Текст: Дмитрий Шеваров
- Для счастья есть стихи, лесов сырые чащи
- и синяя вода под сенью черных скал...
- Борис Чичибабин
- 1971
Борис Чичибабин был счастливым человеком.
Среди поэтов – попробуй найти счастливых. Во всей мировой поэзии их – горстка. А чтобы поэт еще и делился своим счастьем, писал о нем всю жизнь – это такая редкость.
Вообще счастливых на свете было бы куда больше, если бы все мы умели рассказывать о нем так же ярко и эмоционально, как мы обычно рассказываем о своих неприятностях.
Когда Чичибабину было двадцать семь лет и он только вышел на свободу из Вятлага, знакомые ребята попросили ответить его на анкету. Там был вопрос «Ваше представление о несчастье». Борис отрезал: «Не имею ни малейшего представления».
И все другие ответы на эту дружескую анкету поражают лихостью. Так, на вопрос: «Ваше любимое занятие?» – он отвечает: «Совершать героические поступки».
Вот она, молодая бравада парня, который прошел и войну, и тюрьму, и больше ничего не хочет знать о бедах и несчастьях. Но это не одна лишь бравада. Борис и правда жил предчувствием огромного счастья.
И оно пришло. Правда, только лет через пятнадцать. И в тот самый момент, когда он уже готов был наложить на себя руки.
- Не спрашивай, что было до тебя.
- То был лишь сон, давно забыл его я.
- По кругу зла под ружьями конвоя
- нас нежил век, терзая и губя...
- Не спрашивай, что было до тебя.
Счастье звалось Лилей.
Она стала для него всем, и сегодня в литературном мире имя Лиля не требует фамилии и отчества. Все знают, что речь идет о Лилии Семеновне Карась-Чичибабиной.
Его не печатали, исключали из Союза писателей, предавали забвению и угнетали придирками, а он вопреки всему был счастлив как младенец. Потому что рядом была Лиля.
Своей музе Чичибабин посвятил десятки, если не сотни стихотворений. «Есть мне чудо, что Лилей зовут...»
Она помогла поэту вынести не только забвение и душевные кризисы, но и славу, вспыхнувшую на излете перестройки, в конце 1980-х. Тогда его стихи рвали друг у друга толстые журналы. В 1990 году он стал лауреатом Государственной премии СССР. Со всех сторон сыпались просьбы о съемках, интервью, лекциях, выступлениях. Это было сродни пожару. А ему было уже под семьдесят, и у него было больное сердце.
Лиля ни на минуту не оставляла любимого, но поэт – слишком хрупкая бабочка. Одним крылом Чичибабина была Россия, другим – Украина. Когда одно крыло начали ломать, а другое – отрывать, поэт умер.
С тех пор миновало почти 30 лет. Все эти годы Лиля составляет новые книги Бориса, его собрания сочинений, готовит к печати его рукописи. Благодаря Лиле в Харькове появилась улица Бориса Чичибабина и городская литературная премия его имени. Лиля создала Чичибабин-центр, где еще не так давно проходили поэтические фестивали и чтения.
В нынешнем январе Лиле пришлось проводить вечер памяти Чичибабина вдали от дома – в немецком Фрайбурге, где она оказалась вместе с другими беженцами прошлой весной. Сбылось горькое пророчество, вырвавшееся из души поэта в 1992 году:
- Не будет нам крова в Харькове,
- Где с боем часы стенные.
- А будет нам кровохарканье,
- Вражда и неврастения.
А вот в Москве столетие Чичибабина, которое пришлось на новогодние праздники, проспали. Новых изданий его не появилось, а давних днем с огнем не найти. Правда, Гослитмузей провел камерный вечер памяти поэта.
Что ж, и на том спасибо.
А пока стихами Чичибабина говорит снег.
Сами собой звучат в морозных сумерках трагические ноты его неровного, всегда чуть хмельного стиха. Слышится его голос, то вскрикивающий скрипками, то шепчущий молитвенно. Его бурлящая проповедь, то отрывистая, как крик птицы, то застенчиво витиеватая.
Стало вдруг слышно, что Чичибабин – это отзвук Бетховена в русской поэзии.
Интересно, что, отвечая на вопрос о любимом герое, Борис Алексеевич называл именно Бетховена, а как любимое изречение приводил бетховенское: «Единственный героизм в жизни – видеть мир таким, как он есть, и все-таки любить его».
ИЗБРАННОЕ
- Пока хоть один безутешен влюбленный, –
- не знать до седин мне любви разделенной.
- Пока не на всех заготовлен уют, –
- пусть ветер и снег мне уснуть не дают.
- И голод пока смотрит в хаты недобро, –
- пусть будут бока мои – кожа да ребра.
- Покуда я молод, пока я в долгу, –
- другие пусть могут, а я не могу.
- Сегодня, сейчас, в грозовой преисподней,
- я горшую часть на спине своей поднял.
- До лучших времен в непогоду гоним,
- таким я рожден – и не быть мне иным.
