Текст: Михаил Визель
Хироко Оямада. «Нора»
Пр. с яп. Елены Байбиковой
СПб.: No Age, 2022 – 128 с.
Глядя с другого конца Евразии, из Петербурга, короткий роман 31-летней на момент написания (2014) жительницы Хиросимы хочется сопоставить с самым знаменитым образчиком "новой японской прозы", заново открывшей эту страну постсоветским читателям - "Охотой на овец" Мураками. Здесь тоже есть растерянный герой, выбитый из привычной рутины - молодая женщина Аса, переехавшая с мужем из города в деревню, есть откровенно странные окружающие люди, чье поведение вполне заурядно, но в каких-то мелочах выламывается из обыденной логики, и еще более странное "поведение" окружающей обыденности, с которой Аса никак не может войти в резонанс.
Так что небольшая повесть балансирует на грани хичкоковского (или если угодно - линчевского) нагнетания саспенса, который ничем не разрешается, психопатологии, знойного марева и прямо-таки кафкианского "Превращения". Но всё это как бы недопроявлено до конца, лишено привычного европейским читателям нажима и расстановки акцентов. Не зря тоненькая книжечка еще включает в себя послесловие переводчика, озаглавленное "Литература интерпретаций, или Что хотел сказать читатель?" Действительно, эта книга - как пятно Роршаха: каждый конкретный читатель вытащит из нее то, что больше дергает лично его.
Клаудио Морандини. "Снег, собака, нога"
Пер. с итал. Екатерины Жирновой
СПб.: No Age, 2022 – 128 с.
То же издательство, тот же формат – маленькая элегантная книжечка, – но совсем другой мир. Вместо плавящейся в знойном мареве деревенской Японии - застывшие в зимней стуже итальянские Альпы, Валлe д'Аоста, - горнолыжный рай и туристическая жемчужина. Но мир, воспроизводимый учителем и писателем Морандини, предельно далек от туризма. Его главный и, в общем, единственный герой - старик Адельмо Фарандола, который живет высоко в горах в лачуге отшельник отшельником. И не по причине святости, а скорее по причине детской психологической травмы - ребенком, во время Второй мировой войны, он был вынужден прятаться в местных ущельях и пещерах от нацистов... и вошел во вкус. А к старости эта страсть к одиночеству и даруемой им свободе развилась уже до масштабов патологических.
Во всяком случае, Морандини во всех подробностях описывает нам настоящего бомжа - который годами (?!) не моется и не меняет одежду, не помнит, что неделю назад уже спускался в долину в магазин за маслом, способен есть буквально любую органику - от подмороженных яблок до убитых лавинами серн, и, главное, научился поддерживать диалог с любым одушевленным и неодушевленным предметом - от приблудившегося пса до выпроставшейся из снега человеческой ноги.
Где есть нога - там есть подозрение на убийство; а кто может быть подозреваемым высоко в горах, в занесенной снегом долине, кроме самого Адельмо?! Старик с ужасом собирает остатки разума, пытаясь вспомнить, как это могло произойти... Пожалуй, если искать некоторый аналог этой скупой на слова повести - то это «Скугга-Бальдур» исландца Сьона: суровый мир вечной стужи и сопряженных с ним прогулок в "нижнюю тундру". Но Морандини всё-таки итальянец: он оставляет герою и читателю надежду на человеческое тепло.
Жюль Сюпервьель. "Похититель детей"
Пер. с франц. Ольги Поляк
М.: Текст, 2022 - 142 с.
Эта книга вышла в 1926 году, став своего рода "Лолитой" задолго до "Лолиты": французский поэт Жюль Сюпервьель (Jules Supervielle, 1884-1960), совершенно неизвестный сейчас в России (но, вероятно, известный в свое время Набокову), предлагает проникнуться сочувствием и даже состраданием к человеку, со всем пылом отдающемуся делу по меньшей мере двусмысленному с моральной точки зрения и уж точно противозаконному. Богатый латиноамериканец Бигуа рыскает по Парижу в поисках заблудившихся, потерявшихся, испытывающих нужду детей и просто похищает их - приводя в свою роскошную квартиру и окружая всяческой заботой. Но отнюдь не прикладывая усилий к тому, чтобы найти их родителей, а наоборот, пряча их. Против чего те совсем не возражают - потому что в их собственных домах, с их собственными эгоистичными родителями им остро не хватало человеческого тепла и поддержки, которые они с лихвой получали у загадочного полковника Бигуа. И всё всех устраивало, пока в дом к Бигуа не вселяется первая девочка. Да не просто девочка, а отроковица, уже перешедшая грань, отделяющую детскость от девичества.
