Текст: Евгений Топчиев
Новогодняя ночь
Тридцать первого декабря, когда истекли приёмные часы, жизнь в нейрохирургическом отделении стала затихать. Жанны всё не было. Кирилл стоял, опершись на раковину, у зеркала в туалете, прислушивался к звукам из коридора. Пожилая пара прошуршала в бахилах, — должно быть, чьи-то родители, — Кирилл расслышал, как жена сказала мужу: «надо бы успеть заехать в «Азбуку» за баночкой крабов».
Женщина лет сорока с ухоженным до сияния лицом в шерстяном платье с белыми оленями, вбежала в туалет с охапкой роз и вазой, наткнулась на Кирилла: «Ой, извините!» Заменила воду в вазе, сунула в неё цветы и поспешила в палату — наверняка к богатому и любимому мужу.
Кирилл тупо пялился на собственное отражение и презирал себя. Олень — вот он кто! Надеется и ждёт. Ту, которая, скорее всего, его уже не любит. Единственное, за чем она могла бы сюда пожаловать вечером тридцать первого, — за деньгами. Ну так зачем утруждать себя? Это дело может потерпеть и до первого, и до третьего — да хоть после праздников!
Вот бы сейчас выпить... Новогодняя ночь впереди! Граммов триста доброго «Джек Дэниэлз», а лучше все ноль пять… Размечтался. У него даже завалящей бутылки пива нет. Стоп! Пожалуй, он знает, как поступить. Преодолевая легкое головокружение, он поспешил в палату; снял с подоконника сумку, вынул конверт с плотной стопкой купюр. Вытянул пятитысячную, сунул в карман треников. Ну, с Богом!
Вышел в коридор и направился к столику дежурной.
— Добрый вечер, — прокашлявшись, сказал он.
Дежурная медсестра — кажется, её звали Лена — отложила томик Паоло Коэльо, повернула к нему простое, но в общем-то симпатичное широкоскулое лицо не очень счастливой русской женщины.
— Добрый, — внимательно глядя на него, кивнула она, — Что вы хотели?
— С наступающим вас! — начал Кирилл, храбрясь, — Лена...
— Спасибо, и вас, — тепло улыбнулась дежурная и вдруг чем-то отчётливо напомнила Мона Лизу.
— А можно спросить... — просипел Кирилл, волнуясь, — Вы всю ночь тут, в отделении?
— Да, а что? — удивилась Джоконда.
Не отрывая от него взгляда, она облокотилась на стол и подперла подбородок ладонью.
— Представляете, я тоже, — пошутил Кирилл, чувствуя, как сердце толкается в горле.
— Да, я догадалась, — усмехнулась дежурная, потупив обведенные перламутровой зеленью глаза: — Так что вы хотели?
— Лена, — он наклонился над столиком, понизил голос, — давайте устроим праздник? Скромный и небольшой. Вы и я. Я понимаю: вы на работе, — упреждая её возражения, Кирилл выставил ладонь, — но на часик. Просто поболтаем! Вы такая… — он склонил голову набок, — красавица эпохи Возрождения!
Он так увлёкся, что не сразу заметил странной Лениной реакции на его, безусловно, проникновенную речь. Вот уже пару секунд как она словно съёжилась, испуганно таращась через его плечо.
— К вам пришли, — наконец объявила она упавшим голосом.
— Что? — Кирилл вздрогнул и обернулся.
За его спиной, насмешливо скривив губы, стояла Жанна с сумкой Puma через плечо и связкой еловых ветвей. Пакет из «Перекрестка» держала чуть на отлёте, мол: ничего, что я тут с тяжестью?
— Господи... Так же может инфаркт хватить, — пробубнил Кирилл, выпутывая из Жанниных пальцев лямки пакета. — Пойдём... — он легонько подтолкнул жену по коридору.
В палате Кирилл помог Жанне снять куртку, привлёк за талию, сунул нос в её взъерошенную наэлектризованную прическу.
— Ты со спорта, что ли? От тебя бассейном пахнет... — он попытался поцеловать — не вышло: Жанна отодвинулась, крепко сжала губы.
— Не трогай: это на Новый год? — пошутил Кирилл.
— Пропусти, — сухо ответила жена, — купальник посушить.
Она протиснулась между искусственной елкой и Кириллом к батарее — невысокая, стройная, затянутая в чёрную синтетику.
Он хотел спросить: «Ты на ночь?», но не решился: ещё спугнёт. Освободил от газеты еловые ветви, бережно установил в графин с водой, расправил, чтобы было красиво. Запахло Новым годом.
— Что, Кирилл, давай делать стол, — сказала Жанна, переобувшись в стыренные из какого-то отеля тапки-стельки. — Только сначала выпьем, — она наклонилась над пакетом и вытянула большую бутылку «Джек Дэниэлз» и крымское шампанское.
