Текст: Лев Данилкин
Фото: Getty Images
Масштаб празднования юбилея сопоставим разве что с пушкинским: Тургенев - один из главных ньюсмейкеров в медиа; по всей стране открываются посвященные ему выставки, скульптурные композиции, "мемориальные пространства"; профессионалы и любители принимают участие в тургеневских научных конференциях, викторинах и «народных видеокнигах».
Фигура Тургенева всегда легко осваивалась - и "высоким/официальным искусством", и поп-культурой: он побывал и в статусе первооткрывателя новых социальных типажей, и певца дворянских гнезд, и "протореволюционера", любимого писателя Ленина, и эталонного стилиста. Но что такое Тургенев сейчас? "Хранитель традиций Пушкина"? Образцовый "консервативный либерал"? "Русский европеец"? Один из очень немногих стопроцентно "конвертируемых" отечественных писателей? Автор почти официального гимна русскому языку и - чего еще? Рассказа об утопленной собачке? Повести о первой любви? Романа о нигилистах?
О том, что значит для нас Тургенев сегодня - и о приключениях образа Тургенева при жизни писателя и после смерти, - "РГ" поговорила с двумя современными биографами писателя - директором ГМИРЛИ имени В. И. Даля Дмитрием Баком и писателем Игорем Вирабовым. У обоих скоро выходят книги, посвященные Тургеневу.
Как объяснить масштаб нынешнего "тургеневского бума" в России? Давайте я буду играть роль нигилиста, для которого Тургенев - всего лишь давным-давно ушедший писатель, актуальность которого для людей 2018 года - под вопросом. Как так получилось, что у людей, которые рассчитывают процентную ставку рефинансирования или пересматривают договоры с Трампом, на уме стилистика Тургенева? Тут есть какая-то подоплека, может быть, политическая?
Игорь Вирабов: Я думаю, что и они используют при случае как минимум слово "муму". А "лишний человек" - прекрасный термин для "оптимизации кадров" и сокращения штатов, к примеру. Так что…
Дмитрий Бак: По-моему, никакой ложной юбилейной шумихи вокруг Тургенева нет. Наоборот, мне в наших литературно-юбилейных делах - не только тургеневских - не хватает как раз серьезного уровня разговора, дискуссии. Помимо стандартных констатаций величия и неповторимости - что на самом деле значит "юбиляр" для современной литературы, культуры? Какие смыслы, им открытые, продолжают жить и эволюционировать?
Что "политического" есть в фигуре этого писателя?
Дмитрий Бак: Думаю, объяснение "шумихи" - не в политизации, а в традиции. Далеко не всякий юбилей может иметь широкий резонанс. Условием "широты" является действительно всеобщая, массовая, если угодно, народная популярность, известность, поддержанная включением в школьную программу. Плюс - возможность причислить юбиляра к мировым писателям: таких в нашей литературе очень немного. По самому строгому счету, всего трое - Толстой, Достоевский и Чехов. При более вольном подходе в этот "шорт-лист" попадут еще два-три классика, в том числе, конечно, Иван Тургенев.
Игорь Вирабов: Писатель большой - потому и политизируется. А какой смысл политизировать писателя маленького и серенького? Крупная фигура всегда несет в себе крупные смыслы - а чего всем нам чаще всего не хватает, если не смыслов? Вполне резонно искать их в великих писателях, пусть и воспользовавшись юбилеем как поводом. Почему? Ну было 200-летие Пушкина - тоже отмечали широко. Что - юбилей Тургенева отличается каким-то особенным размахом - мне кажется, это не так. В свое время депутаты от КПРФ, помнится, шумели: не пропустим ли мы юбилей Тургенева, не забудем ли? Их как-то быстро постарались убедить, что не забудем: предъявили план по подготовке к юбилею.
Существует литературный канон, писательский "иконостас" - который вывешивается в школьном кабинете литературы. Штука в том, что на самом деле он не статичен, постоянно пересматривается. Чернышевский был в этом каноне, а потом его выставили оттуда. Горького в какой-то момент выставили - сейчас опять вернули. А вот "влиятельность" Тургенева с годами, такое ощущение, увеличивается - правда ведь? Почему?
Игорь Вирабов: Замечу только: и при жизни, и сразу после смерти Тургенева говорили, что вечность - не его удел, забудут скоро. Но вот - никак.
