Текст: Фадеева Мария
Летом
Июньское солнце палило нещадно. Воздух раскалился добела и замер, и все вокруг, казалось, тоже застыло, как видео на паузе. Ни ветерка, ни птичьих трелей, ни стрекота кузнечиков. Под смородиновым кустом было ничуть не лучше. Тень заползла под самые корни и сама прогрелась, впитывая жар сухой пропеченой земли.
— Целый месяц! Ты же говорила, что это всего на неделю? Только подашь документы и вернешься обратно?
В чувствах Варя взмахнула руками. Хромоногий табурет опасно покачнулся, угрожая чашке с ягодами катастрофическим падением.
— Ну, они еще раз посмотрели мою анкету и запись танца для кастинга. Предложили остаться и пройти обучение в летней школе. А знаешь, что это значит? — послышался из куста звонкий голос Камиллы.
Она перестала собирать ягоды, вскинула голову и уставилась на Варю сквозь заслон из листьев. Осторожная, точно притаившаяся в ветвях птица. Варя мотнула головой, вглядываясь в красное от жары лицо сестры.
— Меня почти что вязли! Понимаешь? Я переписывалась с девчонкой, которая уже там учится. Она сказала, что если тебя позвали в летнюю школу, то все, считай, ты принят, — Камилла победно взмахнула кисточкой красной смородины.— А потом, после первой смены лагеря, если я им понравлюсь, то… — мечтательно продолжила она, но опомнившись, замолчала. Конец фразы повис в воздухе облаком назойливых мошек.
— Что потом?
Прищурившись, Варя продолжала всматриваться в лицо Камилы, мелькавшее в желто-зеленой мозаике из листьев и солнца. Казалось, сестра сейчас не здесь, а где-то на дне глубокого озера. Как тут понять друг друга, когда между вами целая тонна воды?
— А потом… — нараспев продолжила Камилла, взглянула на небо, как если бы пыталась прочитать там потерянную фразу. — А потом тебе так понравится жить одной в нашей комнате, что ты отвыкнешь от меня и не захочешь, чтобы я возвращалась. Выставишь за порог, и придется мне жить в коробке под окном. — Она неловко засмеялась и замолчала, пряча голову в куст.
— Но ты же все пропустишь! — упрекала Варя, обрывая кисточки смородины так резко, что переспелые ягоды сыпались на землю с приглушенным стуком. — Помнишь, как мы придумывали, чем займемся этим летом? У меня все записано в блокноте, но я и так помню.
Варя закрыла глаза, вглядываясь в мягкую полутьму под веками. Там, точно в теневом театре, проступали все их с Камилой несбывшиеся планы.
Они собирались устроить пикник на пруду, жарить хлеб на палочках и запекать картошку в углях. Построить плот и переплыть на противоположный берег, где густой хвойный лес поднимается по холму до самого неба, а в его прохладных смолистых тенях бродят лоси. А еще Камилла обещала уговорить папу (он ее лучше слушает) помочь им с Варей построить шалаш на дереве. Они бы натаскали туда сена, старых одеял и подушек, книг, комиксов про «Тома и Джерри», журналов «Мурзилка», «Cool Girl» и «За рулем» (из папиной огородной библиотеки, читать их — скукота, зато на растопку костра сгодится). Шалаш стал бы только их с Камилой тайным убежищем, где можно спрятаться от назойливой жары и маминых поручений.
И есть же еще ритуалы, которые повторяются из года в год. Как минимум две недели лета Варя с Камиллой проводили в деревне у бабушки. Катались вдвоем на старом дедушкином велосипеде — Камилла за рулем, а Варя — на раме. Ночевали на сеновале под самой крышей на самодельных матрасах — холщовых мешках, набитых душистой травой. Жевали в поле за селом недозрелую рожь, и там же собирали землянику под самыми электровышками, там она всегда была крупнее и слаще.
— А лягушата? — не унималась Варя, — Их столько в этом году народилось! Как же я одна их всех спасу?
Варя вспомнила, как весной вода в пруду у берега мерцала и пузырилась от лягушачьей икры. Всем этим икринкам, круглым и блестящим, как стеклянные бусины, предстояло превратиться в головастиков. А затем вытянуться в маленьких лягушат и обязательно совершить паломничество — из илистого пруда в низине у самого леса на окраине дачного поселка, к пруду побольше, расположившемуся на холме прямо на перекрестке Вишневой и Залесной улиц.
