Текст: Михаил Визель
Иван Шипнигов. "Непонятный роман"
- М.: АСТ, Редакция Елены Шубиной, 2023 — 252 с.
Иван Шипнигòв уважать себя заставил в позапрошлом году, выпустив необычную книгу "Стрим" — как бы реальные монологи очень разных, но совершенно обычных людей, говорящих о своих обычных проблемах, и, как отметили все писавшие о "Стриме", своими голосами со своими интонациями. В своем втором романе 36-летний на данный момент автор пошел другим путем. В книге с издевательски-красноречивым называнием один герой - собственно, сам Иван, чья идентичность автору настойчиво, утрированно подчеркивается автобиографическими деталями и даже женой — детской писательницей Соней (Ремез), торжественно предъявленной первым читателям на московской клубной презентации. Да и сюжет поначалу кажется вполне "бытовым". Точнее, два сюжета. Первый — затяжное видеоинтервью "обо всем", которое Иван дает некоему неназываемому, но очень популярному видеоблогеру; и второй — предпринятая накануне этого важного для Ивана интервью прогулка в подмосковный лес со старым другом Лёней — вроде бы с целью найти по тонким приметам и извлечь некий неназываемый клад. Но вместо клада старые друзья почему-то извлекают непойми откуда раз за разом бутылки коньяка "Коктебель", и путешествие их все отчетливее (точнее, все неотчетливее) приобретает вид ерофеевского путешествия в Петушки (благо, дача у Ивана по той же дороге). А интервью, соответственно, не просто приобретает вид исповеди (что для блоггинга обычное дело) - но исповеди в пустом храме перед алтарем неведомого бога.
Талант автора, однако, проявляется в том, что при столь странных и неопределенных вводных он, вознамерившись дать портрет своего поколения, действительно в значительной степени добивается своей цели. Не только за счет описаний нищего детства, пришедшегося на начало девяностых, и сильно затянувшегося студенческого пьянства, пришедшегося на "стабильные нулевые", рассуждений о "Дикси" и "Пятерочке" как социальных маркерах, — но в первую очередь за счет словечек, едва заметных шуточек, акцентов, пауз и самого построения фраз. И, разумеется, красноречивых зияний — неизбежных в романе, который был начат в июле 21-го, а закончен в июле 23-го года.
"Если бы меня спросили, какие я знаю секреты литературного мастерства, я бы честно сказал: не придумывать, а искать свои книги. И делать макарошки для Сони".
Ничего не скажем насчет макарошек, но искать свои книги Иван Шипнигов явно научился.
Анна Чухлебова. "Легкий способ завязать с сатанизмом"
- М.: Городец, "Во весь голос", 2023 — 176 с.
Уже известная читателям "Года Литературы" младшая ровесница Шипнигова Анна Чухлебова нашла свой способ написать "роман поколения": через два десятка коротких рассказов, формально действительно посвященных тому, как в нашей повседневной реальности проступает какая-то инфернальная макабрическая жуть. Но, конечно, это не страшилки, а в первую очередь портрет того же поколения, чье студенчество пришлось на нулевые. Только провинциального — более бедного, озлобленного и потому циничного.
"Вот мне только исполнилось девятнадцать. Мои друзья - сутулая стайка неформалов с философского. ... Каждому из нас стыдно быть собой, и поэтому мы все делаем вид, что нам нихренашеньки в этой жизни не стыдно".
Отдельно стоит отметить оформление небольшой книжки. Художница Татьяна Перминова придумала, а куратор новой серии Виктория Сафонова утвердили такую обложку, которую, как выражаются ровесники Анны, "развидеть", уже невозможно. Хочется надеяться, что она будет отмечена профессиональным иллюстраторским сообществом — если таковое в России существует.
Энн Тайлер. "Французская косичка"
- Пер. с англ. Марии Александровой
- М.: Фантом-Пресс, 2023 — 352 с.
