Текст: Никандр Поленовский
Фото: издательство «КомпасГид»
Первая книга молодого писателя Евгения Рудашевского, «Здравствуй, брат мой Бзоу!», стала лучшей на Всероссийском конкурсе литературы для детей и подростков «Книгуру», что, наверно, отчасти и вдохновило писателя на дальнейшие труды. Похоже, не зря: автор молодой, но цепкий. Повествование второй книги он раскручивает постепенно. Поначалу не балует аллегориями и метафорами, использует короткие, будто хемингуэевские, предложения. И лишь постепенно словно бы «расходится», находит свой стиль. А может, это у него прием такой.
Помимо стиля, с классиком молодого писателя объединяет страсть к путешествиям и умение использовать пережитое. А географический разброс впечатляет: если первая книга была посвящена абхазскому Причерноморью, то вторая — иркутскому Прибайкалью.
Главный герой, тринадцатилетний Максим, живет как раз в Иркутске, за границами районов которого лежат самые заповедные сибирские края.
Чем занимаются современные иркутские дети-подростки? Не удивитесь: смотрят фэнтези и играют в компьютерные игры. Пока возраст не лишил их большей доли воображения, они умеют нанести сказку на холст замусоренного двора без очков дополненной реальности. Сказочные герои помогают в бескровных, но напряженных битвах между ребяческими «штабами», носящих названия, позаимствованные из фильмов по Толкину.
Обыкновенная детская каша в голове из всего, что удалось почерпнуть у взрослых или придумать самим, — та волшебная каша, в которую в определенном возрасте веришь больше, чем в слова родителей. Именно тогда зарождается в душе то, что пригодится на всю жизнь, если только не растеряешь с годами: собственное мнение.
Но дети — это далеко не всегда «сю-сю», и вот мы во всех подробностях наблюдаем жестокую драку и присутствуем при издевательствах над непохожими. Видим тонкую грань между дружбой и предательством. Смотрится очень правдиво.
На первый взгляд, ничего нового. Повесть взросления. Но ведь «Кумуткан» — еще и повесть о Сибири. Об одном из самых таинственных мест Земли, где десятки и сотни лет назад встретились по своей ли, по чужой ли воле разные народы со своими верованиями и укладами: местные буряты, эвенки…
Русские, малочисленные голендры, пришедшие не то из Германии, не то из Голландии, буряты… Частично перемешались, частично образовали национальные поселения. Сосуществуют по негласному закону: будь ты протестантом, буддистом или шаманом, ты имеешь на это право. Хоть и странный ты какой-то…
Жизненный уклад и обряды описаны настолько живо и при этом познавательно, что остается только рот открыть. И не переставать читать, разумеется: что же еще ждет наших героев? Какую невероятную древнюю легенду им поведают теперь?..
Вот, к примеру, история появления на свет Жигжита, очередного отчима Максима: «...в семь лет забеременела от того, что в ненастье проглотила синюю градину. Она три года не могла родить Жигжита, и родители отдали ее замуж за семидесятилетнего старика. Это не помогло. Но однажды, во время грозы, в девочку ударила молния, и она испепелилась. А среди пепла нашли его, Жигжита. В семье обрадовались, узнав о том, как погибла их дочь, потому что смерть от молнии — хороший знак, предвещающий появление великого шамана».
Коренная сибирячка Аюна, дочь шамана, сводная сестра главного героя, все время втягивает своих друзей в какие-то полумистические приключения, от которых и страшно, и настолько интересно, что… да пусть командует иногда, ее можно уважать, как саму Сибирь, только маленькую.
Описание шаманского жертвоприношения, попытка детей повторить кровавый обряд в играх с красной краской и бараном из снега кому-то может показаться дикостью. Но и заворожит, заставит задуматься. И не только об экзотических сибирских обрядах, но и о собственных корнях, где бы вы ни родились. Так что обязательные «12+» на книге — это в данном случае честная маркировка. А на сайте издательства вообще предупреждают: рекомендуемый возраст — от 14 лет.
А кто же такой кумуткан? Это белёк байкальской нерпы - такой красивый, пушистый недотрога, очень одинокий.
Максиму кажется, что его дедушка-ученый проводит над маленькими нерпами какие-то жестокие опыты. Он чувствует необходимость вывести деда-живодера на чистую воду. Эта мысль затмевает почти все остальные. И желание стать самым крутым пацаном окрестных дворов в том числе. Она заставляет Максима с друзьями пускаться в опасное путешествие…
И при этом сквозь все мальчишеские радости и невзгоды, удивления и находки Максим проносит надежду сделать то, что не дано ни одному кумуткану: найти своего настоящего папу.
И еще: большинство читателей будет путаться в буддийских терминах, непроизносимых бурятских заклятиях и других непривычных словах. Для них в конце книги припасен сладкий сибирский черемуховый торт-словарик.
Фрагмент книги и иллюстрации предоставлены издательством «КомпасГид».
Евгений Рудашевский
Куда уходит кумуткан?
...Торной дороги не было, только гладкий, вылизанный позёмками наст. Иногда его пересекали грубые шрамы торосов — витиеватые гряды из обломков льда. Здесь словно промчался Шаи-Хулуд, гигантский червь с планеты Арракис, — каменным хребтом вспорол поверхность и занырнул в озёрную глубь. Такие места приходилось объезжать.
