Текст: ГодЛитературы.РФ
В этом году Посольство Монголии в РФ при поддержке Министерства иностранных дел Монголии и Литературного института им. А.М. Горького впервые провело конкурс переводов современной монгольской поэзии, эссе и рассказов. Конкурс был нацелен на монгольских ученых, преподавателей, исследователей, аспирантов и студентов, изучающих монголоведение в России. Работы принимали с 15 февраля по 15 апреля 2024 года, а 23 апреля в Центре развития студентов Посольства Монголии в России состоялась церемония награждения.
С разрешения организаторов портал ГодЛитературы.РФ решил познакомить своих читателей с некоторыми текстами, особо отмеченными жюри. Уверены, знакомство окажется интересным – ведь большинство из нас прискорбно мало знает о литературе соседа.
Предлагаем прочитать занявший второе место перевод рассказа Л. Улзийтугса. Перевод с монгольского языка выполнила Кулиева Гюнель, студентка 4 курса Московского государственного лингвистического университета.
Л.Өлзийтөгс “В пределах видимости”
“Останется лишь цветок”
Двадцать лет назад. Иными словами, когда мне еще не было и двадцати. В один весенний день я с моим приятелем стояла на автобусной остановке перед кинотеатром «Ард». Полночь.
Когда долгожданный автобус прибыл, мы наряду с остальными людьми на остановке ринулись к нему. Силой пробравшись в центр толпы, стоявшей в дверях, мы кое-как зашли внутрь. Раньше в переполненном автобусе я всегда старалась протиснуться в самый конец к большому окну. Мне нравилось дуть на стекло и смотреть на улицу, стоя спиной к другим пассажирам. В большом скоплении людей мне всегда тревожно, и лишь в просторных, светлых и прохладных помещениях я ощущаю полный покой, совсем как в детские времена. И всё же на протяжении долгих лет автобус оставался местом, где я теснее всего соприкасалась с жизнью. Сколько лет уже не ездила в автобусе, однако. Почти пятнадцать лет. Сейчас я предпочитаю ходить пешком, но каждый раз, как мимо меня с визгом проезжает большой автобус, мне кажется, что это было давным-давно, словно я увидела машину времени с поры моего детства или юности. И каждый раз с теплом на душе я останавливаюсь, впиваясь в автобус глазами, и улыбаюсь, как если бы увидела в нем всех дорогих моему сердцу людей.
Зайдя в автобус, я сразу подошла к окну и стала смотреть на улицу. Автобус тронулся, и все, с трудом дыша, кое-как разместились, как вдруг позади меня раздался страшный громкий голос. Он звучал испуганно, смущенно и даже устало, так что я невольно обернулась.
— Цветок, мой цветок!
Голос принадлежал странному мужчине низкого роста в старой мятой зеленой куртке. Лицо и рот его были испачканы мелом и грязью, а в руках он держал горшок с растением. Он поднял его как можно выше и кричал:
— Отойди же, скотина, мой цветок… Цветок сломаешь! — сказал он весьма растерянно, но властно, и к моему счастью, с силой оттолкнул парня, который стоял почти приклеившись ко мне.
Мужчина озирался очень злыми, почти ненавидящими глазами, пока вдруг на его лице не появилась добрая улыбка, совсем не подходящая такому злому лицу. Он устремил взгляд на моего знакомого и снова прокричал: «Эй, привет!». Похоже, он всегда разговаривал криком.
— Что такое, старина?
Они обменялись несколькими фразами, когда мужчина вдруг заметил меня. Он вновь перевел взгляд на моего знакомого и кивнул в мою сторону:
— А это кто? — спросил он нагло и достаточно грубо.
— Поэтесса! — шутливо ответил мой друг и улыбнулся.
— Вот оно как? — сказал он, слово размышляя, и вправду ли я была поэтессой. Думал ли он: «Видели мы таких поэтесс!», или я была похожа на какую-то его знакомую, но он подошел близко ко мне и какое-то время с удивлением смотрел на меня с широко раскрытыми глазами.