Это ей, Варе, в одиночку придется отлавливать на узкоколейной дороге каждого лягушонка и отправлять в кусты, где безрассудные рептилии не смогут попасть под колеса машин.
— Ты не можешь уехать!
Варя вскочила, задев коленом ненадежный табурет. Чашка со смородиной опрокинулась и ягоды рассыпались. А ведь каждая собрана с таким трудом! От страха у Вари скрутило живот. Теперь мама ее точно убьет. Нырнув под куст, Варя стала быстро собирать ягоды обратно в чашку, пока мама не увидела. От сока пальцы стали красными и липкими, руки чесались от укусов мошкары, которой этим летом была тьма тьмущая.
— Но для меня это важно, как ты не понимаешь!
Камилла отодвинула ветку и посмотрела на Варю, как на котенка, которого пытаются приучить к лотку.
— Ну зачем тебе этот летний лагерь. Я видела, как ты танцуешь, и уверена, что и так поступишь!…
— Варя, на весь огород тебя одну и слышно. Снова болтаешь, от работы отлыниваешь?
Мимо протанцевала мама с охапкой вырванный с корнем одуванчиков в руках.
— И собрала совсем мало, с тобой варенья точно не сваришь.
В ответ Варя ойкнула, ударившись головой о низкую ветку. Выбравшись из куста, посмотрела ей в спину, потирая вспухавшую ссадину на лбу.
— Но я устала! — простонала Варя.
Мама запрокинула голову, и щурясь, взглянула на небо, выбеленное жгучим солнцем.
— Фух, ну и жара сегодня, а ведь еще даже не полдень. Ладно, идите искупайтесь, пока вы у меня не сжарились, как цыплята в печке. И сразу в дом, скоро обед.
Напевая что-то под нос, мама утанцевала в малинник, откуда тут же, точно конфетти, полетели в разные стороны щепки и листья.
И как мама не устает от работы в такую жару? Ее выцветшая до бела голубая панамка мелькала над заросшими травой грядками с раннего утра, будто акулий плавник. Там, где мама проплывала по зеленому морю, щелкая садовыми ножницами, волны сочной травы отступали, как при отливе. Грядки и клумбы приобретали опрятный вид, морковка, перцы, помидоры, освобожденные от удушливых сорняков, вздыхали свободно. Все вокруг оживало и снова устремлялось к небу, в жажде жить.
— На вот.
Камилла отсыпала ягод в Варину чашку. Злость на сестру все еще жгла желудок кислотой. Варя буркнула что-то под нос, но Камилла, наверное, не расслышала, и приняв это за сдавленную благодарность, довольно улыбнулась.
— Ну все, хватит с меня это дурацкой смородины.
Камилла вылезла из куста, разминая затекшие мышцы. Потянулась, согнулась пополам, как складной стул, потом выгнулась дугой. Казалось, ее кости от солнца тоже расплавились и стали мягкими, как ириска.
— Может, сходим на озеро?
— Нуу… до него идти далеко.
Руки у Вари чесались от укусов мошкары, ссадина лбу начинала побаливать, раздраженная соленым. Стрекот кузнечиков сверлил голову, и казалось, что от этого звука воздух становился еще горячее.
Варя взглянула на небо, как и мама до этого. От плотной пелены зноя вокруг все расплывалось, сочные краски лета тускнели. Варе казалось, что тело ее тоже плавилось, как глазурь на шоколадном батончике, который слишком долго носили в кармане. Топать в такую жару до пруда, — почти километр вниз по улице, и ни одной тени по пути! Она просто не дойдет.
— Давай лучше в бочке поплаваем? Папа как раз набрал свежую воду.
— Ладно. Отнесешь чашки в дом? А я пока пописаю и купальник надену.
Камилла засеменила в сторону малинника и скрылась за дощатой дверью с вырезанным прямоугольным окошком.
— Но я тоже хочу писать!
Варя окунула, чувствуя, как мочевой пузырь вот-вот лопнет.
— Не надо было есть за обедом так много арбуза!
