Текст: Борис Кутенков
Фото: pixbay.com
Утраты года
Журналы «Арион» и Homo Legens.
Новость о закрытии «Ариона» прогремела в начале года – и тем не менее, была ожидаемой. Грустная итоговая статья-манифест «Отчего рыбы разучились летать» за авторством Алексея Алёхина упоминалась нами в прошлогоднем обзоре как симптом года и явно ознаменовала редакторскую усталость от демократизации искусства и кризиса толстожурнальной иерархии; ламентации Алёхина, очевидно, совпали с исчезновением меценатской помощи. Инерцию «Ариона», его однообразие и усталость в последние годы отмечали многие – и почему-то на этом фоне его падение не воспринимается как большая трагедия, хотя иногда не хватает возможности пролистать альманах в плотной оранжевой обложке и сверить часы. Реакция участников литературного сообщества вновь показала внимание преимущественно к собственным публикациям и к собственному месту в литпроцессе: нашлись те (как ни «удивительно», постоянные авторы журнала на протяжении многих лет), кто объявил «Арион» единственным поэтическим журналом; другие – те, кому «Арион» отказывал или кому не был близок по эстетическим предпочтениям – выступили с иронической или жёстко-тенденциозной критикой издания. Артём Скворцов заметил в «Знамени», что исследование эстетики «Ариона» на протяжении двадцати пяти лет ещё станет предметом диссертаций. Да и автор этого обзора разразился большим постом, в котором постарался отделить зёрна от плевел.
Второй закрывшийся журнал – Homo Legens – жаль куда больше: его падение было неожиданным и все семь лет существования журнал не снижал планку ни в поэзии, ни в критике (тем удивительнее, что главный редактор Юрий Коньков – совсем не критик). Предположим, что к прекращению деятельности издания могли привести как финансовый кризис, так и всё та же усталость редакции и видимая (на самом деле только видимая) ненужность существования в условиях информационной перенасыщенности и псевдоэкспертности. Но какая, в конце концов, разница, – важнее ответ на вопрос: по ком звонит новый литературный колокол?..
Премии года
Небывалый год, когда радуюсь сразу двум премиальным награждениям достойных авторов.
Малая премия «Московский счёт» (это первая радость) была вручена Дмитрию Гаричеву за книгу «После всех собак», вышедшую в издательстве «Арго-Риск» и отмеченную мной ещё в конце прошлого года – свидетельство того, что консенсус в поэтическом сообществе всё же возможен, когда дело касается подлинно незаурядного явления. Рецензии на эту книгу тоже написаны авторами очень разных эстетических взглядов.
Новая премия «Неистовый Виссарион» была учреждена за литературную критику в ситуации, когда о кризисе этого жанра только ленивый не сказал, и возникла на Урале, который опять впереди планеты всей. С самого начала премия успела ввязаться в локальный скандал в связи с высказыванием одного из её кураторов, похвалившего злоязыкого Виктора Топорова (тут речь скорее не о недостатке премии, а о легковозбудимости фейсбучного сообщества и стремлении приписывать институции частные мнения её участников), отметиться забавностью номинаций (о котором мы писали в связи с лонг-листом – и который в целом характеризует атмосферу замкнутости на «своих» и ослабления институциональных связей) и поправить репутацию вручением безусловному, пожалуй, лауреату – Ольге Балла (это радость вторая). Безусловность этого выбора уже отметили Дмитрий Бавильский и Евгений Абдуллаев – второй назвал Балла «толстожурнальным критиком номер один» (напомним, что ещё в итоговом обзоре 2017 года на «Годе Литературы» мы «вручили» Ольге титул «критик года» и подробно писали о её достижениях. Приятно осознавать, что сегодня эта безусловность получила, как нынче принято выражаться, официальную легитимацию).
Премия «Поэзия», учреждённая в этом году и вручаемая за одно стихотворение, проблематизировала дискуссии о самом стихотворении как единице исследования. Но главный смысл её появления видится, как ни странно, не в структуре премии, а в последовавших за её учреждением дискуссиях: поэт Евгений Никитин попытался подробно и беспристрастно разобрать каждое стихотворение из лонг-листа в рамках личного проекта в своём блоге. Таким образом, подлинно значимым оказался побочный эффект затеи, осуществлённой, как ясно из высказываний Виталия Пуханова, в атмосфере большой спешки и необходимости создать новую премию «с чистого листа».
