Текст: Андрей Цунский
- АУДИОВЕРСИЯ
- Плейлист на youtube
- «Книги и сотой доли не сказали мне того,
- что сказало столкновение с жизнью. О, какое преимущество!»
- Н. С. Лесков
ОБВИНЯЕМЫЙ
Николаю Семеновичу Лескову принадлежит никем доселе не побитый рекорд: его обвиняли во всем. И все. По обвинениям в его адрес можно составить полный «кодекс литературных преступлений». «Причина непопулярности Лескова не столько в его разладе с основными течениями эпохи, сколько в неясности его стремлений, в корне благих, а в своих проявлениях туманных и бесплодных» - деликатно подытожил эти обвинения Николай Лернер, критик, в будущем - советский «пушкиновед», а на момент написания этих строк - присяжный поверенный, подвизающийся на критической ниве. Лернер был, бесспорно, талантлив - иначе бы статья его о Лескове, откуда взята эта выдержка, не попала в «Историю русской литературы» под редакцией Д. Н. Овсянико-Куликовского (Миръ, 1911, т. IV). Как критик, он внес немалый вклад в создание русской, а потом и советской писательской «табели о рангах»: «Он кое в чем мало уступает Толстому, Тургеневу, Салтыкову, Достоевскому - первым писателям своей эпохи, но… по степени проникновенности идеалами… Лесков гораздо ниже них». Вот беда-то, Николай Семенович, идеалами проникся недостаточно. Вот и получите за это в четвертом томе истории всей русской литературы выговор. Будто мало вам при жизни доставалось!
СЛУЖЕБНЫЕ ЗАПИСКИ ДЯДЕ «ШКОТУ»
Лесков осиротел в 16 лет. Из 4-го класса гимназии поступил на службу в орловскую уголовную палату суда канцелярским служителем. Через два года перешел в киевскую казенную палату по рекрутскому столу ревизского отделения. Это было в 1849 году, в разгар николаевской эпохи. Он ни на что не мог повлиять. Но не мог не видеть. «Это невыразимо страшно… мне
кажется, будто я видел отверстое человеческое сердце, страдающее самою тяжелою мукою… каждый кирпич, наверно, можно было бы размочить в пролившихся здесь родительских и детских слезах». Он уходит с казенной службы к управляющему помещичьими имениями мужу своей тетки Пелагеи, дяде «Шкоту» - так, на немецкий лад, транскрибировалась тогда британская фамилия «Скотт». И от него он слышит страшные слова: «Ты русский, и тебе это может быть неприятно, но я сторонний человек, и я могу судить свободно: этот народ зол; но и это еще ничего, а всего хуже то, что ему говорят ложь, и внушают ему, что дурное хорошо, а хорошее дурно». Вскоре Николаю поручают переселить на новое место «продукт природы» (так тогда официально выражались!) - крепостных. Увидев невыносимые условия содержания переселенцев, Лесков отпустил их в баню. Мужики чуть не разбежались. Полицейский чин проявил находчивость и "решил вопрос" - мужики отделались легким телесным наказанием, а Лесков избежал обвинений в «возмущении крестьян». Но «решение вопросов» в России традиционно. Взятку давать пришлось (дядя выручил), да и поучение выслушать: «Кому, сударь, людей жалко, тому не нужно браться народ на свод водить». А докладные записки об этом случае, равно как и по другим поводам, попались на глаза дядиному знакомому, киевскому профессору - и тот напророчил: «Быть Николаю литератором».
ПРЕДСКАЗАТЕЛЬ
Крупные произведения Лескова и вправду не удались. И дело именно что в «идеалах». Лесков не следовал им - а устраивал строгую проверку. Героев своих не возвышал - а проверял на свой идеал: человечность. «Некуда», «Обойденные», «На ножах» по этой причине не могли удовлетворить ни либералов, ни революционеров, ни консерваторов… А Лескова они не удовлетворяли больше всего с точки зрения художественной, и сам он писал, что язык этих произведений - недостаточно точный, чрезмерно «журналистский». Но вот от мыслей своих никогда не отказывался: «Я, будучи еще молодым человеком, уже предчувствовал, во что выродятся наши нигилисты, когда пророчествовал о них в «Некуда». Но действительность… превзошла все мои предсказания. …Я писал, что нигилисты будут и шпионами, и ренегатами … писатели пойдут к кулакам-издателям, сделаются биржевиками и банковскими кассирами, профессора - чиновниками и т.д. Что ж, разве это не оправдалось?» «Удивительно, как это Чернышевский не догадывался, что после торжества идей Рахметова русский народ, на другой же день, выберет себе самого свирепого квартального»… Все предсказания Лескова сбылись с ужасающей точностью. И перечислены тут далеко не все. Самую точную оценку романам Лескова дал Лев Николаевич Толстой: Лесков «указал недостаточность материального прогресса и опасность для свободы и идеалов от непорядочных людей; он отшатнулся от материалистических учений о благодеяниях государственного прогресса, если люди остаются злыми и развратными». Кстати, из всех русских писателей Лесков больше всех уважал и ценил именно Толстого. Даже вегетарианцем стал под его явным влиянием.
