Текст: Михаил Визель/ГодЛитературы.РФ
Фото: www.spb.aif.ru
Сергей Довлатов умер очень не вовремя.
Эти слова могут показаться банальностью и почти насмешкой, в данном случае кощунственной. Ясно, что смерть в 49 лет не может быть своевременной! Но вот, скажем, ранняя смерть Чехова, несмотря на все человеческие сожаления, такого ощущения не вызывает. Трудно представить, как 57-летний Антон Павлович отнесся бы в 1917 году к тому, что вишневый сад вырубают не оборотистые Лопахины, а местные мужики (к которым Чехов относился весьма трезво). А три сестры стонут не «В Москву! В Москву!», а «В Париж! В Париж!» - так же не имея возможности двинуться с места. Или возьмем более близкий пример, Владимира Высоцкого, современника и почти одногодки Довлатова. Попробуйте представить себе 50-летнего Высоцкого на Съезде народных депутатов СССР, или его же, 70-летнего — на корпоративе. Это просто невозможно — он слишком крепко вколочен в свою эпоху и полностью в ней реализовался.
Про Сергея Довлатова этого не скажешь. Более того — про него приходится сказать прямо противоположное. Писатель, заметивший как-то не в бровь, а в глаз, что «талант это как эрекция — скрыть трудно, а симулировать невозможно», остался трагически невостребован и недореализован в СССР. Но в Америке дела пошли не то чтобы сильно лучше. Да, его как автора заметили престижнейшие американские (англоязычные!) журналы, зауважали слависты, он даже стал на какое-то время главным редактором независимого СМИ, в котором, при всех оговорках, всё-таки мог писать и печатать то, что считал нужным. Но достаточно почитать его рассказы американского периода, чтобы почувствовать, как мучительно он переламывал себя, пытаясь не жить эмигрантскими воспоминаниями советского прошлого, а писать об Америке.
А писать-то было не о чем. И не для кого.
— Ты писатель, — говорит ему Бернович, — вот и опиши, чего я кушаю на сегодняшний день. Причем без комментариев, а только факты. Утром — холодец телячий, лаке, яички, кофе с молоком. На обед — рассольник, голубцы, зефир. На ужин — типа кулебяки, винегрет, сметана, штрудель яблочный... В СССР прочтут и обалдеют. Может, Ленинскую премию дадут за гласность...
<...>
"Демократия, — размышлял он, — не только благо. Это еще и бремя. В Союзе такие люди были частью пейзажа. Я воспринимал их как статистов. Здесь они превратились в равноправных действующих лиц. Впрочем, — спохватывался писатель, — это хорошие добрые люди. О них можно, в принципе, написать рассказ..." («Мы и гинеколог Буданицкий»)
Довлатов задыхался в тотальном «Брайтон-биче» 80-х. И в конце концов задохнулся. Но из чего следует, что его гипотетическое возвращение в 90-е оказалось бы триумфальным, как у Аксенова? Или хотя бы скандально-заметным, как у Лимонова?
Задним числом легко быть проницательным. Но всё-таки попробуем объяснить, на чем основывается такая уверенность.
Во-первых, на журналистике Довлатова. Газета «Новый американец» произвела маленькую революцию в русскоязычной прессе. Сергей Довлатов как пишущий журналист и редактор выработал особый стиль — как бы дурашливый (достаточно сказать, что «колонка редактора» была оформлена на полосе в виде натуральной водяной колонки, в то время еще многим памятной), но при этом не затмевающий глубины и оригинальности мысли. В России в 90-е годы это направление «стёбной журналистики» стало на какое-то, достаточно долгое время главенствующим — а у истоков его стоял именно Довлатов.
Во-вторых, на эссеистике Довлатова. В своих двухчастных «Записных книжках» («Соло на ундервуде» и «Соло на IBM») он явил себя не только одним из первых «компьютеризированных» русских писателей, но и одним из первых, кто сумел убедительно претворить в практику заумные рассуждения теоретиков постмодернизма об «открытом произведении». По этим коротким, полным колючего юмора и стилистического блеска произведениям равнялись потом (и продолжают равняться) многие русские читатели, - в том числе такие, у которых не могло быть между собой ничего общего — кроме Довлатова.
И наконец, собственно, на его литературе. Здесь Довлатов тоже выступил не просто как яркий писатель, но и как первопроходец. Многие его друзья и знакомые жаловались и сердились, что он вывел их и события из их жизни в своих произведениях практически «как есть»... но при этом все пересочинив и переиначив. И уже после смерти автора те же литературоведы объяснили, что мы живем в ситуации тотальной «смерти автора», и слияние фикшна и нон-фикшна — основной тренд современной литературы.
Но все эти «во-первых, во-вторых, в-третьих» не имели бы никакого смысла без главного. Без порядочности Довлатова, без его человечности.
Дочка росла. Ее уже было видно из-за стула. Помню, она вернулась из детского сада. Не раздеваясь, спросила:
— Ты любишь Брежнева?
Я сказал:
— Любить можно тех, кого хорошо знаешь. Например, маму, бабушку. На худой конец — меня. Брежнева мы не знаем. Хотя часто видим его портреты. Возможно, он хороший человек. А может быть, и нет...
Как эти ни странно, но этот выделяющийся ростом мужчина с довольно запутанной личной жизнью подал нам пример, как можно вести себя естественно и порядочно, не кривя душой и не вставая в позу, в ситуациях и куда более сложных, чем неожиданный вопрос маленькой дочки — например, описанных в «Компромиссе», не говоря уж про «Зону». Поэтому к Сергею Довлатову очень хочется применить слова, записанные им самим применительно к Чехову:
Можно благоговеть перед умом Толстого. Восхищаться изяществом Пушкина. Ценить нравственные поиски Достоевского. Юмор Гоголя. И так далее. Однако похожим быть хочется только на Чехова.
Так и здесь. Можно преклоняться перед мужеством и упорством Солженицына, восхищаться раскованностью и изяществом Аксенова и т.д. Но наибольшую симпатию из всех «возвращенцев» вызывает Довлатов. Который вернуться так и не успел.
Ссылки по теме:
Фестиваль Довлатова объявляет конкурс эссе - ГодЛитературы.РФ, 16.06.2015
Герман: «Довлатов — суперзвезда литературы» - ГодЛитературы.РФ, 12.05.2015
Герман выбирает своего Довлатова - ГодЛитературы.РФ, 22.04.2015
БлОговещенск. Довлатов - ГодЛитературы.РФ, 27.03.2015
Я читаю. Актер Виктор Бычков - ГодЛитературы.РФ, 17.08.2015