Дмитрий Бак: Литературный канон - явление динамическое. Есть вполне объективные факторы формирования канона: продвижение в критике, включение в школьную программу, создание музеев, наконец, поддержка со стороны государственной идеологии. Канонизация Тургенева началась еще в досоветский период и никак не пострадала в нашем столетии. Все дело в пресловутом ярлыке "русский европеец", который прирос к образу Тургенева настолько прочно, что нуждается в критическом анализе. Да, в прижизненном тургеневском бытии Европе пришелся ко двору именно такой привычный и понятный русский писатель - прозрачный по привычкам и взглядам, живущий в Бадене и Париже, в 1870-е - закусывающий на обедах вместе с местными светилами - Флобером и Гонкуром, Додэ и Золя. Но чем дальше отходила в прошлое эпоха прижизненной работы Тургенева, тем яснее менялся европейский взгляд на литературную "русскость". Самыми мощными вестниками гиперборейской души становились Достоевский, Толстой. Именно за их непрозрачными силуэтами стал брезжить подчас враждебный, но подлинный "свет с востока", в ущерб и в противовес прирученной семейством Виардо версии гармоничной и предсказуемой экзотики а-ля рюсс.
Игорь Вирабов: При жизни Тургенев был ничуть не меньше, а пожалуй, даже больше популярен в Европе, чем Достоевский и Толстой. И кстати, очень способствовал их популярности - хотя бы тем, что хлопотал о переводах их книг на иностранные языки. После смерти Тургенева все переменилось - он будто бы отошел в тень Достоевского и Толстого. Но все ведь ходит волнами - в начале ХХ века снова всплеск интереса к Тургеневу. Он по-прежнему влиял - действительно влиял - на литературу, и не только на русскую.
То есть Тургенев важен сейчас прежде всего как медиум, да? Сигнал остальному миру, что мы, Россия, по-прежнему разделяем либеральные западные ценности и хотели бы по-прежнему быть участником диалога, а не конфликта? Я правильно понимаю, что если литература - актив, который можно конвертировать в политические дивиденды, то Тургенева разыгрывают именно как такого европейца-патриота, западника-славянофила? И тебе, условно, "Дым" - и "Записки охотника".
Дмитрий Бак: Можно сформулировать шире: мы разделяем не только "либеральные" ценности, но констатируем возможность наличия общих ценностей как таковых. Писал же Тургенев по поводу "Дворянского гнезда": я, дескать, неисправимый западник, но заставил славянофила Лаврецкого разбить западника Паншина на всех пунктах. Тургенев, как это ни странно, больше всего объясняет русскую душу. Почему? Потому что больше всего способен совмещать крайности двух взглядов на Россию и русских, бытующие еще со времени публикации знаменитого «Философического письма».
Игорь Вирабов:
Тургенев - вечно двойственный и противоречивый. В нем есть всего понемногу. В меру патриот, в меру европеец, в меру - как ни отнекивался - славянофил. Тут нет его вины - он вечно мучился своей двойственностью и сомнениями. Жизнь тоже двойственна и противоречива.
Прекрасная пара на все времена, мне кажется.
Дмитрий Бак: Можно сказать, что Тургенев - представитель своеобразной "литературной дипломатии". "Дипломатическая", сиюминутная ценность тургеневской культурной работы очень важна. Именно благодаря его усилиям восток и запад евразийского литературного континента впервые поймали в фокус взоры друг друга, заключили пакт о намерениях. В международной политике и дипломатии существуют два начала. Одно - конвенции, договоры, пакты, стремление найти общее для совершенно разных национальных традиций. Другое - суверенитет и национальный интерес, необходимость отстаивания рубежей идентичности. Например, Достоевский и Солженицын близки второму началу. Тургенев же - яркий образец первого. Современный мир многополярен, в нем крайне затруднен адекватный контакт между государствами, этническими и религиозными идентичностями - поэтому тургеневские, культурно-дипломатические практики необычайно востребованы.
Игорь Вирабов: Принято считать: он западник и либерал - да он и сам настаивал на этом. Но все время выбивался из этого трафарета. Как правило, первая его реакция на любое событие была самой искренней, незамутненной. Реагировал по-детски импульсивно - потом оглядывался на мнения, на соратников по прогрессивной "партии" - и корректировал себя. Перед Русско-турецкой войной возмутился происками англичан на Балканах настолько, что за ночь в поезде написал стихотворный памфлет на британскую королеву - "Крокет в Виндзоре". Но не опубликовал. Потому что - ему же еще в Европу возвращаться. Там он про памфлет старается не вспоминать - и в разговорах осторожнее.
Странно все же - балканские войны, славянофилы, крокет в Виндзоре, где мы - а где все это. Вот правда: в качестве певца чего - ну или "беспристрастного исследователя" - интересен сейчас Тургенев? Помимо собственно "музыки языка" и деталей эпохи, какую информацию можно извлечь из его текстов сегодня?