НЕ С ТОЙ РУКИ
Ах, если б писал Лесков скучно. Ну и забыли бы, как Писемского, да и ладно. Но его новеллы - "Тупейный художник", "Левша", "Очарованный странник", "Запечатленный ангел", "Леди Макбет Мценского уезда", "Стальная воля" - это шедевры русской прозы. Что же так раздражало его критиков и плодило ему врагов и справа, и слева? Почему был он таким неудобным, словно леворукость его (вас же не удивляет, что автор "Левши" - левша?) распространилась и на его сочинения? Упаси Бог в России над кем-то смеяться. А Лесков желчно смеялся, иронизировал, издевался надо всеми - купечеством и духовенством, чиновниками и ремесленниками. Да как изобретательно!
Казалось бы, чего в железнодорожном вагоне бояться дьякону? «А если, например, нигилист, да в полном своем облачении да с револьвером-барбосом?» И что вы думаете? «…вдруг нас так сильно встряхнуло, что все мы проснулись, а в вагоне с нами уже был нигилист»! И не простой - «лицо… щуковатое, так сказать, фальсифицированное и представляющее как бы некую помесь нигилистки с жандармом»! Очочки, неблагонамеренная фуражка, типический плед… А в результате - конфуз. Нигилист оказался… прокурором судебной палаты!
А кто поможет барину, который вопреки материнской воле женился на крепостной, которую мамаша уже тайно обвенчала с крепостным? Как детей отдать в кадетский корпус и в университет? На помощь приходит полупьяный консисторский приказный, и это после того, как «большие люди» в Петербурге не нашли никакого способа, и всего-то за два червонца. Вот что делать, если в приходской книге про жену барина записано, что венчана она с крестьянином? Вы сами додумаетесь? Нет? Почитайте.
«Нигилисты» (революционеры, левые деятели и либералы), прокуроры судебных палат, жандармы, лица духовного звания… В общем, Лесков мог запросто написать книгу «Как завести себе максимальное количество врагов среди всех сословий, партий и в любом учреждении».
А Лескову, который служил в ученом комитете народного просвещения и (ну, это даже объяснять не надо, как опасно) в министерстве государственных имуществ (!), - тихо предложили, как бы сейчас сказали «уволиться по собственному желанию». И что ж он творит? «Мне была предложена полная возможность уволиться по той форме, которая обыкновенно признается удобнейшею, но я сам предпочел ту, которая на мой взгляд более верна истинному ходу дела» - то есть чтобы уволили, выгнали со скандалом! Министр Делянов уговаривает подать прошение об отставке, умоляет:
- Зачем вам это нужно, Николай Семеныч?
И получает в ответ:
- Для некролога. Моего и вашего!
ХРАНИТЕЛЬ ЯЗЫКА
«Говорят, что меня читать весело. Это оттого, что все мы - и мои герои, и сам я - имеем свой собственный голос. Он поставлен в каждом из нас правильно, или, по крайне мере, старательно. Когда я пишу - я боюсь сбиться: поэтому мещане мои говорят по-мещански, а шепеляво-картавые аристократы - по-своему. Вот постановка дарования в писателе. А разработка его не только дело таланта, но и огромного труда. Человек живет словами, и надо знать, в какие моменты психической жизни у кого из нас какие найдутся слова».
Сколько раз называли Лескова подражателем, стилизатором… И всегда ошибались. «Сказ о тульском косом левше и о стальной блохе» считали фольклором, произведением, составленным из нескольких народных сказок. А между тем - это был действительно очень внимательно выслушанный и потом записанный Лесковым рассказ тульского оружейника, просто - народный язык...
Годы уносят из любого языка удивительные сокровища - сословные и профессиональные арго, местные наречия и говоры. В произведениях Лескова все они на месте - к услугам более поздних авторов. Помните, как у Булгакова зовется писательский поселок, в котором на всех литераторов коттеджей не хватает? Ну да, Перелыгино. А почему? От слова "лгать"? Да, но не напрямую. «Попадья же… застала всеобщее перелыганство: все прелыгались кийжде где на коегожде, кто всех виноватее»… Вряд ли искал Михаил Афанасьевич это «Перелыгино» в словаре у Даля. Лесков был у него с детства в памяти. А один популярный кинодеятель точно недавно перечитывал «Чертогон»… Правда, и взять сокровище из рук Лескова тоже нужно уметь.
А самому Лескову удавалось почти все. И гневные сцены, и описания эротических переживаний, и деревянная речь чиновников, и описание религиозных галлюцинаций… И порой фантасмагорические перипетии русской жизни: «Ах, господа, как найдет воровской час, так и честные люди грабят!» Изменилось ли хоть что-нибудь в нашем отечестве за сто с лишним лет?
«КОЗА»
Так кто же такой Николай Семёнович Лесков? Как назвать его, если не соответствует он никакой графе, не втискивается ни на какую полку, кроме книжной? Думается, стоит припомнить рассказ его «Томление духа», где вспоминал он своего наставника-немца по прозвищу «Коза». Про идеалы в рассказе, и правда, ни слова нет. А учил «Коза» не делать того, «чего Иисус Христос никому не позволил и просил никогда не делать», а прощальные слова его, обращенные к ученикам, звучали так: «иногда увидимся… и опять… не увидимся… иногда».