- В глазах моих боль, но ни мысли про старость.
- До смерти, любовь, я с тобой не расстанусь.
- Чтоб в каждом дому было чудо и смех, –
- пусть мне одному будет худо за всех.
- 1949
- * * *
- В январе на улицах вода,
- темень с чадом.
- Не увижу неба никогда
- сердцем сжатым.
- У меня из горла – не слова –
- боли комья.
- В жизни так не тосковал
- ни по ком я.
- Ты стоишь, как Золушка, в снегу,
- ножки мочишь.
- Улыбнись мне углышками губ,
- если можешь...
- Мне не надо больше смут и бед,
- славы, лени.
- Тихо душу выдохну тебе
- на колени.
- Упаду на них горячим лбом.
- Ох, как больно!
- Вся земля – не как родильный дом,
- а как бойня...
- И в тоске, и в смерти сохраню
- отсвет тайны.
- Мы с тобой увидимся в раю.
- До свиданья.
- 1968
- * * *
- ...Прелесть примет твоих неуловима.
- Ты во спасенье мое родилась.
- С верой шепчу твое светлое имя,
- Лиля Карась.
- Кончатся сроки раздумий и странствий,
- хватятся правнуки: как ты звалась?
- Встретимся травами. Шепотом: – Здравствуй,
- Лиля Карась.
- Только с тобой – до последней одышки,
- по бездорожию, злу не корясь, –
- в шапочке вязаной, в старом пальтишке
- Лиля Карась...
- 1967
- * * *
- Не веря кровному завету,
- что так нельзя,
- ушли бродить по белу свету
- мои друзья.
- Броня державного кордона –
- как решето.
- Им светит Гарвард и Сорбонна,
- а нам-то что?
- Пусть будут счастливы, по мне, хоть
- в любой дали, –
- но всем живым нельзя уехать
- с живой земли.
- С той, чья судьба еще не стерта
- в ночах стыда,
- а если с мертвой, то на черта
- и жить тогда?..
- Я верен тем, кто остается
- под бражный треп
- свое угрюмое сиротство
- нести по гроб.
- Кому обещаны допросы
- и лагеря,
- но сквозь крещенские морозы
- горит заря...
- 1973
- * * *
- ...Пусть я ветрен и робок в миру,
- телом немощен, в куче бессмыслен,
- но, когда я от горя умру,
- буду к лику святых сопричислен.
- Я — поэт. Этим сказано все.
- Я из времени в Вечность отпущен.
- Да пройду я босой, как Басё,
- по лугам, стрекозино поющим.
- И, как много столетий назад,
- просветлев при божественном кличе,
- да пройду я, как Данте, сквозь ад
- и увижу в раю Беатриче.
- И с возлюбленной взмою в зенит,
- и от губ отрешенное слово
- в воскрешенных сердцах зазвенит
- до скончания века земного.
- 1973
Элегия февральского снега
- Вышел срок метелицам полночным,
- и к заре, блистая и пыля,
- детски чистым, райски непорочным,
- снежным снегом устлана земля...
- падай, снег, на волосы и губы,
- холодком за шиворот теки.
- Хорошо нам в этаком снегу бы
- Скоротать остатние деньки...
- Скоро мы в луга отворим двери,
- задрожим от журавлиных стай.
- Пусть весна вершится в полной мере,
- только ты, пожалуйста, не тай.
- Сыпься с неба, тихий и желанный,
- и огню, и вечности родня,
- холоди немеркнущие раны
- и холмы с оврагами равняй.
- Скоро канешь, горний, станешь, свежий,
- мерзлой кашей, талою водой,
- но ведь чудо было не во сне же.
- И во мраке, сложенном с бедой,
- помоги нам выжить, святый снеже,
- падай, белый, падай, золотой.
- 1977
- * * *
- Я почуял беду и проснулся от горя и смуты,
- и заплакал о тех, перед кем в неизвестном долгу, –
- и не знаю, как быть, и как годы проходят минуты...
- Ах, родные, родные, ну чем я вам всем помогу?..
- 1978
Снег
- А ну, любовь, давай в оконце глянем –
- в душе разор, а в мире красота.
- Что за зима, как будто в детстве раннем,
- трескучим светом пышно разлита!
- Белым-бело, а зорька золота.
- И год пройдет, а в город не нагрянем,
- к щеке щека прильнув к искристым граням,
- не для людей отливы изо льда.
- А Бог дохнет – и с неба хлынут хлопья
- и белизну сияньем обновят.
- Нет, Божий мир ни в чем не виноват.
- Он бел и свеж до неправдоподобья.
- Бездарна жизнь, но в двух вещах мудра:
- есть огнь и снег, все прочее – мура.
- 1980-е
Ода одуванчику
- В днях, как в снах, безлюбовно тупящих,
- измотавших сердца суетой,
- можно ль жить, как живет одуванчик,
- то серебряный, то золотой?
- Хорошо, если пчелки напьются,
- когда дождик под корень протек, —
- только, как ты его ни напутствуй,
- он всего лишь минутный цветок.
