актуализаций жизни гения от вроде бы похожих на интеллигентов знакомых через его обывательское обличение: "Ну он же пил! А почему все об этом молчат?" Как будто на это можно что-то сказать, кроме пушкинского: "Врете, подлецы..."
Ну и, конечно, всеобщий напор масскультуры и ее идеалов. Музыкальная школа из-за ковида уже года два или три не дает классических концертов, театры не приезжают на гастроли. Фестиваль "Шолоховская весна" второй год как вышел в офлайн, но гремит (кроме, конечно, почти всегда безупречных фольклорных коллективов) все больше голосами эстрадных див. Моцарта не играют даже в закоулках. Хотя однажды какой-то заезжий оркестр решился на классический репертуар даже не в Вешках - в далеком хуторе. Сколько цветов с огородов принесли ему деревенские бабушки!
Но как последнюю культурную высоту в Вешках обычно вспоминают приезд самих... "Новых русских бабок". Наверное, конгениальных Щукарю, но все-таки не Шолохову.
А между тем в отреставрированном доме-музее писателя, в его большой гостиной настроили старый рояль, на котором, как рассказывают экскурсоводы, Шолохов мог подобрать на слух любую мелодию. Гостиная с роялем и китайскими розами в кадках отсылает к немного дворянского стиля быту. Шолохов, писавший про мучительный приход в Россию нового мира, был выделан миром старым, дореволюционным. Рядом с отреставрированным роялем это особенно чувствуешь.
Почему не опереться на транспортное плечо?
- А почему ты решила, что музей - двигатель местного прогресса? - спросил меня в прошлом коллега-журналист Гриша Рычнев. - Разве не хлеб всему голова? Ведь чернозем тут у нас просто Луврский.
Он сторонник хлеборобской модели развития Вешек.
- Сейчас такие урожаи! Мы с тобой когда-то писали в местной газете (я проходила практику в вешенской газете во время учебы в университете. - Прим. авт.) об урожайности в 18 центнеров с гектара как великом достижении. А теперь фермеры по 80 запросто получают - новая техника, семена, технологии, удобрения.
"Сельскохозяйственная" и литературная концепции развития Вешек становятся даже альтернативными предвыборными платформами борющихся кандидатов - хоть в депутаты, хоть в главы районов.
Но скептики считают, что сельское хозяйство для Вешенской все-таки не может стать настоящим локомотивом развития при продаже "голого сырья", нужна переработка. Но даже если и построить здесь перерабатывающие заводы, то перевозка местных колбас или сыров до больших городов и их мощных потребительских рынков (до миллионного Ростова 350 км, до Воронежа столько же) неизменно удорожает продукцию и делает ее неконкурентоспособной. Это называется "транспортное плечо".
Поэтому серьезную переработку сельскохозяйственного сырья в Вешках никто не затевает. Ну а совсем мелкую - пекарни, кондитерские, колбасные мини-цеха для местного населения - наладить бы неплохо, но все считают, что в Вешках для этого не складывается бизнес-климат.
В соседнем Боковском районе в малюсенькой станице Каргинской, где когда-то жил писатель, есть маленький колбасный цех, а в Вешках разве что пошивочное производство "Сова" вместе с фирменным магазином. Всюду висит ее реклама, и даже слегка обжигающиеся о цены люди ей рады. Все-таки производство - знак того, что есть работа, и жизнь поднимается.
- Нет, только к фермерству жизнь на селе не сведешь, - соглашается в конце концов и Гриша Рычнев. - Фермеров - десятки, они дают рабочие места, в сезон - заработки, но общую жизнь это никак не поднимает. Я вообще думаю, что колхозы вернутся. Недаром же была написана "Поднятая целина".
- Вместе с урожайностью в 18 центнеров?
- Нет. Надеюсь, что есть возможность вернуться к каким-то более коллективным формам жизни, не теряя эффективности производства.
Союз писателей для 5 районов
Между прочим, Григорий не только друг и знакомец местных фермеров и адепт идеи возрождения казачества, он - писатель. Его рассказы полны необыкновенных деталей, изумительных диалектизмов и иногда уводят сюжет (может быть, это происходит помимо воли автора) в крутой и модный абсурдизм. Не знаю, чувствует ли кто, кроме меня, эти абсурдистские начала, слава у него местная, но писатель он хороший - не графоман.
А еще он ключевой человек в творческой жизни Вешек и еще пяти окололежащих районов - он создал в них свой местный ...союз писателей. И всякий, кто занят какими-то словесными упражнениями, с Гришей знаком и на связи. Собираются, читают друг другу отрывки о птицах, травах, людях, ковылях. Делают местную словесную фотографию Вселенной, мягко и необидно критикуя услышанное друг от друга. Представляете, человек с лицом Олега Янковского живет в хуторе, кормится с семьей с большого огорода, руки у него, как у черного работяги, и при этом благодаря ему держится союз писателей в пяти районах.