Эмоциональная, а местами истерическая реакция на посты Никитина в очередной раз продемонстрировала поразительное невнимание к профессиональному разговору со стороны литературного сообщества;
сам же нарушитель спокойствия, получив порицание от куратора премии, собрал тучу лайков за посты и множество комментариев – в основном, конечно, защищающих, – опубликовал подборку рецензий на новой площадке – в журнале «Артикуляция», – затем создал успешный телеграм-канал о современной поэзии и разместил пост, обосновывающий право на свободное высказывание о стихах. Безоглядная ли это прямота высказывания или прицельный самопиар – а рецензии Никитина всё же интересно перечитать и сверить впечатления от стихотворений, попавших в премиальный список, хороших и разных.
Премия «Лицей», вручённая в июне этого года в поэтической номинации Оксане Васякиной, кажется, ознаменовала промежуточный статус третьего сезона проекта: между привычным для этой премии консерватизмом и стремлением двигаться в сторону новизны. «В предыдущие два года премия награждала в поэтической номинации малоинтересных провинциальных эпигонов без собственного лица», как со свойственной ему резкостью высказался Дмитрий Кузьмин, положительно отметив васякинское лауреатство. Скажем мягче – стихи Васякиной, безусловно, можно воспринимать как социальный нарратив, глубоко личные истории о травматическом опыте, и в этом смысле её награждение вписывается в тренд «Лицея», где в чести стихи-высказывания, стихи, как сказал бы Валерий Шубинский, «человеческие». С другой стороны, разговор о травме и само явление «новой социальной лирики» – явление, близкое к кругу «Воздуха» и «НЛО».
В целом награждение, несмотря на то, что победил условно «модернистский» автор, показало скорее преобладание поэзии узнавания над поэзией сложной и глубинной ассоциативности; не вызывает сомнения, что голосовали за разговор о феминизме, а не за собственно художественные критерии.
Интересно в контексте премии подумать и о пограничье жанров, о котором много говорили в связи с Нобелевкой Светланы Алексиевич.
Премия «ФИКШН35», инициированная в этом году критиком Владимиром Панкратовым, стала хорошим поводом для дискуссий о современной прозе, которые публиковались на «Прочтении», и доказательством, что сегодня премию можно сделать, что называется, «на коленке», без вливаний толстосумов, но с чётким формулированием концепции.
И наконец, «Блог-пост» – премия за лучший книжный блог года, организованная магазином Book24, журналами «Читаем вместе» и «Дружба народов», издательской платформой Bookscriptor и литературной мастерской Creative Writing School и окончательно легитимизировавшая блогеров как часть литературного процесса. Тут отметим деятельность прозаика и критика Ольги Брейнингер, которая весь год вела колонку о блогерах в «Дружбе народов» и посвящала нас в эту, в общем, закрытую для профессионалов, но крайне любопытную область. Продолжим читать Брейнингер – в последнем номере «Дружбы» она обещает немало интересного в рамках проекта.
Возвращение и симптом (он же тенденция) года
«Журнальный Зал» и журнал «Октябрь».
О возвращении второго – который литературное сообщество уже успело похоронить – буквально в день написания этого обзора сообщил куратор «Журнального Зала» Сергей Костырко: «У нас в ЖЗ, и не только в ЖЗ, праздник, который начался вчера: позвонила главный редактор журнала “Октябрь” Ирина Барметова с вопросами по поводу размещения только что вышедшего номера журнала "Октябрь". Целый год мы все дружно печалились из-за остановки выхода одного из ведущих русских литературных журналов, ну а с сегодняшнего дня журнал "Октябрь" снова размещен на титульной странице "Журнального Зала" в "верхнем списке" выходящих журналов, а не в “Архиве ЖЗ”, как было вчера. Очень надеемся, что это только начало полноценной разморозки выхода “Октября”!». С утратой первого к его июльскому восстановлению литературный процесс уже успел смириться: жизнь идёт, появляются электронные издания, в которых своя буча, боевая и кипучая, но мало интересная «чужим». Тем не менее, радостно, что основные толстые журналы по-прежнему размещаются на одной интернет-площадке и создают иллюзию единства.
