Отечественный насмешник. Салтыков-Щедрин

Текст: Арсений Замостьянов

Фото: elisavetart.com

Щедрина подзабыли. Но в глубинах нашего самосознания искореженные миры, созданные им, бурлят, невредимые. Он довёл до совершенства «эзопов язык», который ещё не раз пригодится писателям. Его злейшие враги - те, о ком он писал: «взамен совести выросло у них во рту по два языка, и оба лгут». Он весь - в иносказаниях, в иронии, подчас - утонченной, глубоко зашифрованной, а иногда - хлёсткой и грубоватой, чтобы каждый студент (на них надежда!) понял, намотал на ус. Более желчного писателя русская литература не знала. Говоря о сатире, принято ссылаться на Свифта - так вот, Щедрин превзошёл Свифта. При этом,

если вчитываться в щедринские сарказмы, сразу можно определить, что перед нами - современник и оппонент Некрасова, Достоевского, Толстого, Тургенева, наследник Фонвизина и Гоголя. Да и Антиоха Кантемира, первым провозгласившего сатирическое кредо: «Смеюсь в стихах, а в сердце о злонравных плачу». Салтыков-Щедрин стремится исправить, предупредить, одёрнуть. Он верит в благотворность воспитания. Здесь не только «злоба дня», но и «раненое сердце», сочувствие, хотя интонации Щедрина лишены внешней сентиментальности. Стиль департаментский, въедливо-суровый. Суровость излучают и портреты писателя. В том числе - самый талантливый и расхожий, кисти Ивана Крамского. Брадатый литератор не похож на жизнелюба, скорее - аскет, самозабвенно служащий своим идеалам. В пристальном строгом взгляде - «опыт, сын ошибок трудных». Верно, этого человека непросто удивить. Для Ивана Сеченова он - «диагност наших общественных зол и недугов». Для Василия Розанова - «Матерой волк», который «напился русской крови и сытым отвалился в могилу». Сегодня найдутся сторонники и первой, и второй трактовки, хотя читают Щедрина в наше время не так внимательно, как сто лет назад. Но фамилия и псевдоним, сплоченные в двойную фамилию, не выпали из исторической памяти.

РЕВОЛЮЦИОННЫЙ ДЕМОКРАТ

Перед нами - осмысленный революционный демократ. Именно поэтому в последние годы Щедрина вспоминают реже, чем он того заслуживает, хотя повестка дня остро напоминает «Современную идиллию». Из школьной программы постепенно исчезают его книги… Последние десятилетия воспитали в нас недоверие к целенаправленному воспитанию, к науке, к любому вмешательству извне в природный ход вещей. Мы теперь такие консерваторы, что дальше некуда. Стоит - и не трогай, с места не сдвигай, воспитывать - только портить… Определение «традиционный» нынче звучит как комплимент. Оставьте пошехонскую старину нетронутой! - таков вопль нашего времени. А он всё воюет с нашими опрометчивыми мыслишками, с нашей леностью, которая за полтора века не сдала ни одного бастиона. «Когда человек сыт и доволен, когда дела или делишки его пойдут изрядно, то он почти всегда наклонен думать, что этой сытости и довольству не будет конца» - не слишком устарело предупреждение?

Он - из Царскосельских кущ. Лицеист. Подобно Пушкину, Кюхельбекеру, да и Льву Мею, боролся за первенство в лицейской литературной жизни, держался дерзко. В каждом лицейском поколении были поэты. И Михаил Салтыков (тогда еще не Щедрин) писал стихи. Большого поэтического дарования у него не было, но к литературной работе он привык. Как и к читательскому вниманию.