Игорь Вирабов: Тургенев, говорили, дает своими книгами "социальные моды" - запускает в обиход "нигилистов", "лишних людей" и "тургеневских девушек". Но для меня он все-таки - когда в него погрузишься - оказывается певцом мучительного мира человека. Вот бесконечного мучения - от жизни и от совести. Которая всегда грызет. Многое в нем надо бы разгадывать с помощью методов психиатрических. О чем он ни писал - сосредоточен все-таки он на самом себе, на своих мыслях, своем детстве, своем мире. Лавировал, лукавил, менялся - только внешне. Внутри всегда - комок мучений. На полях рукописи романа "Новь" вдруг выписал себе списочек: "с кем я поссорился".
То есть Тургенев нам интересен как нарцисс - как Маяковский, Лимонов - в этом качестве?
Игорь Вирабов: Нарциссы так не мучаются.
А Тургенев умел превратить свою жизнь в сплошной кошмар.
Так, что и сны - только кошмарные. Звучит банально - "травма детства", - но что-то в этом было. В истории его семьи множество белых пятен. В истории его юности - когда в семье происходили страшные для ребенка события: родители на грани нервных срывов, что-то непонятное, из чего потом Тургенев вывел повесть "Первая любовь" - где юноша застукал своего отца с княжной Екатериной Шаховской (ну, Зинаидой в повести). Не только "Первая любовь" - он просто всю жизнь возвращается к тайнам детства. В зловещем рассказе "Сон" ищет какую-то тень отца. И так - до последнего вздоха. Что с ним происходило, как все это переворачивалось в его голове, - узнать, понятно, невозможно. Но ужасно любопытно.
Любопытно - биографу, ясно. Но почему мы, все остальные, должны двести лет спустя после его рождения вспоминать его добрым словом?
Игорь Вирабов: Потому что он большой, крупный, великий. И разговаривает с нами о том, чего мы сами в себе не понимаем. С ним человеку легче. Он-то знает, что ответов на вопросы нет, он фаталист. Но если не с кем людям разговаривать - с ума сойдешь. Тургенев нужен, чтобы было с кем по душам поговорить. Как ни странно, мне стало так казаться. В нем можно бесконечно открывать что-то - как и в самом себе. Он даже злит ужасно - но потом останавливаешься: ведь то же самое может злить нас и в самих себе. Читателю он, как ни странно, близок - как раз своими человеческими слабостями. Люди хотят казаться сильными - а на самом деле все слабы и беззащитны. Мысль нехитрая, конечно. Но нужно мужество, чтобы уметь в этом признаться самому себе...
А нам должна быть интересна его приватная жизнь, условно, отношения с Виардо?
Игорь Вирабов: От этого просто не уйдешь. Не потому что Виардо - факт его биографии, а прежде всего потому, что он ее себе придумал. Причем на самом деле в этом образе, жившем в голове Тургенева, смешались Виардо и та же княжна Шаховская, и крестьянка Лукерья, которая когда-то первой взяла его за волосы и сказала: "Пойдем со мной". Это такой сложный образ, не Виардо, а Шива многорукий(ая) и многоногий(ая).
Просто "секс энд рилейшнз" - это то, к чему публика часто сводит все загадки того или иного великого человека. Вроде как все этим объясняется: почему-почему? - Да потому, что на самом деле он был одержим Виардо.
Игорь Вирабов: Он одержим своей идеей. Своей фантазией, если хотите. Семейка Виардо сама не понимала: все они - лишь персонажи в его воображении. Просто таков его сюжет, такова его воля: чтобы ему повелевали. Как отец в "Первой любви" когда-то с Шаховской: хлыстом. Замысловато - но уж так сложилось в голове Тургенева.
Как школьнику сейчас рассказать про человека, у которого было пять тысяч крепостных, рабов? Это ведь очень странно, невообразимо, если не понимать контекст исторический. Как объяснить, что для Тургенева литература была не только нанизыванием буковок, но еще и социальной практикой?
Дмитрий Бак: Для русского писателя литература - это сплошь социальная практика, предполагающая преодоление литературности, выход за ее пределы - вспомните поздние годы Гоголя, Толстого… Здесь Тургенев тоже оригинален, он стремится остаться внутри литературы, быть и казаться только и исключительно артистом, художником. При этом каждый из идеологов и читателей принимает Тургенева за своего: ага, пишешь о революционерах, нигилистах, народниках - значит ты "наш", свой!.. Нет, я не ваш, вообще ничей, я чистый артист, - словно бы отвечает Тургенев. Все эти социальные типажи "намозолили мне глаза, как грибы и листья в лесу", вот я и зарисовал их, а больше - ни-ни!
Тургенев блюдет "эстетический барьер", запрет на единство слова и дела. Это ставит его на фоне других классиков в довольно рискованное положение,
зато с другой стороны - уберегает литературу от опасности превращения в прямую идеологию, в основу для необдуманных действий…
Каково быть сейчас биографом Тургенева? Когда вы принимались за свои труды, что вы намеревались сказать своим читателям? Почему вы решили, что сейчас, в 2018 году, это нужно?