- Знать не зная ни страсти, ни люти,
- он всего лишь трава среди трав, —
- ну а мы называемся люди
- и хотим человеческих прав.
- Коротка и случайна, как прихоть,
- наша жизнь, где не место уму.
- Норовишь через пропасти прыгать —
- так не ври хоть себе самому.
- Если к власти прорвутся фашисты,
- спрячусь в угол и письма сожгу, —
- незлобив одуванчик пушистый,
- а у родичей рыльца в пушку.
- Как поэт, на просторе зеленом
- он пред солнышком ясен и тих,
- повинуется Божьим законам
- и не губит себя и других.
- У того, кто сломает и слижет,
- светлым соком горча на губах,
- говорят, что он знает и слышит
- то, что чувствуют Моцарт и Бах.
- Ты его легкомыслья не высмей,
- что цветет меж проезжих дорог,
- потому что он несколько жизней
- проживает в единственный срок.
- Чтоб в отечестве дыры не штопать,
- Божий образ в себе не забыть,
- тем цветком на земле хорошо быть,
- человеком не хочется быть.
- Я ложусь на бессонный диванчик,
- слышу сговор звезды со звездой
- и живу, как живет одуванчик,
- то серебряный, то золотой.
- 1992
ПРЯМАЯ РЕЧЬ
Я родился в 1923 году в Кременчуге, на Украине. Окончил школу в 1940 году в Чугуеве, а в 1941-м началась война. В 1942-м был призван, служил в авиационных частях Закавказского фронта до окончания войны. После демобилизации в июне 1945-го поступил в Харьковский университет на филологический факультет. В июне 1946 года был арестован. Кто-то передал кому-то мои стихи. Меня осудили на пять лет. Все пять лет полностью отсидел.
В 1966 году меня приняли в Союз писателей СССР. Но вскоре – полное забвение. Меня не печатали. А я хотел говорить именно то, что хотел говорить. А это было невозможно. Надо было без конца уступать. Я боялся сойти с ума.
Меня спасла Лиля – любимая, друг, первый читатель моих стихов, единственный судья и подсказчик. С тех пор мы не расстаемся. И с тех пор я перестал думать о печатании, стал писать стихотворения совершенно свободно, заранее зная, что они никогда не будут опубликованы.
Мы никак не хотим понять, что люди – разные. И такими разными они должны жить вместе, не уничтожая, не преследуя друг друга, не обращая в свою веру. Просто жить рядом и уважать живущего за то, что он человек, за то, что он неповторимое создание, за то, что ему трудно.
Я не отношу себя к пессимистам. Я трагический оптимист. Я всем рассказываю свою любимую притчу об одном святом. Когда он был маленьким, то как и все дети, любил играть в мяч. Однажды его спросили, что бы он стал делать, если бы узнал, что завтра наступит конец света. Маленький святой ответил: «Продолжал бы играть в мяч...» Так и я. Если будет завтра конец мира – это не мое дело, это Божья воля. Мое дело – играть в мяч. У меня есть призвание, у меня есть Божий дар, который я должен донести до могилы в сохранности, чистоте, приумножении...
Я не знаю, откуда взялись мои лучшие строки. Они не могут принадлежать мне – слабому, грешному, смертному человеку, подверженному всем грехам и соблазнам мира. Тем не менее эти строки, нужные не только мне, но и другим людям, появляются. Ну что это, если не тайна?.. Поэт – человек, стоящий рядом со Христом. Когда поэт пишет, он восходит на Голгофу.
И зимой бывает очень хорошо. Ведь снег – это что-то прекрасное, когда он только что выпал и еще подновляется тихо спускающимися снежинками. Эта первозданная белизна... Я воспринимаю ее как чудо, как воплощение неба на земле.
ПАМЯТИ ПОЭТА
- * * *
- ...И всё приняв, как ты мне Свет открыл,
- я думаю, за что мне счастье было?
- За что нас Бог двоих благословил?
- И сделал так, чтоб я тебя любила,
- чтоб жизнь моя прошла не в пустоте,
- не в суете семейного базара,
- а в таинстве священного пожара,
- в прекрасной и суровой высоте.
- Лилия Карась-Чичибабина
- * * *
- …А нам милей ягнёнок Иисусов…
- Борис Чичибабин, 1993
- Лучше белоснежного ягнёнка,
- Агнца бы невинного на герб,
- Чтоб белел над миром как иконка,
- Где Борис невидимый и Глеб.
- На гербе и знамени России
- Пусть моргают кроткие глаза,
- Но поэта люди не спросили,
- Не взглянули даже в небеса.
- Он – сердцам защита и дорога,
- Свету свет, мерило всех мерил,
- И святая родине подмога –
- Чичибабин тихо говорил.
- Спит ягнёнок, громко сердце бьётся,
- Шелестит листва иных знамён,
- Над страной любимой небо вьётся,
- И белеет облачко на нём.
- Андрей Анпилов