В наш странный век все грустью поражает

Нам на душу особую печать…

Тяготила ли его служба? В компании столоначальников он ощущал себя во вражеском окружении, набирался тягостного опыта. Под благонамеренного не маскировался - и карьерные успехи чередовались с поражениями. За неблагонадежность Салтыкова ссылают в Вятку, но там он продолжил административную карьеру и дослужился до советника губернского управления. Позже служил в Министерстве внутренних дел, вицегубернаторствовал в Рязани и Твери. Там его прозвали «вице-робеспьером» и «домашним Герценом». Несмотря на чины и знатность, богачом не был никогда и потому не чурался литературной поденщины. К ней и пришёл, оставив службу. Стал «литературным работником» некрасовской школы. Его пристанищем стал журнал «Отечественные записки», победы и беды которого Михаил Евграфович воспринимал острее, чем перипетии собственной личной жизни. Сатирик, работавший на грани цензурного запрета, стал властителем дум «прогрессивной общественности».

Салтыков-Щедрин в ХХ веке вошёл в пантеон канонизированных классиков, его усердно изучали в школе, не говоря уж о гуманитарных факультетах. Пожалуй, даже перекормили школяров щедринской сатирой. Это связано

с политическими обстоятельствами: истребительная сатира вписывалась в концепцию революционной истории литературы - от Радищева до Горького. Его частенько цитировал Ленин, особенно - сказку про либерала: «В некоторой стране жил-был либерал, и притом такой откровенный, что никто слова не молвит, а он уж во все горло гаркает: "Ах, господа, господа! что вы делаете! ведь вы сами себя губите!». Да и про Головлева поминал регулярно. Знал близко к тексту.

Более едкого писателя в истории русской литературы не найти: сатирой пронизано всё, что сочинил этот плодовитый и трудолюбивый автор. Он писал об одичании людей, о том, как в душе человеческой порок побеждает ростки здравого смысла. Щедрин не только живописал пороки «феодальной» России, он со скепсисом оценивал и перспективы «развития капитализма». Словом, умел говорить нелицеприятности всем. Он высмеивал и психологию раба, и рефлексии хищников - хозяев жизни. Безжалостный? Но и в «Истории одного города», и в сказках, и, особенно, в «Господах Головлевых» чувствуется авторская боль.

Одна из сказок называется «Пропала совесть». Пропала, и это грустно. А кто такой Иудушка (Порфирий) Головлев? Елейный подлец, уничтожавший всё живое вокруг себя. Но каков его конец! «В нескольких шагах от дороги найден закоченевший труп головлевского барина». Он замерз - а скорее всего наложил на себя руки или был убит, когда захотел покаяться на могиле матери. «Господа Головлёвы» - расщепление семейного романа. Быть может, это самая страшная книга Щедрина, хотя именно в ней он проявил сочувствие к своим памфлетным героям, утеплил их, подсветил.

Идея «Истории одного города» бродила в воздухе. Монументальная карамзинская «История государства Российского» напрашивалась на пародию. Пушкин, набрасывавший чертежи будущей русской литературы, оставил незаконченную повесть «История села Горюхина». Её опубликовали в «Современнике» вскоре после гибели автора. Оказалось, что по карамзинской канве можно вышивать и в шаловливом духе. Салтыков-Щедрин воспользовался жанровой подсказкой Пушкина и наполнил свою «Историю одного города» десятками пародийных пластов, а еще добавил фантастики. Там и гоголевские мотивы, и Достоевский, и шаржи на всякого рода официоз… Получилась энциклопедия политической сатиры - и на реформаторов, и на реакционеров. И на тиранов, и на вольнодумцев. Ну а цитат, актуальных во все времена, там целые залежи: «У Глупова нет истории... Рассказывают старожилы, что была какая-то история, и хранилась она в соборной колокольне, но впоследствии ни-то крысами съедена, ни-то в пожар сгорела». О губернаторах говорится так: «Были губернаторы добрые, были и злецы; только глупых не было — потому что начальники!»

Против чего боролся сатирик? Бюрократию он знал досконально, раздел ее донага перед публикой, но замахнулся не только на политическую систему. От Щедрина доставалось всем, идеальные герои ему не требовались. А вот над представителями прогрессивных сил он смеялся не менее зло, чем над реакционерами: «Нет задачи более достойной истинного либерала, как с доверием ожидать дальнейших разъяснений». Припечатано Щедриным.

