Текст: ГодЛитературы.РФ
Американская журналистка, магистр изящных искусств и преподавательница писательского мастерства в Колумбийском университете Хизер Радке посвятила свою дебютную книгу «Взгляд назад» женским ягодицам. И не прогадала.
И фундаментальная наука, и колониальный дискурс, и расовые предрассудки, и популярная культура, и этика, и эстетика оказались вовлечены в орбиту притяжения... женского зада. Полемичная и остроумная книга Радке затрагивает массу остроактуальных вопросов и проблем, расхожих клише и вредоносных стереотипов и позволяет взглянуть на этот культурный феномен другим взглядом и с нового ракурса. Предлагаем прочитать фрагмент, который один из таких ракурсов представляет.
Взгляд назад. Культурная история женских ягодиц / Хизер Радке [пер. с англ. Марии Елифёровой]. — М: Альпина нон-фикшн, 2025. — 321 с.
Маленькая
В 1900-х гг. Гордон Конвей жила в Далласе. Она была юна, богата, популярна и шикарна. Ее отец, лесопильный магнат, умер в 1906 г., оставив 12-летней Гордон и ее матери Томми большое состояние. Вскоре их имение наводнили богатые и стильные мужчины, ухаживавшие за элегантной вдовой. Гордон любила рисовать, ходить в кино и танцевать. Неразлучные мать и дочь были центральными фигурами зарождающегося далласского бомонда. Обе носили яркие красные платья, имели бесчисленное множество туфель, курили папиросы, танцевали уанстеп и вызывали у консервативного и религиозного общества явное неодобрение. И та и другая резко отличались от викторианских предшественниц в турнюрах. Они представляли новый тип женщины: образованной, раскованной, любящий жизнь и веселье и являющейся законодательницей мод.
Но выглядели Гордон и Томми совсем по-разному. Томми, с ее округлыми прелестями и мягкими чертами лица, была образцовой красавицей Прекрасной эпохи. Когда на заре XX в. напоминавшие панцирь жесткие корсеты и турнюры сменились более гибкими конструкциями, идеальный женский образ приобрел летящие, мягкие линии. «Гибсоновская девушка» — создателем нового стандарта красоты был иллюстратор Harper’s Weekly и Collier’s Чарльз Гибсон — могла позволить себе большую свободу движений и была раскованнее, чем ее викторианские предшественницы, но все еще отличалась подчеркнутой женственностью. У нее была полная грудь, пышная попа и большая копна волос, уложенных в свободный пучок.
Гордон Конвей была полной противоположностью своей матери. Эта девушка вся состояла из углов. Она была высокой и худой, с выступающим подбородком, широкой улыбкой и ярко-рыжими волосами. Гордон обладала отличным чувством стиля и отлично умела себя подать, но ее угловатая мальчишечья внешность совсем не соответствовала идеалу, который увековечивал в модных журналах Гибсон.
В детские и подростковые годы она вырезала свое лицо со всех семейных фотографий — вероятно, досадуя на то, что совсем не походила на мать. Гордон понимала, что ее тело нельзя счесть модным — даже принимая во внимание богемный образ жизни, который она вела.
Биография Гордон Конвей в основном состоит из баек о приемах, нарядах и любовных похождениях. Девушка и ее мать путешествовали по Европе, когда разразилась Первая мировая война. Этот факт, видимо, были воспринят ими в первую очередь как неудобство, положившее преждевременный конец чаепитиям, теннисным турнирам и разглядыванию полотен старых мастеров. Кроме того Гордон с удивлением обнаружила, что многие иностранные ухажеры внезапно стали к ней неблагосклонны. В 1914 г. семья Конвей покинула воюющую Европу на пароходе. Шли путем «Титаника», через Северную Атлантику — чтобы обойти опасные части океана, кишащего подводными лодками. Когда Томми и Гордон высадились в Нью- Йорке, вой на показалась им сном. До вступления в нее США оставалось еще три года, и дамы, коротая время за коктейлями в «Ритце», ужинами в «Марии- Антуанетте» и танцами до утра на крыше «Амстердама», легко забыли о пережитых неприятностях.
Но Гордон Конвей не была вертихвосткой — или не была всего лишь вертихвосткой. Нью- Йорк привлек девятнадцатилетнюю девушку не только бурной светской жизнью и шикарными вечеринками.
По природе амбициозная и трудолюбивая, она поставила себе серьезную профессиональную цель. Гордон мечтала устроиться на работу в Vanity Fair или Harper’s Weekly, присоединившись к рядам великих журнальных иллюстраторов, чьи рисунки так ее восхищали. Она не хотела просто следовать моде, она хотела определять ее.
Через год после приезда в Нью- Йорк Гордон нашла себе наставника. Им стал художник и иллюстратор Хейворт Кэмпбелл, первый арт-директор издательства Condé Nast. Он активно работал над тем, чтобы сделать иллюстрацию значимой и прибыльной частью рекламного и издательского бизнеса. Конвей была талантливой художницей. Она хотела создавать модные иллюстрации, которые будут хорошо продаваться, но при этом для нее важно было найти собственный неповторимый голос и стиль. Именно в этом ей помог Кэмпбелл. Он подыскивал для нее заказы в ведущих изданиях вроде Vogue, Harper’s Bazaar и Vanity Fair. Надо сказать, что в то время такая работа была нетипична для женщины. За следующие пятнадцать лет Конвей создала больше 5000 журнальных иллюстраций. Она также была сценографом и разработала костюмы для 119 спектаклей и 47 фильмов. Гордон добилась своей цели — ее работы определили модный стандарт эпохи, ее модели стали «гибсоновскими девушками» своего времени.