Одним из симптоматичных скандалов в этой связи стало резкое высказывание поэта и культуртрегера Александра Петрушкина в «Литературной России», который обвинил новые электронные издания в копировании знакомого дизайна и констатировал утрату интереса к «Журнальному Залу» за время его отсутствия. Петрушкину развёрнуто возразила поэт Анна Маркина – редактор «Формаслов» (одного из новых и самых симпатичных изданий, явно вдохновлённого успехом «Лиterraтуры» в лучший период её существования (2014—2017 гг.) и в целом повторяющего его дизайн и концепцию): Анна придирчиво изучила статистику и сделала вывод, что «ЖЗ» по-прежнему набирает больше миллиона просмотров.
Между тем, складывается ощущение, что журнал как структура (любой без исключения – бумажный или электронный) всё больше становится средством удовлетворения амбиций своих создателей.
Привнести совершенно новую концепцию, которая зацепила бы аудиторию, никому не удаётся, информационная перенасыщенность мешает воспринимать любое издание как целое – всё чаще получается притча о слепых, ощупывающих слона, и видение одной грани (чаще всего связанной с личными взаимоотношениями: как афористично охарактеризовал это Андрей Пермяков, «журналы делятся на два типа: хорошие, где меня печатают, и плохие, где меня не печатают»). А потому названия «Лиterraтура» или «Литосфера», «Textura» или «Формаслов» приводят на ум высказывание Пастернака о Слуцком в пересказе Вл. Новикова: «Валя-ну-неужели-вы-думаете-что-микроскопические-различия-между-вами-могут-меня-интересовать-боже-что-я несу…» (сделаю важное уточнение – мне особенно больно это говорить как редактору отдела критики одного из упомянутых изданий, редактору рубрики в другом и одному из основателей третьего, но истина дороже). Различие между профессиональной работой и дилетантизмом (в рамках любого журнала или издательства), тем не менее, сохраняется, – однако разговор об их различиях свёлся к нулю, не стимулируемый, во-первых, настроением фейсбучной игривой необязательности, а во-вторых, утратой представления о критериях и отсутствием общих ценностей.
Книги года
В этом году я довольно свободно выбирал книги из потока, стараясь следить в первую очередь за поэзией и нон-фикшн, но не будучи ангажированным ни социальным запросом (то, к чему приходит в конце концов любой критик, не связанный с изданием штатной работой), ни просьбами редакторов. Скажу честно – в последнее время предпочитаю журнальным рецензиям письма авторам, написанные по их просьбе, с отзывами на их стихи. Тут и полёт мысли живее, и виден заинтересованный адресат. При выборе же объектов рецензий важен был зачастую интерес к личности автора книги, а не место книги в художественном пространстве (слава Богу, что эти иерархии я больше не считаю нужным распределять, отказавшись от амплуа Критика Критиковича). Эта преамбула необходима для того, чтобы подчеркнуть: так же – внеиерархично – выберу и расположу книги, успевшие зацепить меня в 2019-м.
Безмерно значимыми для меня книгами – опять же, вне всякой иерархичности, а просто как обязательное чтение – стали два долгожданных сборника нон-фикшн. Первый – сборник интервью Ольги Седаковой за разные годы «Вещество человечности» (М.: «Новое литературное обозрение», 2019), о нём я подробно высказался на «Прочтении», процитирую себя же: «По сути, духовный путь Седаковой и есть служение – здесь важно снятие привычного противопоставления между «поэзией» (исходно предполагающей искажение замысла и свободу от утилитарных мотивов) и «разумом» (подразумевающим в этой эссеистике путь социальной ответственности большого художника, который прямо и достойно, без истерического повышения тона говорит критическое, осуждающее слово о своем времени). Книга из тех, где ищешь ответы на многие сокровенные духовные вопросы, – и потому чтение ее дозированное, гомеопатическое. «Мне кажется, ничто так не ново сейчас, как тишина и серьезность», – говорит она в интервью 1999 года, по-блоковски осуждая разъедающую иронию. Но ведь это и о нашем времени».
Второй – сборник Виталия Кальпиди «Философия поэзии»: собрание эссе харизматичного уральского поэта, культуртрегера и мыслителя, сочетающего афористическую парадоксальность – с глубиной прозрений (не побоюсь сказать, Кальпиди – визионер) и трансляцией истин, не всегда верифицируемых вне личного философского контекста Кальпиди. В книге много работ об ушедших друзьях и коллегах по уральскому поэтическому движению, много ореола культурного сопротивления, который есть и в книге Седаковой. А стержневая, пожалуй, мысль – о разделении поэзии как духовной практики и окружающих соблазнов суетного литпроцесса.