Он надеялся перестроить мировоззрение, привить здравый смысл - если не современникам, то потомкам. Мир пребывал во власти пагубных традиций, во власти призраков, - это он видел ясно. Вот против них Салтыков-Щедрин и задумал революцию: «Что такое призрак? Рассуждая теоретически, это такая форма жизни, которая силится заключить в себе нечто существенное, жизненное, трепещущее, а в действительности заключает лишь пустоту». Рационалист Щедрин, как мог, боролся с суевериями, с дикими предрассудками, подвергал их осмеянию. Тут даже уместно патетическое слово - бичевал. В этом видел просветительскую миссию. Мы забыли, что в рационализме есть рыцарственная, донкихотская красота. Это была прометеевская борьба за человека. Он называл себя «будителем общественного сознания».

Щедрин, отпрыск аристократической фамилии, дававшей России бояр, князей, графов, генерал-аншефов и даже цариц, понимал, что будущее цивилизации - за массами, а не за коронованными особами. Чем изобретательнее развивается техника - тем более это очевидно. После индустриальных революций элитарность означает отставание. Идея народовластия важна для Щедрина. При этом он - желчный скептик - не идеализировал крестьянскую общину. Народ сначала следовало просветить… «Любовь и потому знание истинных интересов народа», - так определил оснастку Салтыкова-Щедрина Толстой. Как прорваться к свободе? Многовековыми увещеваниями или большим кровопусканием? Щедрин не давал на сей счет рецептов, но верил: «Ежели общество лишено свободы, то это значит, что оно живёт без идеалов, без горения мысли, не имея ни основы для творчества, ни веры в предстоящие ему судьбы». Есть соблазн прокомментировать свысока: «И чего же он добился? Лучше бы думал о чем-нибудь высоком. Витал бы себе в туманной дымке…». А всё-таки нужны такие строители общественной мысли. И здравый смысл - не худшее знамя на свете.

НАСЛЕДИЕ

Он писал о «выморочном наследстве» и сам едва не стал таковым. Надеюсь, что эта опасность позади.

Издано несколько собраний сочинений писателя, в том числе и научных. Отмечу уникальный академический 20-томник (в 24 книгах), вышедший к 1965 году. Из литературоведов-щедринистов нельзя не упомянуть Сергея

Александровича Макашина (1906–1989), автора основательных исследований о жизни и творчестве писателя, ничуть не устаревших. Именно Макашин был главным редактором того самого собрания сочинений Щедрина. Дипломная университетская работа Макашина называлась «М.Е. Салтыков-Щедрин в его отношениях к утопическому социализму и революционному народничеству» - и щедринскую тему исследователь не бросал до последних дней.

Салтыков-Щедрин с трудом поддается экранизациям, но некоторые попытки интерпретаторов заслуживают упоминания. Событием стал в семидесятые спектакль Георгия Товстоногова «Балалайкин и К» в московском театре «Современник». Спектакль, к которому приложил руку и знаменитый Сергей Михалков, нередко показывали по телевидению, и трусливый лозунг «Давайте годить!» стал крылатым выражением. Врезался в память и мхатовский спектакль по «Господам Головлёвым», в котором Иудушку играл Смоктуновский. А по «Истории одного города» режиссер Сергей Овчаров снял абсурдистскую эпопею «Оно». Тогда, в годы перестройки, эту книгу Щедрина считали пророческой, видели в ней шаржи не только на Аракчеева и Александра Благословенного, но и на Сталина, Брежнева, Хрущёва… Проявился Щедрин и в мультипликации. «Премудрый пескарь», «Органчик», «Как один мужик двух генералов прокормил».

Некоторые афоризмы Салтыкова-Щедрина мы слышим ежедневно - и про севрюжину с хреном, и про Отечество, которое путают с их превосходительством. Кому-то и сегодня Салтыков-Щедрин кажется неблагонадежным, крамольным. Он и не собирался угождать всем и каждому. И при этом переместить автора «Господ Головлёвых» во второй ряд благородного литературного собрания вряд ли кому удастся.

Ссылки по теме:

Глуповцы поселятся в питерском ЦПКиО - ГодЛитературы.РФ, 26.08.2015

«Лирическое хозяйство» Афанасия Фета - ГодЛитературы.РФ, 23.07.2015