— Ну-ка, поэтесса, подержи мой цветок! — сказал он и отдал тот самый горшок мне в руки.
— Кроме тебя здесь не на кого положиться! — сказал он насмешливо и достал из кармана кошелек с деньгами. Купил билет, сунул его себе в рот и начал жевать.
— Вот как... Ты поэтесса, а я художник! — сказал он громко. Люди, стоявшие рядом, засмеялись. Он протянул вперед свои грязные руки, которые выглядели так, будто их не мыли почти месяц. Протянул так близко, что я почувствовала их запах, схватил меня за палец и потряс его. Он сжал его так сильно и крепко, что я невольно отпрянула всем телом в сторону в попытке вырваться. Вдруг тот мужчина с тревогой в глазах посмотрел на цветок в другой моей руке и со всей силы выхватил у меня горшок. Он не стал нежно и ласково гладить растение, а лишь с наслаждением вдохнул его запах и подмигнул мне:
— Ты, наверное ж, выращиваешь цветы? — спросил он чуть более спокойным тоном. Он был явно уверен, что услышит «да» в ответ на свой вопрос, поэтому я виновато понизила свой голос и осторожно сказала:
— Нет, дядя, не выращиваю... — на что художник весьма удивился и даже испугался.
— Ну конечно нет, — пробормотал он себе под нос. — Женщина… А говорит, что поэтесса… Цветы она не выращивает... — мужчина покачал головой, как будто я и вправду сотворила что-то невероятное, и снова уставился на меня.
— Чьи стихи тебе нравятся...? — спросил он.
— Многих.
— Что, говоришь? Какой слабый голос. Как тебя этот мир услышит-то? Скажи еще раз... Громче скажи! Кто тебе нравится? В твои глаза посмотришь, так подумаешь, что ты дитя малое... Научись выражать свои мысли громко! — сказал он и перевел взгляд на моего знакомого:
— Нарисовать мне эту девчонку, старина? — спросил он скорее деловым тоном.
Автобус проехал по мосту Мира и стал подъезжать к остановке «Зун хорин мянгат». Мужчина нервно осмотрелся по сторонам и, разбрасываясь ругательствами, направился к двери. Подогнув голову, словно готовясь к прыжку в воду, он стал пробивать себе дорогу к выходу. Сердитый, он собрал все свои силы и устремился вперед, раздвигая людей и пронося над их головами свой цветок, который он держал правой рукой. Внезапно мужчина обернулся, словно вспомнил что-то:
— Эй, поэтесса! Поэте-е-еса-а! Слышишь, эй? Цветы посади! Цветы посади, говорю! — прокричал он изо всех сил. Все в автобусе засмеялись.
— Хорошо... — я ответила как могла громко, хоть и покраснела от смущения. Он же, игнорируя множество людей, толкавших его сзади, остановился в дверях.
— Что, говоришь? — провопил он еще громче, чем до этого.
— Хорошо, дядя, я посажу цветы! — крикнула я изо всех сил уже севшим голосом.
Мужчина был невысокого роста, поэтому ему явно пришлось встать на цыпочки, чтобы увидеть меня. Он немного качался под напором людей, толкавших его со всех сторон, но как будто успокоился, когда услышал мои слова, так что его лицо расплылось в улыбке:
— Ну хорошо. Пока-а-а!
— До свидания, дядя!
— Я умру, ты умрешь, и лишь цветок останется!
Сказав это, он спрыгнул с автобуса, который уехал под смех толпы. Его последние слова словно пробудили меня, и на душе стало хорошо, так что я повернулась к заднему окну, чтобы увидеть того мужчину ещё раз. С горшком в руке, заляпанными мелом и грязью лицом и ртом, в свисающих штанах и с его громким голосом он, казалось, знал, что я буду вот так смотреть на него. Левой, свободной от цветка рукой он на прощание помахал мне, словно ребенок, стоя на том же месте, где сошел с автобуса.
