Текст: Татьяна Шипилова
Лоренс Стерн (1713–1768) – удивительный человек своей эпохи. Будучи священником, он принимал активное участие в политической жизни страны, к тому же свободно печатал свои литературные опусы, которые на самом деле самые что ни на есть опусы – один из самых значимых его романов «Жизнь и мнения Тристрама Шенди, джентльмена», состоит из 9 (девяти, Карл!) томов.
Вроде пастор, вроде проповедник, но бунтарь в литературе, он ломал уже давно сформированный нравоописательный роман о приключениях и становлении того или иного героя, к которому привыкла английская публика XVIII века, воспитанная на классицистических законах дидактического повествования. Ломал и насмехался над привычной формой, как когда-то это делал Рабле, который оказал огромное влияние на творчество английского писателя.
Вводя в заголовок слово «мнения», Стерн намеренно сдвигает сюжет романа с динамичных событий и взросления на рассуждения и воспоминания своего героя, периодически уходя в такой поток сознания, которому позавидовал бы (а он и завидовал и от него отталкивался) сам Джойс. Стерн так плотно работает с читателем, что в какой-то момент начинаешь осознавать, что над тобой либо издеваются, либо потешаются, либо и правда просят твоей внимательности и совета, либо все вместе взятое. Пустые, разноцветные, черные страницы, графические знаки, рисунки – все это вводит Лоренс Стерн, заставляя совсем по-другому посмотреть в принципе на текст и его структуру.
Но самое главное его достижение – создание целого литературного направления. И что он для этого сделал, спросите вы? Ответ до безобразия прост: он съездил в путешествие. В сентиментальное путешествие. И описал его в романе, который так и назвал: «Сентиментальное путешествие по Франции и Италии». И от этого названия получился целый сентиментализм, захвативший всю Европу и даже отголосками пришедший к нам к концу XVIII века.
В России сентиментализм представлен очень скудно. Карамзин со своей «Бедной Лизой» да первые поэтические опыты Жуковского. Вот, собственно, и все. И как-то мы привыкли, что сентиментализм – это что-то такое излишне эмоциональное, даже чересчур плаксивое и что-то там про любование природой. В основном сентиментальные романы к нам приходили из Европы. Грибоедов устами своего Фамусова посмеивается над читательскими пристрастиями своей дочери Софии: «Ей сна нет от французских книг». Пушкин же и вовсе по-доброму подтрунивает над Татьяной, которая буквально зачитывается огромным количеством самых разных сентиментальных романов и черты своих любимых героев так жаждет увидеть в Онегине (хотя мы-то с вами помним, что сам Пушкин своего героя постоянно величает Чайльд Гарольдом и одевает его в «гарольдов плащ»):
- Теперь с каким она вниманьем
- Читает сладостный роман,
- С каким живым очарованьем
- Пьет обольстительный обман!
- Счастливой силою мечтанья
- Одушевленные созданья,
- Любовник Юлии Вольмар,
- Малек-Адель и де Линар,
- И Вертер, мученик мятежный,
- И бесподобный Грандисон,
- Который нам наводит сон...
- Все для мечтательницы нежной
- В единый образ облеклись,
- В одном Онегине слились.
Но совсем другой сентиментализм создал когда-то Лоренс Стерн. Он, как одновременно с ним Дени Дидро во Франции в своем «Жаке-фаталисте», пишет вроде историю путешествия, но не путешествие как таковое привлекает автора и его героя Йорика, который, без сомнения, является альтер-эго самого автора. Его привлекают люди. Огромный, прекрасный готический собор будет не замечен, зато девушка с зеленым атласным кошельком привлечет его внимание. Беседа с философом не представляет особого интереса, намного поучительней человек, искренне плачущий над мертвым ослом. Главное – с какого ракурса посмотреть.
Лоренс Стерн впервые столкнул взгляд на масштабное и глобальное со взглядом на маленького человека и показал, что маленький человек, его чувства, эмоции, рассуждения, переживания много интересней и любопытней. Создавая пародии на уже имевшиеся жанры, он продвинул литературу вперед настолько, что последующие поколения спорили о его наследии: кто-то плевался, кто-то восхищался, но нельзя не признавать его широкого ума (только цитаты, которые он в огромном количестве разбрасывает по страницам своих романов, свидетельствуют об огромной начитанности этого человека), и ироничного, полного юмора взгляда на жизнь хватает, чтобы раз и навсегда оценить английского пастора как одного из самых главных насмешников мировой литературы.
10 цитат, требующих обдумывания, от Лоренса Стерна:
Так как англичанин путешествует не для того, чтобы видеть англичан, я отправился в свою комнату.
Жажда знаний, подобно жажде богатств, растет вместе с ее удовлетворением. <...> Нет конца разысканию истины.
Горячность прямо пропорциональна недостатку подлинного знания.
Если, следовательно, мы не можем положиться на нравственность, не подкрепленную религией, – то, с другой стороны, ничего лучшего нельзя ожидать от религии, не связанной с нравственностью. Тем не менее совсем не редкость увидеть человека, стоящего на очень низком нравственном уровне, который все-таки чрезвычайно высокого мнения о себе как о человеке религиозном.
Как тонко мы рассуждаем по поводу ошибочно понятых фактов!
Когда мужчина, милостивый государь мой, готовится сделать женщине любезное предложение, она обыкновенно заранее об этом догадывается.
Когда сердце опережает рассудок, оно избавляет его от множества трудов.
Людей страшат не дела, а лишь мнения об этих делах.
Я постоянно замечал, что когда в комплименте кислоты столько же, сколько сладости, то англичанин всегда затрудняется, принять его или пропустить мимо ушей; француз же — никогда.
Чем больше движения, тем больше жизни и больше радости, а сидение на месте и медленная езда — это смерть и диавол.