Переждав очередной позыв своего тела, Варя подхватила чашки с ягодами и пошла в дом по аккуратно скошенной тропинке — мама и тут успела пройтись с садовыми ножницами. Поднялась на крыльцо, и споткнувшись о торчащий гвоздь, чуть было не свалилась в клумбу с петуниями. Входная дверь была распахнута, и белый тюль, который мама повесила в проеме (чтобы мухи не налетели), вспух, точно медуза. Из комнаты, служившей прихожей, кухней и столовой одновременно, вырывались напряженные голоса.
— … Когда ты перестанешь слоняться без дела? Петли на двери совсем проржавели, а на бане черепица раскрошилась. Скоро начнутся дожди, и печку снова размоет, а я только недавно ее побелила…
Вместо ответа послышалось приглушенное шипение, звякнула крышка стеклянной бутылки.
— Хорошо, холодненькое, — протянул папа после громкого глотка.
Варя неловко переминалась на пороге, не решаясь зайти внутрь. Прижалась спиной к стене, замерла, стараясь не шевелиться.
Налетевший из ниоткуда ветер обдал Варю прохладой. В воздухе запахло грозой и пылью, как если бы за минуту набежали тяжелые тучи. Из комнаты потянуло сладковатым запахом жженого сахара и ягод.
— Думаешь, мне легко одной заниматься хозяйством? — Продолжала мама, громко стуча ложкой в конце каждой фразы, будто ставила точку. — Огород почти полностью на мне, — дзинь! — Девочки, конечно, помогают, но Варя капризничает, ленится, — Дзинь-дзинь! — Рядом с Камиллой она посговорчивее, а без сестры дичает, огрызается… А ну кыш! Повсюду эти мухи… Сколько раз просила тебя поставить на дверь москитную сетку?
Занавеска на двери трепетала. Варя замерла, пытаясь дышать как можно тише.
— Ты можешь замолчать хоть на минуту? Ворчишь, как старая карга, с самого утра… Сделай то, сделай это… Не-хо-чу! Я на дачу отдыхать приехал!
Папа со стуком поставил бутылку на стол и громко рыгнул.
— А когда ты чего-нибудь хотел? Тебе лишь бы желудок набить, да завалиться на диван с бутылкой пива. От тебя помощи не дождешься!... — ДЗИНЬ!
Варенье начало ворчливо побулькивать, приторно сладкий запах жженого сахара забивался в нос, руки заныли от тяжести ягод.
— Говоришь, помощи не дождешься? — тихо начал папа. — А кто сегодня грядки с капустой полил? А девочек кто на пруд отвел, пока ты тут свои сорняки выдергивала?
Папин голос становился громче, будто грозовые тучи добрались до комнаты. В воздухе запахло паленой проводкой.
— А кто поехал в сельский магазин за сахаром для варенья?
— И про пиво, конечно не забыл. Знаю я, зачем ты на самом деле ездил, — Дзинь-дзинь-дзинь! — Даже уговаривать не пришлось… чем это так пахнет? Вот, занялся бы лучше проводкой!
Хлоп!
Папа стукнул ладонью о стол, визгливо скрипнула отодвинутая табуретка.
— Хватит, сколько можно! Сил нет тебя слушать… — топая ногами, папа направился к двери.
Варя резко отлипла от стены, шагнула назад. Половица предательски скрипнула. Во рту пересохло, от едкого запаха паленого провода в горле защипало.
— Это у тебя отпуск три месяца, а у меня сегодня единственный выходной. Тебе надо, ты и чини!
Снова звякнуло, тихо хлопнула, зашипело, послышался глоток.
— Хорошо… — довольно протянул папа, шаркая к выходу поношенными сандалиями.
Варя в панике стала отступать, шагнула назад с чашками наперевес и чуть было не свалилась. Занавеска отодвинулась, в проеме появился папа, запутавшись в тюли.
— Что ты здесь делаешь?
Он нахмурился, но не стал дожидаться ответа. Подавив отрыжку, сбежал с крыльца и скрылся в машине. Из магнитолы полилась музыка «Ретро FM».