Небезынтересен был прочитанный мной в январе этого года сборник эссе Александра Кушнера «О поэтах и поэзии» (СПб.: «Геликон Плюс», 2018), о котором я подробно рассказал на том же «Прочтении», но тут, будем честными, книгу испортила некоторая композиционная беспорядочность и налёт литературоведческой наивности – даже при теплоте и отдельной верности наблюдений о классиках.
Олег Дозморов спустя семь лет после предыдущей книги выпустил «Уральский акцент» (М.: «Воймега», 2019) – основательный сборник новых и не очень новых стихов поэта, преодолевающего эмигрантскую меланхолию, но ностальгирующего по Уралу, прежде всего по ушедшим друзьям-классикам – Борису Рыжему, Роману Тягунову. В своей «волгинской» рецензии я сравниваю Дозморова с Тарковским, остававшимся до преклонных лет хранителем Серебряного века, – так же и Дозморов хранит культурную память, говоря в простых на первый взгляд стихах через мощный интертекстуальный слой, задействующий как классику, так и родственных ему Рыжего с Гандлевским.
Богдан Агрис. «Дальний полустанок» (М.: «Русский Гулливер», 2019) – дебютный сборник 46-летнего поэта, пришедшего к своей первой книге зрелым и сложившимся. Агрис продолжает линию русской поэзии, идущую, условно говоря, от позднего Мандельштама к метареализму Ивана Жданова, сочетая её с «питерской» линией, близкой Валерию Шубинскому и Олегу Юрьеву; глубинные натурфилософские зарисовки Агриса, напоминающие также о Заболоцком, только на первый взгляд спокойны, но при вчитывании пробирает их драматизм.
Василий Нацентов. «Лето мотылька» (Воронеж: АО «Воронежская областная типография», 2019). Первая книга молодого воронежского поэта, финалиста премии «Лицей»; о ней куда лучше меня высказалась Ольга Балла в «Воздухе»: «Настраивая каждый текст подробно и терпеливо, как музыкальный инструмент (нет, мускульных усилий, сопротивления материала тут не чувствуется – или почти), он добивается и едва ли не осязаемой, сложной звукописи, и плотного, без пустот, образного ряда. Книга очень цельная (может быть, до некоторого даже однообразия) и в интонационном, и в образном отношении; вся она держится на завороженности чувственным обликом мира, на сквозном настроении – печали от хрупкости и драгоценности существования, на – одновременно – уязвлённости этой печалью и любованием ею, на настойчивых образах: весны, конца зимы, таяния, воды (сырости, влаги, дождя…), рыхлого снега, осени, сумерек и света, языка и речи, рук, птиц (особенно птиц!), бабочек и мотыльков, сада (деревьев, веток, травы…), окон, разлуки, смерти и любви в их нерасторжимом родстве, на особенно волнующих автора цветах: синем, чёрном, белом…» Стихи эти – действительно классические по форме, но резко индивидуальные – я читал с удовольствием и с ощущением удивительно верно выбранной интонации, где осторожное отодвигание себя на край событий слов и звуков, шорохов, мельчайших штрихов происходящего не предполагает отсутствия позиции, – и тоже, как и у Агриса, виден резко индивидуальный натурфилософский мир.
Порадовала новым сборником – «Выше воздуха» («Айлурос», 2019) – и любимый поэт Елена Сунцова, в последнее время отошедшая от литпроцесса. В новой книге Сунцовой, как прежде, много символизации, много любовных историй, переданных через ассоциативные знаки, обмолвки, детали; много ветра, воздуха, вообще природных стихий – и, как мне уже приходилось писать, много обаятельной конспективности, проборматывания, а мелодия внутреннего разлада маскируется под незатейливую песенку.
Также новый сборник – «Северная ходьба» – в «Новом литературном обозрении» выпустил Игорь Булатовский: предельно литературные в лучшем смысле слова, иной раз подчёркнуто наследующие Мандельштаму стихи о речи, – как проницательно отметил Алексей Колесниченко в рецензии на эту книгу на «Textura», «поэт сам задаёт способ отношения к своим стихам, а следовательно, и понимания основ своего метода и, не побоимся сказать, функции поэта в реализации этого метода».