Вот это да! Шампанское Кирилл вывесил за окно, а с «Джека» весело скрутил пробку. Они чокнулись стеклянными стаканами, на четверть наполнив их вискарём. Кирилл сделал большой обжигающий глоток. Жанна махнула своё до дна.
— Уф! Неплохо! — выдохнула она, — Налей ещё!
Кирилл удивился и плеснул ей поменьше. Выпив, Жанна крякнула и прикрыла рот ладонью.
Кириллу показалось: она таким образом готовится к окончательному объяснению. Ему вдруг стало очень страшно.
— Жанк, давай сразу по деньгам, — опомнился он, надеясь её опередить. Отставил стакан, плюхнулся на кровать, потянулся и снял с подоконника сумку, порылся и вынул заготовленный конверт, — Держи. Это вам с Серёжей.
— Кир... ты чего... обалдел, что ли? — прошептала Жанка, взвешивая конверт на ладони. Раскрыла, деньги выскользнули ей в ладонь. — Тут же много, реально...
— Да ничё не много... Три сотни... — буркнул Кирилл, разглядывая заусенец на мизинце. — Бери, чего ты...
— Ну спасибо, — протянула Жанка, — что же ты хочешь за такую заботу? — спросила она, глядя в пол.
— Хочу, чтобы ты осталась, — выдавил Кирилл.
— Хорошо, я останусь, — помолчав, сказала Жанна.
У Кирилла от её слов на секунду возникло гадкое чувство, будто он только что купил собственную жену.
Они разместились друг против друга: Кирилл на кровати, Жанна на стуле. Кирилл опять разлил виски.
— Давай проводим, что ли… — Жанна подняла свой стакан. Она замолчала и задумалась. — Год был хм... так себе, жёсткий... Может, даже слишком... Но не надо ругать его! Было и хорошее. — Она невесело усмехнулась. — Ты вон выкарабкался, — кивнула на забинтованную голову Кирилла... — разве не чудо? Скажем году спасибо, несмотря ни на что!
Без десяти двенадцать Кирилл врубил панельку на стене, слазил за окно за шампанским. В телевизоре появился лидер нации. Благообразный, с непокрытой головой, в плаще и рубиновом галстуке, от которого виднелся только дорого сияющий узел.
— Поправился, что ли, — хмыкнул Кирилл, сдирая с фольгу с горлышка.
— Да у него броник под плащом, — буднично сообщила Жанна, устраиваясь на кровати в позе лотоса. — Разве может лидер великой страны на открытом месте без защиты появляться?
Новогодняя речь на этот раз Кириллу понравилась. Гарант не распространялся об успехах в экономике, не касался и внешних угроз. Вместо этого честно сказал об эпидемии, о том, что много народу поумирало, россияне потеряли друзей и близких. Сердечная была речь, не придерёшься. Когда крупным планом показали циферблат Спасской башни, когда нежно и глубоко зазвонили куранты, он поймал себя на том, что плачет, а про шампанское и вовсе забыл. Очнулся от Жанниного вопля: «Что же ты?! Пора!», — торопясь скрутил проволоку — хлопнуло — удержал пробку в кулаке.
— Ура-аа! — тоненько, совсем «по-женски», воскликнула Жанна, воздев руку с бокалом, — С новым счастьем, Кир!
— И тебя, — сглотнув комок, выдавил он.
— А если б я не пришла, ты бы с этой медсестрой замутил? — Жанна кивнула на дверь.
— Брось! Вот ещё выдумала!
Однако Жанкина ревность была ему приятна. Кирилл расположился за её спиной, приобнял жену сзади, ощутив ладонями упругость недюжинных мускулов.
— Капец, смотри, кого откопали... — Жанна ткнула оранжевым ногтем в телик, — Это Титомир, что ли? — она взяла с кровати пульт, сделала погромче. Боже, какой кошмар!
Они чокнулись и поцеловались. Кирилл приник к жене сзади, и она, словно делая одолжение, обернулась и слегка разомкнула губы. Дверь в палату Кирилл заранее плотно прикрыл и для верности проложил полотенцем.
А потом всё как-то смазалось. Час, два пролетели, как один миг.
Они вдвоём под одеялом — не то бодрствуют, не то спят: Жанна в своей синтетике, кажется, и не раздевалась до конца. Изредка дёргается во сне, всхрапывает, как жеребенок, приподнимает рыжую голову, обводит пустым взглядом палату и заново смыкает глаза.
Помнится, час назад она танцевала на кровати под их семейную, «объединяющую» Clouds on Camarillo — «На вершине мира». Она танцевала, а он снимал на телефон. А позже, после любви, она сказала: это ничего не значит. В тот момент Кирилл подумал, что вот-вот умрёт. Что значит «ничего не значит»? Развод? Он предпочёл не уточнять.
…
Скрипнула дверь — Кирилл вздрогнул, привстал на локте. Полотенце, которым он проложил дверь, валялось на полу. Дверь распахнулась, и на его глазах в палату бесшумно проникло — влезло — нечто. Чешуйчатая рептилия в обрывках белой материи! Короткие мощные лапы как у аллигатора, перепончатые крылья за спиной, волочащийся по полу заостренный хвост.
