09.04.2024
Фестивали

Владислав Отрошенко: «Гоголь – один из самых неуловимых гениев»

В преддверии фестиваля «Гоголь. Видимый-невидимый» мы поговорили с его куратором, писателем Владиславом Отрошенко

Владислав Отрошенко представляет книжную серию «Местоимения» / Фото: Женя Потах / предоставлено АСПИ
Владислав Отрошенко представляет книжную серию «Местоимения» / Фото: Женя Потах / предоставлено АСПИ

Интервью: Михаил Визель

13 апреля в московской библиотеке им. Н. А. Некрасова при поддержке Президентского фонда культурных инициатив пройдёт большой мультидисциплинарный фестиваль «Гоголь. Видимый-невидимый», посвящённый дню рождения Николая Васильевича Гоголя. Гостей ждут премьера спектакля-застолья, лекция-концерт классической музыки, заседание книжного клуба и многое другое – подробнее познакомиться с программой можно здесь. Пользуясь случаем, мы побеседовали с куратором фестиваля, писателем Владиславом Отрошенко.

Первый вопрос: почему фестиваль называется «Гоголь. Видимый-невидимый»?

Владислав Отрошенко: Гоголь, на мой взгляд, – это один из самых неуловимых гениев русской литературы. Писатель, который остается загадкой во всех своих ипостасях.

То есть загадочно всё. Загадочно сожжение второго тома «Мертвых душ»: почему, как, что случилось? Загадочен его уход из жизни. Его десятилетнее молчание. Несмотря на то, что о Гоголе очень много написано – есть замечательные труды выдающихся гоголеведов, в том числе Юрия Владимировича Мана, которые я считаю эталонными. И Золотусский занимался Гоголем, и Воропаев им сейчас занимается, и Виноградов, и Дмитриева… Всё досконально исследовано, и всё равно загадка личности этого гения, загадка его судьбы, она остается. Многое остается невидимым.

Есть вещи житейские, которые мы на этом фестивале тоже хотим показать: то, каким Гоголь был в быту, как он одевался, что он любил из еды, как готовил. Например, мало кто знает – но Гоголь был мастером готовить макароны. Он всех изводил: когда приезжал, например, к Аксаковым или еще кому-то – сам бежал на кухню, отстранял поваров и варил макароны, чтобы они были аль-денте. Потом бегали рассыльные, искали пармезан по всей зимней Москве…

Человек, в том числе и гениальный – он очень многогранный и состоит из многих мелочей, и иногда эти мелочи могут раскрыть судьбу человека. Например, какая разница, как одевался Гоголь? Одевался и одевался. А вот знаете, что это зависело от его состояния души? Когда он счастливый был в Риме, когда он закончил первый том «Мёртвых душ» – знаете, как был одет? В белом костюме, в голубой жилетке, в белой шляпе, весь такой сияющий, воздушный, сверкающий, с тросточкой с серебряным набалдашником. Ходил в переулках Рима, пел какие-то малоросские песни. Приехал в Москву – его узнать не могли те, кто видел его в Риме. Закутан в черный плащ с поднятым воротником, никакой вот этой вот воздушности, белых одежд.

Или когда он был в гостях у Александры Осиповны Смирновой, калужской губернаторши – ее брат вспоминает, как Гоголь с верхних комнат спускался в гостиную на завтрак. В один день спустится – одет бог знает как, не особо причесан, а в другой на нем какие-то желтые штаны, голубая жилетка, кругом развешаны цепочки золотые от часов. Вид такой, будто он жених.

Эти все вещи – они очень интересны не с точки зрения праздного любопытства, а чтобы уловить этого самого невидимого Гоголя.

А что на этом фестивале будет по части литературной? Все-таки мы знаем Гоголя в первую очередь не как денди, а как писателя.

Владислав Отрошенко: По литературной части будет очень много. Я сейчас провёл читательский клуб по «Вию» Гоголя, и мы как раз дискутировали о том, что это самое недооцененное произведение русской литературы. Его часто считают просто страшилкой, фольклорной сказкой. А в реальности все гораздо глубже. Это вещь о том, как человек может остаться один на один с силами ада, и никто его не спасет: ни образа, ни иконы, ни Священное Писание, которое он читает, ни свечи, которые он зажигает. А если поставить вопрос, кто его мог бы спасти – то его могли бы спасти, конечно же, люди, вот эти хуторяне, которые прекрасно знали, что в церкви находится панночка, которая служит сатане. Они знают, что панночка погубила кузнеца, но они героя отводят туда, закрывают и идут пить горилку.