Во дни сомнений и тягостных раздумий жительствующему в Париже русском барину-полиглоту середины XIX века Ивану Тургеневу надеждой и опорой служил, как мы помним, русский язык. Жители же российских мегаполисов в наши дни прибегают нередко к симметричному средству — погружаясь в добротно выделанные западные романы, с умом, тактом и ненатужным юмором живописующие проблемы и перипетии благополучных граждан первого мира — причем в самые благополучные периоды их истории (которые субъективно, разумеется, воспринимаются ими как полные тяжелых невзгод).
Новый роман любимицы "Фантома", американки Энн Тайлер — достойный пример такой литературы-антидепрессанта. Пулитцеровский лауреат (и дважды номинат) умело сплетает на манер этой самой тугой косы à la française — то есть заплетенной не от шеи, а от самой макушки — историю разных ветвей благоприличной и благополучной балтиморской семьи Гарреттов с 1959 года аж до 2020-го, до карантина. О том, насколько эта семья благоприлична и какого рода проблемы это вызывает, дает представление один из открывающих роман диалогов:
- — Ты хочешь спать в гостевой?
- — Ну да.
- — Ты не хочешь ночевать со мной в моей комнате?
- — Не в присутствии твоих родителей.
- — В присутствии... — он запнулся. — Слушай, уверяю тебя, они догадываются, что мы спим вместе. Думаешь, они переполошатся по этому поводу?
- — Мне все равно, догадываются они или нет. Я просто не хочу подобной демонстративности при первом же знакомстве.
- Джеймс задумчиво разглядывал ее.
- — У них же есть гостевая комната? — спросила Серена.
- — Ну... да.
- — Так в чем проблема?
- — Это выглядит как-то... неестественно: пожелать друг другу спокойной ночи и разойтись по разным комнатам, — пояснил он.
- — Ну прости, — сухо проговорила Серена.
- — И потом, я буду скучать по тебе! и папа с мамой расстроятся. «Боже правый, — скажут они, — эти дети ничего не знают о сексе?»
- — Тсс! — шикнула Серена, потому что в тот момент они сидели в библиотеке, где любой мог их услышать. она оглядела зал, потом наклонилась к нему через стол. — Тогда поедем только на воскресенье, — прошептала она.
Умилительно, однако, что диалог этот относится не к 1959-му, а к 2010 году. Так и хочется сказать: "Нам бы сейчас ваши проблемы!"
Впрочем, ведь такие книги для того и пишутся и читаются, чтобы на время чтения жить этими проблемами, не так ли? И это, право, куда дешевле, чем ходить ко всяким мозгоправам.
Андрей Калачинский. "Айгун. Записки русского офицера с маньчжурской границы"
- Владивосток: Общество изучения Амурского края, 2023 — 248 с.
"Роман-реконструкция" заслуженного владивостокского журналиста посвящена маргинальному, во всех смыслах, эпизоду русской истории рубежа XIX-XX веков: русско-китайской войне 1900 года, предшествовавшей куда более известной и куда менее удачной для России Русской-японской войне. Последовательное и довольно бойкое повествование ведется здесь от лица некоего офицера средних лет и в выше-средних чинах, укрытого под пушкинской фамилией Дубровский. Этот офицер прислан с крайнего запада империи, из Польши, на крайний восток, в лишь недавно присоединенный Уссурийский край, с миссией, которую можно назвать деликатной, а можно, не обинуясь, прямо поименовать провокационной: сделать нечто, что вызывало бы ответную реакцию китайцев... и позволило бы русским войскам перейти Амур и занять Маньчжурию.