Нового Шолохова среди них, похоже, нет. Но для того, чтобы появлялись новые Шолоховы, чрезвычайно необходим "культурный слой". А он вообще-то здесь скорее истощается. Захар Прилепин, взявшийся за биографию Шолохова для серии ЖЗЛ и приехавший по этому случаю в Вешки, более всего удивился отсутствию здесь книжного магазина. Я в течение двух месяцев пристрастных поисков все-таки разыскала полку с детскими энциклопедиями в магазине "Кроха", лотки с бульварным чтивом на базаре и один магазин, где вместе с семенами редиса торговали Пушкиным, Лермонтовым, Некрасовым, Ахматовой, Цветаевой, Толстым, Достоевским, Булгаковым. И даже с правом заказать какие-то книги в городе... Александр Шолохов говорил мне однажды, что для него главный итог посещения кем бы то ни было Вешенской - человек с книжкой в руках. И необязательно с "Тихим Доном" или "Судьбой человека". Можно и с другого автора книгами. Если в музее Шолохова в получаемых письмах, открытках, эсэмэсках видят "сел в поезд и всю дорогу читал", то считают это своим результатом.
Вешенская, конечно, остается читающей, знаю это по своим двоюродным сестрам и их библиотекам. Но особой жизни вокруг книги - разговоров о прочитанном, вопросов, на которые ищешь ответы, - здесь нет. Между тем в 30-х годах "Тихий Дон" читали вслух в степи, на культстанах, во время обеда. И пусть не интеллигентская и не интеллектуальная, но какая-то очень важная возникала от этого среда.
Южное "Золотое кольцо"
Отсутствие интеллигентского слоя или его безгласность в станице, где жил литературный гений, удручает. В базарный день с тоской смотришь на бесконечные торговые ряды и думаешь, что взгляд уже год не может поймать характерное лицо местного интеллигента - учителя, врача, краеведа. Когда, закончив вешенскую школу, я уезжала поступать в университет, местный краевед Петр Лосев, географ, знакомец Шолохова, адресат нескольких его писем, писал мне характеристику. Характеристика эта никому особенно не была нужна, но она была нужна ему и мне. От Петра Лосева, кстати, остался архив, который, слава Богу, кажется, хранит местная библиотека. Но это никак не входит в повестку дня жизни станицы. Это не то, чем она гордится, как пусть тонким, но "культурным слоем". И про Вешенскую библиотеку вам скорее всего поспешат рассказать, что в 90-е здесь орудовал псевдоуниверситет, продающий дипломы после псевдоучебы.
В знаменитом шолоховском описании Вешенской ("Вёшенская - вся в засыпи жёлтопесков") есть нотка не скуки, но какой-то сверхпривычности мира. В романе эту привычную для всех жизнь перевернут революция и Гражданская война. А сегодня эту сверхпривычность и даже сверхбанальность окружающего тебя мира изжить куда труднее. Одурев от летней степной жары, я то и дело ехала в центр, чтобы зацепить взглядом городскую ухоженность газонов и набережной и почитать самой себе цветаевские строки "Я бы хотела жить с вами в маленьком городе, где вечные сумерки и вечные колокола". Тем более что на главной площади спасенная Шолоховым от разрушения церковь часто отзывается колокольным звоном.
Сам Михаил Александрович Вешками никогда не тяготился. Думаю, потому что он видел огромную важность Вешек в истории (прежде всего из-за знаменитого Вешенского восстания) и сам жил большой жизнью в истории. А кроме того, после войны он много ездил по миру. Ну и, конечно, он здесь, затворничая, писал. И энергия творчества была главным внутренним наполнением его жизни. Но сегодня, чтобы сделать жизнь Шолохова и память о нем локомотивом развития, станице нужен настоящий интеллигентский слой. И включенность в большой культурный сюжет. Что-то вроде "Золотого кольца", но южного. В том, что без Вешек южное "Золотое кольцо" не представимо, уверен и Александр Шолохов. Здесь, правда, его называют "Серебряной подковой".
Однако все снова упирается в "транспортное плечо". Литературная стратегия развития места требует мощного туристического потока. Как в Плесе, Суздале, Старочеркасской. А ехать до Вешек долго, трудно - поездом, автобусом. И даже напрямую от Москвы на комфортабельном автобусе устанешь. В Вешенской есть смысл появляться хотя бы дня на два. Почти как Амстердам она решает проблему второго выходного дня для туристов. А для этого нужна большая гостиница. Маленькие частные в Вешках есть и на "Шолоховскую весну" переполнены, но тургруппы обычно крайне недовольны разностью условий жизни в них. Поэтому Шолохов-младший и музей писателя заняты идеей поиска инвесторов и продвижением проекта новой гостиницы модульного типа, в корпусах которой на зиму можно было бы экономно понижать температуру в случае недостатка туристов. Были бы идеальны водные маршруты, но экологи в свое время добились, чтобы суда по верхнему Дону не плавали. Если эти экологические нормы подлежат пересмотру, то водные литературные маршруты можно было бы разработать и для Вешенской, и для Серафимовича, и союз писателей Гриши Рычнева мог бы приложить к этому руку.
А так, "Магнит" и "Пятерочка" в Вешках есть, хотя у местных они в статусе "Азбуки вкуса" в Москве. Пепси здесь проигрывает розовому ситро в стеклянных бутылках под названием "Питахайя". Похоже, что вкусы потихоньку регионализируются. А вот сервис пока лучше глобально-городской. Фирменное ростовское кафе "Золотой колос" с трафаретным, но милым лофт-дизайном может обмануть посетителя мыслью, что ты в Ростове или даже в Москве.
Литературные музеи и заповедники - это российское культурное ноу-хау. То, что есть только у нас, и больше почти нигде в мире. Помочь им стать локомотивом "развития места" - значит выбрать свой путь и утвердить свою уникальность.
Источник: rg.ru