Впрочем, поэтическая книга написана так, что заставляет усомниться в реальности происходящего: не грезит ли скучающий бездетный богач, глядя на чужих детей на парижских бульварах? И не слишком ли поздно приходит к нему осознание этого?
Луиза Саума. «Всё, чего ты хотела»
Пер. с англ. Эллы Гохмарк
М.: Синдбад, 2022 - 336 с.
Формально это фантастика, причем постматрицевского, поставатаровского чекана. 28-летняя Айрис завоевала Лондон, она работает в самом центре постиндустриальной креативной индустрии... но обнаруживает, что, в сущности, занимается столь хорошо знакомой российским читателям ИБД (имитацией бурной деятельности), и единственный способ забыть об этом - регулярные неформальные "укрепления командного духа" в барах, после которых вспоминать приходится вообще всё - включая собственное имя. Впрочем, фантазия британки бразильского происхождения дает еще одну возможность выйти из кьюбикла и вспомнить всё всё забыть: переселиться, не виртуально, а вполне телесно, с помощью описываемой без технических подробностей нуль-транспортировки, на некую новооткрытую планету Ни́кта, получившую своё название, Νύξ, от древнегреческой богини тьмы ночной.
Есть, правда, два жестких условия: во-первых, никакого обратного билета. Она умирает для прежней земной жизни (совсем как недавние советские эмигранты, уезжавшие навсегда и с крайне затрудненной коммуникацией). И во-вторых, в прекрасном новом мире нет никакого интернета, никаких социальных сетей, никаких лайков. Все теплое и ламповое, глаза в глаза. Специалисту по продвижению в соцсетях это удивительно, но она так измучилась продвигать невесть что, что готова рискнуть. Но штука в том, что такие же, как она, на Никте - все. Включая инициатора амбициозного проекта. И оказывается, что известное наблюдение, что можно вывезти девушку из совка, но не совок из девушки, применимо не только к совку. И не только к отдельно взятой девушке.
Лариса Кириллина. "Бетховен и русские меценаты"
М.: Бослен, 2022. — 400 с.
Людвиг рано узнал себе цену и, захваченный романтической волной, вел себя истинной рок-звездой своего времени. То есть, в отличие от представителя той же Венской школы, но предыдущего поколения, гениального Моцарта, отнюдь не спешил идти на службу к какому-то князю-епископу или давать частные уроки, а принимал как должное щедрую материальную помощь сильных мира сего. В их числе долгие годы был русский аристократ, государственный муж и тонкий знаток искусств Андрей Разумовский — для них обоих пик славы совпал с Венским конгрессом 1815 года. Именно ему, Андрею Кирилычу, Бетховен посвятил «Русские квартеты». Кстати, автор, профессор Московской консерватории, буквально по нотам разбирает сочинения самого Бетховена и русских народных песен и находит в них нечто общее - хотя бы на уровне "единого интонационного поля". Ну, профессору виднее.
Кроме Андрея Разумовского, в книге фигурирует князь-виолончелист Николай Голицын, меломан и пропагандист сочинений Бетховена, и сама императорская чета - а также множество других русских, как по фамилиям, так и по службе.
Помимо исторического, эта подробная книга имеет интенс и современный. С сомнениями присматриваясь к современным олигархам, вбухивающим, на взгляд обывателя, огромные деньги в неоднозначное современное искусство, нелишне помнить, что они ведут себя точно так же, как их "братья по классу" двухсотлетней давности. Ведь Людвиг ван Бетховен, прежде чем стать классиком, был ярчайшим деятелем современного искусства.