От мисок с ненавистной смородиной ломило руки, но Варя так и стояла на крыльце под звуки ритмичного диско. Живот скрутило с новой силой, и Варе вспомнился фрагмент из фильма о Гарри Поттере. Тот, где Рон один за другим извергает огромных слизней. Вот и Варя чувствовала себя так, будто внутри у нее копошились скользкие, холодные слизни.
К горлу подкатила горечь. Подавив рвотный позыв, Варя нырнула под белый тюль, как в морскую пену. Мама стояла у маленькой электрической плитки, помешивая густое ароматное варево.
— Ну наконец-то! Жду тебя целую вечность. Все собрали? — Резко бросила она, но взглянув на Варю, перестала стучать ложкой, мягко добавила, — вид у тебя измученный. Присядь, отдохни.
Варя с грохотом поставила чашки на стол, разминая затекшие руки, опустилась на папин табурет. Густой карамельный запах щекотал ноздри.
— Вот, попробуй-ка.
Мама сняла с варенья белую пенку и протянула Варе ложку. Тягучая, кисло-сладкая масса растеклась по языку, наполняя рот и склеивая зубы. Как жидкая жевательная конфета, только теплая. Закрыв глаза, Варя облизала ложку подчистую и вернула маме.
— Понравилось? Вот, держи еще.
Мама переложила еще горячее варенье на блюдце, поставила на стол перед Варей.
— Мам, зачем вы отпустили Камиллу в этот дурацкий лагерь?
— Для нее это важно, и так у нее появится больше шансов поступить в академию. Ведь Камилла так любит танцевать. В детстве каждый вечер устраивала нам с твоим отцом концерты, надевала мой подъюбник и крутила пируэты перед телевизором под постановку «Лебединого озера».
Мама рассмеялась, продолжая помешивать варенье. Варя нахмурилась, вылавливая сморщенные ягоды из сладкого сиропа.
— Мне же теперь все ягоды придется одной собирать. И вишню, и малину, и крыжовник. А у бабушки этим летом народился целый выводок цыплят, и весной Нюрка принесла козленка. И всем нужно травы накосить, накормить и следить, чтобы цыплята не съел соседский Мурзик. Я ведь одна не справлюсь…
— Ну, месяц пролетит незаметно. А к бабушке отправим вас позже, когда Камилла вернется. И мне теперь тоже пригодится твоя помощь по хозяйству.
Варя вздохнула, представляя, как проведет июнь без Камиллы. Одна, в окружении сорняков, колючих веток крыжовника и маминых распоряжений.
Из кастрюли с кипящим вареньем поднимался густой пар, снова потянуло жженым сахаром. От раскаленных спиралей плитки шел жар, и воздух казался липким и густым. Скривившись от приторной сладости, Варя отложила ложку.
— Фух, жара невыносимая, даже ветер куда-то подевался.
Мама вздохнула, обмахиваясь сложенной газетой, которой только что со звонким шлепком убила назойливую муху. Взглянула на Варю печально и ласково, протянула руку, убирая с ее лба прилипшую прядь.
— Свою работу вы сегодня сделали, до вечера можете отдыхать. Давай-ка, живо в бочку на отмочку и за стол.
Варя вскочила и бросилась из кухни, мамино варенье, кажется, прибавило ей сил. Поднявшись по крутой лестнице в мансарду, она наспех переоделась в купальник и выскочила на крыльцо. Камилла уже ждала в бикини и желтых шлепанцах с парой полотенец в руках.
— Ну наконец-то! Пойдем скорее, вода в бочке теплая, как парное молоко. Я проверяла, — улыбаясь, она махнула рукой и зашагала по узкой тропинке в сторону бани.
Там, в тени под раскидистой яблоней, отдыхала огромная чугунная бочка, которая когда-то была молочной цистерной. Варя засеменила следом.
Папа, в панамке с потеками пота, поливал грядки с перцем из длинного шланга, к концу которого изолентой была примотана старая душевая лейка. Проходя мимо, Варя с Камиллой переглянулись, и взявшись за руки, ринулись по тропинке вдоль грядок. Папа, дымя зажатой в зубах сигаретой, направил на шланг прямо на дочерей.
На Варю с Камилой обрушился освежающий фонтан теплых брызг. Смеясь и громко визжа, они кружились в облаке сверкающей водяной пыли, и маленькие радуги танцевали вместе с ними.