Игорь Вирабов: Мне как биографу Андрея Вознесенского было любопытно, как странно рифмуются времена в нашей истории. В чем тут закономерность? Шестидесятые годы ХХ века, как ни странно, вдруг пересекаются с шестидесятыми века XIX. Тогда впервые Тютчев произнес слово "оттепель". Тогда и цесаревич, будущий Александр III, назвал художника Верещагина "мерзавцем" и "скотиной" - ничуть не хуже, чем Хрущев сказал об "абстракцистах на Манежной выставке. Но чем больше погружаешься в биографию Тургенева, тем больше понимаешь: это как в омут с головой. Квест, в котором важен поиск неведомых разгадок, а есть ли что-то там в конце - заманчиво и неизвестно.
Тургенева каждое поколение присваивает, приписывает ему какую-то идентичность. Какую бы идентичность приписали ему вы? Что он такое, чем он должен быть для 2018 года?
Дмитрий Бак: Тургенев - художник, который, несмотря на свою показную нейтральность, парадоксальным образом претендует на роль социального медика, диагноста эпохи. Что такое "Записки охотника"? Это читательская школа, развивающая умение замечать "малых сих", видеть в обычных людях Гете и Шиллеров, как это описано в "Хоре и Калиныче". "Дворянское гнездо" - роман о человеке, умеющем поступать поперек господствующей логики заботы о себе, о комфорте. Купи этот крем, отправься в это путешествие, живи в этом столичном квартале - "ведь ты этого достоин"! До боли знакомая современная нам технология обретения себя устроенного и свободного.
В наше время есть литератор с похожей судьбой - как ни странно, это Виктор Пелевин.
То же стремление каждые два-три года обнародовать рецепт общественной ситуации, историю болезни социума, микропоколения. Как позже будет у Пелевина - у Тургенева это с течением времени получается все хуже. Водораздел - "Отцы и дети": до выхода романа в свет несметные сонмища нигилистов были незаметны для окружающих. Но это уже последнее попадание "чистого художника" в социальную десятку. Дальше следуют гораздо менее удачные охотничьи выстрелы - будь то рассказы о быте эмигрантов в "Дыме" или хождение в народ в "Нови". Утрачена органика, налицо кисло-сладкая реакция читателей и критики…. "Новь" - это все уже теоретическое умствование. Тургенев больше не переживает все описываемое как свое. Узнал о "хождении в народ" - решил написать, и только. Он ведь человек "оттепели", шестидесятник, за пределами этого времени свободы жить не способный, как шестидесятники XX века - Высоцкий, Ильенков, Шпаликов, Тарковский.
Обнародуйте, пожалуйста, свой "Тургеневский минимум" - что у него нужно прочесть - сейчас! - обязательно?
Игорь Вирабов: Сборник рассказов "Записки охотника". Роман "Отцы и дети". Повесть "Первая любовь". Комедия "Месяц в деревне". Хотя мне все же жаль, что выпадают тургеневские "таинственные повести", - они, мне кажется, гораздо интереснее, чем принято считать. К примеру - рассказ "Сон".
Дмитрий Бак: Если список не для пятиклассников, то в мой золотой список вошли бы несколько очерков из "Записок охотника" - точно: "Ермолай и мельничиха", "Мой сосед Радилов". Конечно, "Дворянское гнездо", конечно, "Месяц в деревне". Впрочем, отбор здесь дело особенно сложное, поскольку нет более универсального русского литератора, чем Тургенев.
Когда я кому-то говорил, что иду брать интервью у тургеневских биографов, все меня просили узнать у вас про "секрет "Муму": почему Тургенев - это прежде всего "Муму", ну, в коллективном, народном сознании. В чем тайна воздействия "Муму" на читателей? Почему именно "Муму" стало "тургеневским мемом"?
Дмитрий Бак: Есть такой анекдот. Топит Герасим Муму. А она ему говорит человеческим голосом: ой, не топи меня, Герасим. Он говорит: никогда не видел говорящую собаку. Она ему: а я никогда не слышала говорящего мужика. "Муму" - совмещение двух очень важных вещей. Во-первых, это ясный информационный повод - как собачку утопили. Это вот такая универсальная вещь: сочувствие к слабым, жалость в чистом, детском виде. И во-вторых, это понятно абсолютно любому человеку. Что общего между "Илиадой" и "Анной Карениной"? Баба от мужика ушла. Понятно абсолютно всем. "Муму" - это идеальное перекрестье универсальных сюжетов, которые понятны каждому.
Игорь Вирабов: Почему котики в соцсетях идут на ура? Любая фотография котиков вызывает бурю эмоций? Видимо, и тут - собачку жалко, утопили.
Источник: «Российская газета»