Дело, и без того "деликатное", сильно осложняется тем, что в самой цинской империи бушует мятеж свирепых и безжалостных ихэтуаней, вошедших в западную историографию как "восстание боксеров"; да и в самом Благовещенске не все в восторге от подобного modus vivendi. Но бравый Дубровский, вместе со своим помощником, в качестве которого выступает не кто иной, как поручик Владимир Арсеньев, будущий "гений места" российского Дальнего Востока, с честью преодолевает все препоны — и увлекательно, на манер модного сочинителя Дюма (хотя, положим руку на сердце, скорее всё-таки Юлиана Семенова — и явно недотягивая до Б. Акунина) об этом рассказывает. Не упуская драматических и соблазнительных подробностей, историческая достоверность которых сомнительна:
- Вот вы едете во Владивосток - придите в библиотеку Восточного института и попросите книги и записки Иакинфа Бичурина. Я бы по нему рекомендовал Китай изучать. Фантастический человек! Представьте, чувашский семинарист дослужился до архимандрита и направлен в Иркутск возглавить семинарию. Это ещё до губернатора Муравьева было при Александре Благословенном. Прибыл вместе с келейником, что ему прислуживал. Ввел в семинарии строгости: заставил шеи мыть ежеутренне и в баню ходить по субботам. Да ещё математику изучать.
- В бурсе его сразу невзлюбили. И семинаристы подглядели, что прислуживает Иакинфу не отрок, а отрочица.
- - Не может быть, - вырвалось у поручика, - позор-то какой!
- - По-вашему, кабы он с отроком сожительствовал, то это Богу угоднее было бы?
- Поручик ещё больше покраснел.
- - Вы правы: скандал! На его счастье, в Иркутск прибыла смена русской духовной миссии в Пекин. И её глава архимандрит Аполлос умолял отца Иакинфа поменяться с ним местами и ехать к китайцам. И вот в 1808 он прибыл в Пекин и просидел там до 1822 года.
И не просто "просидел", а заложил основы русской китаистики - но это рассказчика уже не интересует.
В послесловии автор признается, причем не своими устами, а как бы в неких "отзывах на книгу в интернете", что у "Дубровского" есть явный прототип: полковник Бронислав Громбчевский, в ноябре 1900 года назначенный военным комиссаром при мукденском цзянцзюне (генерал-губернаторе). Впрочем, имя это тоже мало сейчас скажет простому читателю. Так что поблагодарим Андрея Калачинского за приложенные усилия по закраске белых пятен.
Хулиан Волох, Вагнер Виллиан. "Черные и белые. Победы и поражения Бобби Фишера"
- Пер. с англ. Анны-Марии Гущиной
- СПб.: Поляндрия No Age, 2023 — 176 с.
Изобразить средствами графического романа жизнь гения шахмат, а не, скажем, дзюдо или танцев на льду — само по себе сложная задача. И уж тем более — гения, в расцвете сил явно сошедшего с ума. Нью-йоркский сценарист комиксов Волох и бразильский иллюстратор Виллиан бестрепетно берутся за эту сложную задачу. И придумывают такой ход: каждый период жизни Фишера "привязывают" к той или иной фигуре, — от всесильной, но всё-таки не главной королевы, каковой для юного Бобби, естественно, выступила его еврейская мамочка, до одинокого короля — самого загнанного в угол собственными фобиями и предрассудками, собственным гипертрофированным эго.
Надо признать (и авторы делают на этом акцент), что трагическая фигура Бобби Фишера — такое же отражение эпохи, как фигуры его погодок Джима Моррисона или Боба Дилана. Они заставили весь мир поверить, что Америка может рождать не только задорных рок-н-ролльщиков, но и поэтов, а он — не только резвых бегунов и всесокрушающих боксеров, но и шахматного чемпиона, способного фактически в одиночку побороть отлаженную советскую шахматную машину.
По счастью, с тех пор как наши телефоны стали стабильно нас обыгрывать, острота этого противостояния ушла — и шахматы снова стали просто настольный игрой.
Остается добавить, что перевод книги выполнен безукоризненно — без насильственной русификации и без обычных, увы, в переводе графических романов непереваренных англицизмов.