Мне больше не довелось увидеть того мужчину. Однако встретившись лицом к лицу с таким человеком однажды, его уже невозможно забыть. За его злым, грубым и агрессивным внешним видом скрывались добрая душа, чистое сердце и такая наивно детская, любящая натура!
— Кто тот мужчина? — удивленно спросила я, выйдя из автобуса. Мой друг некоторое время размышлял:
— Забыл, как его зовут... Он сказал только, что окончил Академию изобразительных искусств, как же его... — он не стал придавать этому особого значения и махнул рукой.
С того дня прошел почти месяц, когда мне снова вдруг вспомнился дядя с цветами:
«Так он же умер, бедняга!» — с грустью ответил мой знакомый.
До сих пор каждый раз, когда я проезжаю мимо автобусной остановки перед кинотеатром «Ард», мне видится тот невысокий мужчина с громким голосом и слышится: «Я умру, ты умрешь, и лишь цветок останется». Однако слова, которые он тогда выкрикивал, теперь звучат как шепот, странно глубокий и тихий.
В этой жизни с одними людьми нам доводится видеться по десять раз в день, с другими лишь раз в десять лет, а с кем-то нам не суждено встретиться и вовсе, даже если мы живём бок о бок под одним небом. «У каждой встречи своя причина», — говорят монголы. Не знаю, в каком возрасте я встретила своего дядю-художника, с которым по велению судьбы пересеклась всего один раз, и кому за это обязана. В любом случае, всего одной фразы: «Я умру, ты умрешь, и лишь цветок останется» достаточно, чтобы запомнить его на всю жизнь. Но всё же, как легко стираются из памяти некоторые люди!
Ох, а ведь воспоминания наполняют наше Сердце. Воспоминания наполняют наши Души. Воспоминания наполняют наши Мозг, Глаза и Кровь. Воспоминания отражают Время, отражают Боль, Сияющую Победу. Оглядываясь назад, я понимаю, что и Вчерашний день полон воспоминаний. А Будущее... Я переверну не толстые и не тонкие страницы воспоминаний, которые когда-то сотрутся вместе со мной. Я раскопала эти страницы в глубинах души, сердцем стерла с них пыль лет и разложила перед вами. Хотя все эти события покрыты слоем пыли и детали их неясны, мой молодой возраст еще позволяет мне воскресить и пробудить то, что развеялось в прошлом. И я знаю, что в будущем меня ждет гораздо больше необыкновенных и особенно незабываемых встреч, чем те, что я вспоминаю сейчас. Однако во мне теснится столько любви и любопытства, столько благодарности и тепла, и сердце бьется так сильно, что я просто не могу не писать. Писать о вчерашнем дне, что меня взрастил и воспитал.
Как и обещала дяде-художнику, я посадила цветок. Один из выращенных мною цветов вы сейчас держите в руках. Чувствуете его запах. Своим пальцем, а может, и сердцем, вы мягко пробуете его ощупать, погладить, закрутить. Этот цветок наполнен моей любовью и любовью, подаренной мне другими людьми, и с трепетом взращен горячим дыханием моих юных лет, так что я не сомневаюсь, что он проживет долго.
«Я умру, ты умрёшь, и лишь цветок останется». Возможно, тот мужчина посетил наш мир как посланник, чтобы сказать мне всего одно это предложение. Если так, то теперь со всей сердечной теплотой я передаю те слова небесного посланника вам. Все люди однажды умирают, и я не исключение. Однако после человека всегда что-то остается. Что-то обязательно остается. Тогда в грязных руках художника сияла и словно билась та чистейшая вещь, тот неведомый мне нежный цветок! Моё благословение, моя молитва, моя книга!
Это и есть я...