Атас! У Кирилла похолодели пальцы ног. Он вцепился ногтями в простыню. Это ему снится или нет? Укусил собственную губу — едва не взвыл от боли. Тварь и не думала исчезать, с тихим шуршанием подползла к кровати.
Кирилл хотел вскочить — и не смог. Его словно вынесли на сорокаградусный мороз. Он всё косился на Жанну: не проснулась ли? Но нет, жена сопела рядом как ни в чем не бывало. Только вот они словно существовали в разных измерениях, между ними — пуленепробиваемое стекло.
Тем временем рептилия — господи, да на ней разодранный медицинский халат! — приподнялась, влезла передними лапами на кровать, нависла над Кириллом, приблизила рельефную морду, будто облепленную глазурированными черепками. Красноватые глаза, тлеющие как уголья. Пупырчатая пасть с промелькивающим раздвоенным языком.
Вдруг ящер ухмыльнулся — ей-богу! И когда на миг разомкнулись страшные челюсти, Кирилл увидел загнутые внутрь острые как иглы зубы и раскаленное докрасна нутро.
— Щ-щ-щщ… — прошипел монстр.
И вдруг заговорил — словно бы из низа живота, утробой своей:
— Отпра-а-зднуем… Отпра-а-зднуем… Ты и я…
— Лена?! — задыхаясь от ужасной догадки, выдавил Кирилл.
— Ле-е-на… Я-а-а… — прикрыла глаза рептилия. — Лети-и-им ко мне-е-е.
В следующий миг она схватила зубами край одеяла и, дернув мощной шеей, стащила Кирилла с кровати. Он грохнулся на пол — и тут же тварь, с удивительной скоростью орудуя пастью и когтистыми лапами, завернула его в одеяло, спеленала как младенца, зацепила кокон зубами и поволокла прочь из палаты. «А как же Жанка?» — промелькнуло у Кирилла. Проснётся, а его нет… И медсестры нет… Вот это залёт…
— Жанна! Я люблю тебя! — что было сил заорал он из своего кокона, с огромной скоростью скользя по кафельному полу. — Это ничего не значит!
Добежав до конца коридора, тварь рванулась вверх: треск, шелест осыпающегося стекла, Кирилла обдало сыростью зимнего воздуха. Он почувствовал лёгкость в ногах, он летел. Дракониха несла его прочь от больницы — над парком, над сосновым лесом, мимо ярко освещенной кольцевой дороги. Тут он по-настоящему испугался. И тогда он, стиснув зубы и закрыв глаза, обратился к всевышнему. «Господи, верни мне Жанку, верни мне мою любовь! Ведь ты сам и есть — любовь! Твоим именем тебя прошу!»
Дракониха пошла на снижение. Слава богу!
Они где-то в районе Алёшкинского леса. Распластав крылья, Лена спланировала в некое подобие пещеры посреди заснеженной просеки.
Кирилл выпутался из одеяла, встал голыми ногами на колючий, застеленный лапником пол. С жалобной надеждой поглядел на притуленные у входа валенки. В «пещере» было тепло, пахло костром и хвоей. Круглый стол и два глубоких кресла с пледами. На столе, помимо вазочек с салатами, — ведёрко с шампанским, бутылка вискаря и корзинка с мандаринами.
«Посижу немножко, но спать с ней не буду», — прошептал Кирилл и, поколебавшись секунду, опустился в кресло и накрылся пледом, предпочитая на Лену не смотреть.
…
Кирилла подобрали коммунальщики на окраине Алёшкинского леса. Завернутый в одеяло, продрогший до костей — однако в валенках! — утром первого января он голосовал на обочине МКАД. На него подумали: псих какой-то, алкаш, хотели вызвать полицию. Но вот какое дело: этот псих пообещал двадцатку тому, кто домчит его до ЦКБ за четверть часа. Так что ровно через пятнадцать минут оранжевый грузовик боднул кабиной воздух у больничной проходной.
— Я быстро: деньги у меня в палате! — Кирилл спрыгнул с подножки и, недолго попререкавшись с охраной, прорвался на территорию.
Его сопроводили до корпуса, и там, в фойе, он сразу увидел Жанну. Нервно кусая губы и сжимая кулаки, она ругалась с завотделением нейрохирургии, красавцем Соломоном со сросшимися на переносице соболиными бровями. Заметив Кирилла, она изменилась в лице, подшагнула и отвесила пощёчину — лёгкую, можно сказать, щадящую, видно, в последний момент вспомнила про его раненую голову.
Кирилл так и не смог внятно объяснить, где был и как улизнул из больницы. Впрочем, как выяснилось, первейшую задачу — сбежать из отделения — ему облегчила дежурная медсестра, которая среди ночи, никого не предупредив, оставила свой пост и до сих пор не отвечала на звонки.