А почему это происходит? Потому что они оказываются людьми сотника, а не людьми Бога. Сотник так хочет, сотник так приказал – и они так делают. Эта вещь Гоголя, в общем-то, предвосхитила литературу XX века об экзистенциальном одиночестве человека. О том, что нет ему ни от кого помощи и спасения, он один, сам по себе в этом мире. И о том, что церковь – это по большому счёту не здание, не атрибуты церковные, а это люди, их молитва.

[Кроме того], я буду читать лекцию о тайне сожжения второго тома «Мертвых душ» и смерти Гоголя – там тоже есть о чем поговорить. Что случилось, почему Гоголь бросил рукопись в огонь – и почему он умер? Ведь все врачи – а мы имеем довольно подробные воспоминания доктора Тарасенкова о предсмертных днях Гоголя, множество других воспоминаний… Все, кто Гоголя навещал, говорили, что у него не было соматической болезни. Он умер именно от невозможности завершить «Мертвые души» так, как он их хотел завершить. То есть от невозможности подняться – как ему, может быть, чувствовалось – на тот же уровень вдохновения, на котором писался первый том.

Есть у нас и замечательная выставка: сотрудники библиотеки ее подготовили по материалам, которые мы вместе с ними обсуждали. Там и портреты разнообразные Гоголя – есть очень редкие, – потому что его внешность – она такая же неуловимая, как и многое другое в нем. Ни об одном писателе нет таких разнящихся воспоминаний о внешности. Одни пишут, что он был блондин, другие пишут про каштановые волосы… Единственное, в чём сходятся – в птичьем носе. Даже в портретах, если мы посмотрим, – там такой разброс, можно с ума сойти.

Во время фестиваля мы также поговорим о «Выбранных местах из переписки с друзьями», о смысле этой книги и о ее значении. Естественно, и о ее содержании, но [в первую очередь] о значении в судьбе Гоголя. Потому что эта книга сыграла огромную роль. И она, на мой взгляд, была первым шагом к катастрофе, которая постигла Гоголя. После этой книги на него обрушились со всех сторон. С одной стороны, западники в лице Белинского: известные его слова, где он пишет Гоголю: «Проповедник кнута, апостол невежества, поборник обскурантизма и мракобесия, панегирист татарских нравов», опомнитесь и так далее. Но книга не понравилась и противоположному лагерю славянофилов: они в лице Аксакова, например, считали, что с этой книгой Гоголь становится в позу проповедника и вместо художественных вещей предлагает нравоучения. Но самые страшные слова сказал Гоголю его духовник, отец Матвей: «Вы ответите за эту книгу перед Богом». И мы будем разбирать, почему эту книгу так восприняли.

Сейчас, из нашего времени глядя, можно сказать, что это было предвозвестником того, что мы сейчас называем нон-фикшном. Когда писатель берет подлинные документы, обрабатывает их и использует в литературном произведении. В связи с этим мой последний вопрос: есть расхожая фраза, что «Все мы вышли из "Шинели" Гоголя». Писатель Владислав Отрошенко тоже вышел из «Шинели»?

Владислав Отрошенко: «Шинель» Гоголя настолько велика, что любой современный писатель, живущий сегодня на земном шаре, в этой шинели заблудится, как в лабиринте. Будет таким маленьким-маленьким существом, для которого даже рукав этой шинели будет казаться огромным тоннелем. Поэтому можно только говорить о том, что Гоголь открыл определенные пути, в частности в русской литературе. Открыл магистральные пути – это не какие-то тропки, он расколол целые глыбы льда, по которым может теперь двигаться русская литература. Но при этом повторить феномен Гоголя не может никто.

Гоголь – феноменальный писатель. Известно, что даже Розанов, который всю свою жизнь, что называется, «боролся» с Гоголем, пытался его препарировать и показать всю ничтожность и ужас этого писателя... Даже не ничтожность, а ужасную роль, которую он сыграл в русской литературе и в русской даже истории... И то он в конце жизни сказал: этот хохол меня победил. Именно в силу величайшего искусства. Розанов сказал, что искусство Гоголя – оно просто льется мощным потоком, и ты ничего не можешь с этим сделать.

Это феномен, не имеющий себе равных, поэтому мы можем только говорить, что он очень сильно расширил границы восприятия в русской литературе. Расширил границы языка, образности и так далее. Мы только можем идти, знаете – как ледокол прошел, а потом по этому огромному прорубленному морскому пути идут какие-то лодки, кораблики...