В зелёном уазике ехал Евгений Константинович. Директор музея понравился ребятам улыбкой, задорными морщинами у глаз. Ещё больше им понравился След — лайка дядя Коли. Сам Николай Николаевич ехал на открытом квадроцикле и взять к себе собаку не мог. Её посадил к себе дядя Женя. Кроме того, он забрал всё снаряжение нерповщика. Максим жалел, что вынужден ехать в одной машине с молчаливым дедушкой. Виктор Степанович взял в путь старенький пикап с кабиной на четыре места и небольшим кузовом. Ехали друг за другом, вереницей.
Путь преградили завалы льда. Они высились двухметровой стеной, а за ними плескалось голубое озерцо. Дедушка, перекрикивая шум мотора и ломающегося под колёсами наста, объяснил, что эта стена называется нажимом. В последние дни было тепло, лёд расширился, и озёрные щели сомкнулись — вздыбили обломки острых клыков и зачерпнули наружу немного байкальской воды. Такое озерцо было мелким и безопасным, по нему мог бы проехать даже обычный мотоцикл.
Подумав, дедушка добавил:
— Когда похолодает, трещины опять разойдутся.
Встречались и отдельные глыбы — будто наконечники могучих стрел, пущенных в Байкал богами-тэнгэринами с высоты облачных замков. Когда-то здесь тоже стояли нажимы, но ветра давно выскребли, повалили их стены, остались только эти непреклонные и потому одинокие стражи. Чаще всего глыбы были мутными, но попадались и прозрачные, вылитые из чистейшего льда. Они чем-то напоминали ледяные скульптуры, что ставят в сквере Кирова в канун Нового года, только были массивнее, тяжелее.
Дядя Коля петлял, выбирая самый гладкий и надёжный путь, но порой машину начинало трясти мелкой дрожью. Это означало, что под колёсами пошёл ребровик —покров из прижатых друг к другу и стоящих ребром льдинок, словно карточки в библиотечной картотеке. Саша не успевал схватиться за сиденье и каждый раз, подскочив, бился головой о крышу. Максим и Аюна посмеивались над ним до тех пор, пока сами не треснулись макушками. Все трое ехали сзади, на двух сиденьях. Сесть вперёд, к Виктору Степановичу, никто не решался. Он и не настаивал. Машина остановилась.
— Приехали? — обрадовался Максим.
Дедушка не ответил. Вышел из пикапа и заторопился к стоящему впереди квадроциклу. Ребята нахлобучили шапки и, смеясь, начали толкаться — каждый хотел первым дотянуться до рычага переднего сиденья. Дотянувшись, наклонили его спинку и, всё так же толкаясь, полезли к двери — их в машине было только две, спереди.
Выскочив на снег, Максим замер. Почувствовал себя маленьким и ненастоящим, запертым в новогодний шар со снежинками. Этот шар кто-то хорошенько встряхнул, и всё занялось ватным туманом. Сейчас не верилось в существование других пейзажей — летних или весенних. Максиму казалось, что он блуждает в этой холодной пустыне в поисках своего ледникового купола. Он здесь потерялся навсегда. Если долго ехать вперёд, не заметишь, как наст озера сменится настом горизонта, а потом — настом облаков. Вечный круг одиноких странствий. Как колесо сансары, о котором рассказывала мама.
— Лови!
Снежок угодил Максиму в шею. Аюна и Саша, посмеиваясь, уже готовили новые. Максим показал им кулак, наскоро отряхнулся, забежал за машину. Спрятался там и хотел отстреливаться, но увидел, как под ногами струится позёмка, и замер. Зачарованность не отпускала его. Он и сам растворялся. Рассыпáлся тысячью мелких снежинок и ускользал быстрым ветром — прочь от всего, что знал. Никогда прежде Максим не чувствовал ничего подобного. Наваждение сошло лишь после того, как в него угодили ещё два снежка. Оживившись, он улыбнулся, стал отстреливаться.
Гнался за Аюной и Сашей, бросал в них наскоро слепленными и разваливающимися на лету снежками. Вздрогнул от испуга, когда в ногах проскользнуло что-то большое и белое, но тут же понял, что это — След, лайка дядя Жени. Ребята и не заметили, как она присоединилась к игре. Молчаливо перебегала от Саши к Аюне, от Аюны к Максиму. Беззвучно разбрасывала лапами снег, виляла хвостом. Вчетвером играть было ещё веселее.
Позвал дядя Коля. Нужно было возвращаться в пикап. Выяснилось, что путь был ещё далёк от завершения. Остановились, потому что его перерезала трещина. Шириной она была чуть больше полуметра, но колёса машин могли провалиться в неё. Пришлось делать настил из досок. Искать обход было бессмысленно, потому что такие щели расползаются на сотни метров и встречаются с другими щелями.
Перепрыгнув через трещину, Максим увидел чёрную глубь Байкала, понял, что всё это время они ехали по тоненькой корочке, покрывавшей тело водного гиганта — уснувшего на зиму и готового пробудиться через несколько недель. От этой мысли стало не по себе.
Когда ребята, шелестя куртками, забрались на заднее сиденье, Максим чуть навалился на Аюну и быстро шепнул ей:
— Ты почувствовала?
— Да, — Аюна улыбнулась...
Максим удивлённо посмотрел на нее, но больше не сказал ни слова.