Женский образ, созданный Конвей, опрокидывал вековые представления о женственности и правилах стиля. Художница обычно изображала своих моделей в движении, танцующими или играющими в теннис, или в момент отдыха, вальяжно раскинувшимися на диване. Все ее героини — худые и гибкие европейки, по типажу очень похожие на саму Гордон. Их тела полностью лишены округлостей. Лишь иногда художница намечает выемку на талии, очертания плоской груди или попу — всегда элегантную и всегда маленькую. Конвей сделала смелый выбор, порвав с вековыми традициями и изобразив женское тело именно таким. Возможно, творчество стало для нее способом принять собственную внешность, причинившую ей столько горя в юности. Художница гордо демонстрировала окружающему миру новую женственность, буквально врисовывая себя в историю моды.
Но женщины на иллюстрациях Гордон Конвей походили на свою создательницу не только фигурой. Они так же одевались: носили короткие платья с заниженной талией, шляпки-колокола и каре. Они так же вели себя: выходили по вечерам, чтобы потанцевать или послушать музыку в джаз-клубе, пили коктейли и джин, курили, выдувая колечки дыма.
Модели Гордон Конвей были не просто светскими львицами и тусовщицами — они олицетворяли новое поколение женщин: мятежных и энергичных городских жительниц, занимающихся спортом, умеющих водить машину и свободно встречающихся с мужчинами. Или, по крайней мере, воображающих, что все это делают. «Конвеевские девушки» вошли в историю под прозвищем flappers, флэпперы. Новый идеал женственности начал формироваться еще в 1910-е, вдохновленный стремительностью городской жизни, и быстро приобрел популярность благодаря работе журнальных иллюстраторов (в первую очередь самой Конвей и ее коллеги Джона Хелда — младшего) и модельеров (Коко Шанель и Поля Пуаре).
Появление этих новых представлений о том, как выглядит взрослая женщина — и даже о том, что значит ею быть, — произвело глубочайший сдвиг в культуре, быть может, наиболее явственно отразившийся в моде. XIX век был эпохой, увлеченной, даже одержимой большими попами: быть пышной, иметь округлые формы значило быть модной и женственной. XX век предложил радикальную смену концепции. Буквально за несколько коротких лет полногрудые дамы с широкими бедрами надолго исчезли со страниц женских журналов. В 1910-х гг. начал приобретать популярность новый образ, образ, который как минимум на столетие займет доминирующее положение в моде. Женщина с плоской попой — худая, как щепка, и гламурная — с удивительной яростью и быстротой утвердилась на мировых подиумах и с тех пор так никогда по-настоящему и не отступала. «Когда флэпперы подняли юбки выше колен и приспустили чулки, — пишет один исследователь, — голые ноги приличной женщины впервые со времен падения Римской империи явились на свет; связь между этими двумя событиями римляне не считали случайной». Там, где раньше были округлости, теперь воцарились углы; там, где были турнюры, теперь была плоскость; на смену домашнему плену пришли ночная жизнь и освобождение. По крайней мере, так обычно рассказывают историю женщины с плоской попой. Прямота линий стала синонимом современности и свободы.
_________________
Есть как минимум две версии происхождения слова flapper. Согласно первой, оно было заимствовано в 1890-е гг. из британского сленга, в котором обозначало очень юную, часто несовершеннолетнюю проститутку. Другая версия гласит, что так англичане называли неуклюжую девочку-подростка в том возрасте, когда ее тело еще не полностью сформировалось. Считалось, что этим девочкам следует одеваться в особое платье прямого кроя, которое бы скрывало их нелепо вихляющие руки и ноги.
В общем, слово «флэппер» изначально было связано с образом очень молодой девушки, похожей на мальчишку и лишенной телесных или поведенческих характеристик, которые обычно приписываются зрелым женщинам. Флэппер — это вечный подросток, который, однако, воспринимается как сексуальный объект. Этот факт в очередной раз подтверждает изменчивость представлений об эротической привлекательности женского тела: в XIX в. сексуальными считались пышные формы, в начале XX в. — тело, противоположное по строению.
Популярность флэпперов в 1920-е гг. стала результатом сложных социальных процессов. Это было время стремительной урбанизации, вызванной переселением в США мигрантов из-за океана и постоянным оттоком сельских жителей в большие города. Между 1860 и 1920 гг. число городских жителей выросло с 6,2 до 54,3 млн. Среди переселенцев было много молодых женщин, покидавших родину, чтобы заработать себе на жизнь. Обосновавшись в Чикаго, Нью-Йорке или Сан-Франциско, они оказывались далеко от бдительного родительского взгляда и начинали вести себя более свободно. У молодежи стало больше возможностей для романтических приключений и сексуальных экспериментов.
Мысль о том, что женщины могут участвовать в политике, образовании и культурной жизни, становилась все более общепринятой. В 1920 г. была ратифицирована Девятнадцатая поправка и американские женщины получили избирательное право. Менялись даже воззрения на приемлемость для женщин физической активности и спорта: десятилетия заботы о том, чтобы богатые дамы не перенапрягались, окончились массовым выходом книг с названиями вроде «Сила и красота женственности». Их авторы рекомендовали женщинам заниматься физкультурой «почти наравне с мужчинами».