Как дивный прозаик дебютировала Валерия Пустовая с «Одой радости», вышедшей в «Эксмо». Книга написана на пограничье жанров (предмет, занимающий Пустовую как литературного критика), будучи, с одной стороны, составлена из фейсбучных заметок, публикуемых в «Лиterraтуре» и «Дружбе народов», с другой, будучи выдержана в традициях дневниковой психологической прозы, а из современников наследуя «Фейсбучному роману» Сергея Чупринина, двум книгам эссеистики Ольги Балла, а также Денису Осокину (у которого тоже в этом году вышла новая – полудневниковая – книга) и Евгению Гришковцу, но в главах, посвящённых родительскому опыту, кажется, всё же имея в виду «Посмотри на него» Анны Старобинец.
В книге Пустовой важна метафизика родства (отдельный и важный сюжет – материнства), особый интонационный наклон фразы, преображающий бытовое наблюдение, и – образцовая, не побоюсь этого слова, в своём религиозном и философском отношении к близким картина мира.
А ещё много утешающей самоиронии – и всё это в биографическом повествовании, кажется, и не предполагающем выхода за пределы семьи и дома и за пределы опыта, обусловленного этим проживанием.
Дивную книгу стихотворений «Мой папа был стекольщик» в «Стеклографе» выпустила поэт Надя Делаланд – о «светящейся лёгкости её стихов и ощущении предельности бытия; детальной пристальности различимого – и риторической растерянной вопросительности («мне кажется я знаю для чего / вот только обернуться и поймаешь / капустница летящая из мая / зачем живёшь?»); речевой «уводимости», которая есть неразличение будущего замысла, – и математического выстраивания логики высказывания» (так нескромно процитировал себя же) я писал в одном из наших обзоров.
Две книги, ставшие для меня настольным чтением в этом году, но вышедшие в 2017-м и 2018-м соответственно. Вадим Перельмутер «Записки без комментариев» (М.: М.: Б.С.Г.-ПРЕСС, 2017) – великолепное продолжение традиции гаспаровских «Записей и выписок». Тут много остроумного, афористичного, но сюжет этих миниатюр – всё же негромкая печаль по литературоцентричному времени. Вторая – Бориса Хазанова, «Оправдание литературы» (Б. С. Г.-Пресс) – сборник эссе, стержневой сюжет которых – литература эмиграции; о ней читайте рецензию Светланы Михеевой на «Textura»: «Честность, которая присуща Хазанову во всём – в интервью, в романах, в книге эссе, – выступает в своей превосходной степени, поскольку идёт рука об руку с пристрастным, очень личным размышлением о “высоком” — о литературе как о призыве к человечности. Гуманистические свойства и функции оправдывают её всецело – именно об этом Хазанов говорит в первом эссе, герой которого – он сам, живущий в «эпоху величайшего умаления человечности». Об этом заявлено и в названии: “Оправдание литературы”».
Отмечу также появление – для меня – в этом году целого ряда молодых поэтов (в том числе участников нашего проекта «Полёт разборов», ежемесячно действующего в Культурном Центре имени Крупской). Среди них особенно хочется назвать Сергея Рыбкина, Антона Морозова , Анастасию Кинаш, Максима Кашеварова, Наталью Явлюхину, Владимира Кошелева, Михаила Бордуновского, Елизавету Трофимову, Евгению Юдину, Ростислава Ярцева. Всех их, при разности голосов и поэтик, отличает, во-первых, интерес к культурному (и в немалой степени – классическому, как бы это по-разному ими ни понималось) настоящему; во-вторых, индивидуальная трансформация культурного опыта с прицелом на искусство, а не на «рассказ о себе стихами»; и, наконец, ориентация на сложность в поэзии – вопреки опрощению смыслов, навязываемому культурой потребления, – то, о чём писал Станислав Львовский в одном из итоговых опросов 2014 года: «Но очень, по-моему, важно в такой ситуации сказать лишний раз или два спасибо, – тем, кто думает сложно и пишет сложно. И тем, кто огромными усилиями, вопреки примерно всему в нынешней русской жизни, поддерживает в работающем состоянии хрупкую инфраструктуру издания и распространения сложных текстов о сложном». Из более старших поэтов таким открытием может быть названа Яна Юшина, опубликовавшая на «Прочтении» подборку совершенно невероятных стихотворений, наследующих рок-поэзии (и заставляющих вспомнить тёзку автора – Янку Дягилеву), дионисийских, порой веселящих, но полных осознанием трудной внутренней драмы и полных силы, скрепляющей этот видимый разброд образов.
