Текст: Дмитрий Шеваров/РГ
Евгений родился в Москве осенью 1923 года. Родные звали мальчика звонким именем Тутель-Дудель, или просто Дудлик. "Мальчик чудной и занятный", - сообщает Борис Пастернак о трехлетнем сыне в одном из писем.
Отец-поэт и мать-художница занимались каждый своим искусством, и вскоре семья распалась. Жене было восемь лет, когда отец ушел.
Лишь когда мальчику исполнилось десять лет, поэт вдруг заново открывает для себя сына: "Он живой, рассеянный, впечатлительный и, как все дети нашего времени, полон тех живых знаний, которые почерпываются в каком-то промежутке между бытом беспризорников и усильями педагогов..."
Борис Леонидович занимается с сыном английским языком, радуясь его способностям. В письме сестре 8 апреля 1941 года он сообщает, что Женя "весною кончает среднюю школу и, верно, попадет в солдаты..."
В июле Евгений уже призван, и отец пишет: "Женичка в армии, где-то в самом пекле..."
Женя роет под Вязьмой противотанковые рвы. Через двадцать дней возвращается под бомбежками в Москву и рассказывает отцу о пережитом.
Военная служба растянулась для Евгения на долгие годы. В эту пору он стал писать стихи. Однажды признался в том отцу.
Рассказывает Евгений Пастернак: "Он ответил мне письмом, в котором просил меня не рассчитывать на профессиональное занятие литературой, считая, что у меня это на должной высоте не получится. Он был глубоко прав..."
Только в 1954 году Евгений получил разрешение уволиться в запас. Вскоре он встречает свою любовь на всю жизнь - 18-летнюю студентку-филолога Елену Владимировну Вальтер.
В октябре 1956-го Борис Леонидович предлагает сыну два билета на премьеру "Ромео и Джульетты". Евгений приглашает в театр Елену и после спектакля делает ей предложение.
Для Бориса Пастернака конец 1950-х - время всемирной славы, обернувшееся бедой. Все эти горькие месяцы сын был рядом с отцом, разделил с ним свалившиеся после присуждения Нобелевской премии испытания.
30 мая 1960 года Борис Леонидович, попрощавшись с сыновьями, умер в своем переделкинском доме.
С тех пор заботы о судьбе отцовских рукописей и его дома уже никогда не оставляли Евгения. Да, он был "технарем" по образованию, много лет преподавал в МЭИ, защитил диссертацию "Импульсные усредняющие устройства аналоговой памяти", но память об отце с неизбежностью вела его к радикальной смене жизненного вектора.
В 1976 году Евгения Борисовича вынудили уйти из Энергетического института. Вскоре ему предложили место младшего научного сотрудника в Институте мировой литературы Академии наук.
Сегодня на обратной стороне титульного листа почти всех изданий поэта можно увидеть примечание "Составление, подготовка текстов и комментарии Е.В. Пастернак и Е.Б. Пастернака", то есть Елены Владимировны и Евгения Борисовича.
Недавно их дети издали прекрасную книгу* отца. Ее составили беседы Евгения Борисовича с Юрием Ивановичем Метёлкиным - подвижником звукоархивистики, первооткрывателем записей выдающихся деятелей культуры (в том числе и записей голоса Бориса Пастернака), создателем проекта "Старое Радио".
Рассказы Евгения Пастернака были записаны у него дома весной 2010 года.
Многое трогает в этих искренних монологах, но для меня самым пронзительным стало слово "папочка", произносившееся с удивительной нежностью 87-летним сыном великого поэта.
Стихи Евгения Пастернака
- В зимний день голубой и скрипучий
- Мне пришлось побывать на земле
- Неприкаянной серенькой тучей
- В ясном солнце и тающей мгле...
Реквием
(7-я часть)
- Что делать нам - осиротелым?
- Проходят дни, уходит год.
- Глядишь - столетье пролетело,
- Переменился обиход.
- Живая память быстротечна,
- Ее не заготовишь впрок.
- Самим собой пребудет вечно
- Блестяще сделанный урок.
- Как жизнь от домыслов далекий,
- Без одобрений и прикрас
- Способный ждать любые сроки
- Всеобщего признанья час.
- И нам не выдумать преданье,
- И близости не передать,
- И памятников очертанье
- Я не могу предугадать.
Из устных мемуаров Евгения Пастернака
Летом пятьдесят девятого мы (Евгений и Алёна - здесь и далее. - Прим. Д.Ш.) попали в Переделкино. Зинаида Николаевна (вторая жена Б.Л. Пастернака) с нами была очень доброжелательна и мила, но с папочкой разговаривала критически. Например, она говорила, что он сам усложняет свою жизнь, когда отказывается подписать Стокгольмское воззвание в защиту мира, которое все подписывали, и ничего в этом воззвании плохого нет... Отец ничего не ответил, но вечером сам заговорил об этом и сказал, что в его понимании войны возникают тогда, когда человеческая жизнь в стране обесценивается. Когда богатство - не только материальное, но и духовное - истекает, жизнь становится как копейка, и с ней хочется расстаться. И человек и люди в целом легко идут на войну, легко становятся героями, легко отдают жизнь, отдают, в сущности, бесценный Божий дар. А задачей искусства является увеличение ценности человеческой жизни, в этом отношении искусство противостоит гибельному ходу истории и человеческому стремлению к самоуничтожению. Он говорил, что всю свою жизнь отдал на то, чтобы этому служить. Если то, чего он добился, не стоит того, чтобы люди пришли к пониманию, насколько нужен мир, то зачем подписывать пустые воззвания с призывами, тратить свое имя на то, чтобы подписывать пустые бумажки.
* * *
2 мая 1960 года мы поехали в Переделкино, застали отца лежащим на диване...
Отец слабел.
В один из последних дней мая он позвал меня и сказал, что у него тяжелейшее чувство, что во всем мире творится что-то, что не соответствует его надеждам на историческое просветление, и что он умирает с чувством неудачи.
Я старался его успокоить, сказал, что те вещи, которые его огорчают, не имеют отношения к той реальности, которая дает человеку возможность жить и быть счастливым.
Он ответил, что, может быть, и так, но ему кажется, что весь мир в грязи, всюду ложь и не обо что опереться.