Текст: Владимир Березин
Обложка книги с сайта gvardiya.ru
Е. Матонин. «Яков Блюмкин» - М.: "Молодая гвардия", 2016 (серия "Жизнь замечательных людей")
Надо отдать должное автору: он не пошёл по кривой дорожке мифологического образа своего персонажа. А здесь это искушение чрезвычайно сильно.
Яков Блюмкин - фигура известная. Но к этой известности всё время прибавляется какая-то смутность, неопределённость, в героической музыке всё время звучит диссонансная нота.
Есть миф о Блюмкине, и он состоит из довольно известных, в общем, точечных эпизодов.
Вот Блюмкин в кафе, машет расстрельными списками, а поэт Мандельштам подбегает и рвёт эти списки.
Вот Блюмкин убивает германского посла Мирбаха, тут же начинается левоэсеровский мятеж в Москве, и Блюмкин растворяется в суматохе революционной России.
Вот Блюмкин оказывается в Персии, во время существования одной из многочисленных, но нежизнеспособных советских республик, которые возникали уже за границами бывшей Российской империи.
Вот Блюмкин путешествует вместе с Рерихом.
И вот его хватают, как курьера уже высланного Троцкого и накануне казни он успевает спросить:
«О моём расстреле напечатают в “Известиях”»?
При этом всё оказывается не так просто. Мандельштам не мог рвать расстрельных списков, потому что у Блюмкина их не было, и к расстрелам он касательства не имел. Более того,
все очевидцы блюмкинских скандалов в кафе вспоминают, что он вёл себя как особый тип блатаря, который будет потом описан Шаламовым? - человек с контролируемой истерикой.
Который, как в случае с Блюмкиным, выхватывает оружие, но довольно быстро позволяет себя схватить, удержать за руки, и проч. и проч.
Причём это случается не только при столкновении с Мандельштамом, но и с другими фигурантами.
Столкновение действительно имеет место - только важно продолжение. Мандельштам вместе с Раскольниковым (тогдашним мужем Ларисы Рейснер) отправляется на приём к Дзержинскому, и фамилия Мандельштама упоминается Дзержинским, когда тот говорит о ненадёжности Блюмкина. Где, казалось бы Мандельштам, а где Дзержинский - а вот, поди ж ты.
Это путь другого уроженца Одессы, сына турецкоподанного. Кстати, в знаменитом романе Ильф и Петров сознательно делают своего главного героя недостаточно талантливым комбинатором - «При слове “Геркулес” зицпредседатель чуть пошевелился. Этого лёгкого движенья Остап даже не заметил, но будь на его месте любой пикейный жилет из кафе “Флорида”, знавший Фунта издавна, например, Валиадис, то он подумал бы: “Фунт ужасно разгорячился, он просто вне себя!”» То есть, Остап Бендер не гений наблюдательности, - а уж позёр Блюмкин подавно.
Это важное соотношение (и время действия сюжетов то же), но - Бендер умеет расположить к себе людей,
за Блюмкиным не обаяние, а страх власти и романтика ужаса.
При этом, куда не копни - чекист оказывается неуспешен.
Даже о расстреле не напечатали - ни в «Правде», ни в «Известиях». Вообще нигде.
Германский посол Мирбах, может быть, погиб не от пули Блюмкина, а от выстрела его напарника. Судя по всему, он был дурной организатор, подвиги на фронтах Гражданской войны сомнительны (зато тянется слух о каких-то украденных деньгах).
Когда говорят о Блюмкине, как о члене ЦК Иранской компартии, оказывается, что об этом в первую очередь говорит сам Блюмкин - в списках ЦК этой партии его нет, он предъявляет современникам какой-то документ на фарси, да и более того, оказывается, что в неразберихе мертворождённой республики он мог выписать себе любые бумаги.
Будучи отправлен на работу в Монголию, постоянно напивается и ведёт себя так хамски, что монгольские товарищи выходят из себя. Постоянно рассказывает лишнее - случайным попутчикам, матросам на корабле, Бог весть кому.
Не расчётливый комбинатор, а глуповатый, постоянно жалующийся на жизнь Паниковский.
Бендер не заметил тонкого движения зицпредседателя - неосторожный Блюмкин не заметил перехода власти от Троцкого к Сталину.
Этот переход и некоторые куда более рассудительные люди не сразу заметили, но уж Блюмкин, когда всё уже было решено, совершил вереницу бессмысленных поступков и с точки зрения гипотетической оппозиции, и с точки зрения личной выгоды.
За что и был расстрелян двадцати девяти лет от роду.
Так что если и считать бывшего эсера комбинатором, то уж точно не очень великим.
За ним всё время остаётся след удивительного хвастовства, смешанного с трусостью.
И вот, внимательному читателю книги Матонина можно самому для себя решить вопрос - с кем мы имеем дело - с расчётливым авантюристом, с романтиком или с позёром.
Или, скажем,
отчего Маяковский пишет ему в дарственной надписи «Дорогому Блюмочке».
И, наконец, самое интересное.
Кажется, Блюмкина в современной мифологии сделали литературные мемуары.
Не только выжившие поэты и их родственники, вспомнили террориста, но даже Гумилёв, которого скучные, совсем не романтичные чекисты расстреляют в августе двадцать первого, пишет стихотворение о своей встрече в июне:
Человек, среди толпы народа
Застреливший императорского посла,
Подошёл пожать мне руку,
Поблагодарить за мои стихи.
Блюмкин оказался для Гумилева вполне «рукопожатен».
Перед читателем - полузапретная фигура,
романтик революции, человек, которому надписывали книги и посвящали стихи, шпион и террорист.
Тогда это слово не имело такого акцента, как теперь, и вело своё героическое звучание от террора, что вела партия эсеров, от народовольцев и цареубийц. (Блюмкин сам выступал с лекциями, которые так и назывались «Воспоминания террориста».)
И вот, из несколько нелепой человеческой судьбы потомки выковывает демоническую личность - Блюмкин и тайный спутник Рериха (сдаётся, это результат сближения службы в Монголии и того, что знаменитый художник странствовал именно на Востоке - а мифологическое сознание сближает всё). В другой ипостаси, Блюмкин - убийца Есенина (он был в другом месте, но неважно - сближается литературный круг чекиста, и его репутация убийцы).
Ну и тому подобное далее.
Матонин подробно разбирает эти эпизоды, заполняя лакуны меж событий - те, конечно, что можно заполнить. Дело в том, что
жизнь Блюмкина делится на описанную в мемуарах современников, и ту, что документирована советскими спецслужбами (проще употреблять этот термин вместо длинного «ВЧК-ОГПУ-НКВД-МГБ-КГБ-ФСБ»).
Одно время архивы спецслужбы приоткрылись, и через щёлочку в дверях просочилось много разных документов, потом дверь если не захлопнулась, то была прикрыта.
В итоге более или менее понятна первая половина жизни персонажа, а вторая до сих пор секретна.
Единственно, что сделала Служба внешней разведки, так это заявила, что наш герой с Рерихом в экспедицию не ездил.
Но вопрос в том, принципиальны ли эти секреты для понимания феномена Блюмкина не историком, а честным обывателем.
Судя по всему, не так принципиальны.
Феномен не в самой биографии, а в её восприятии, в конструировании мифа.
Ссылки по теме:
«Провокатор Азеф», 13.05.2016
Об Алексее Кручёных, 21.02.2016
О Велимире Хлебникове, 09.11.2015